Великая Отечественная и оккупация Крыма со слов очевидца. Часть 11.
В Государственном архиве Республики Крым хранится ряд дневников и воспоминаний. Одним из самых интересных нам представляется дневник симферопольца Хрисанфа Гавриловича Лашкевича (Государственный архив АР Крым. - ФП.156 / Крымская комиссия по истории Великой Отечественной войны. - Оп. 1, д. 31, л. 51-115).
В дневнике отражены события, происходившие в начальный период Великой Отечественной войны и период оккупации Симферополя немецко-фашистскими войсками в 1941-1944 гг.
В продолжение поста
https://pikabu.ru/story/velikaya_otechestvennaya_i_okkupatsi...
Далее представлен текст дневников
Дневники
Х. Г. Лашкевич
6.XI.42. Воскресенье
У нас делается что-то невообразимое: по всеми двору разливаются зловонные потоки из уборной. В уборную никто не ходит, туда выливают нечистоты из ведер и в самой уборной по всему полу на десять сантиметров разлита зловонная жижа. Несчастная Даша умудрилась провалиться в эту жижу и с проклятием и слезами долго отмывалась и отстирывалась. Никаких средств к вывозу нечистот нет. Городская управа взимает налоги, но ничего не предпринимает к облегчению нашего положения, а немцы под всегдашней угрозой расправы требуют нечистоты во дворах очищать.
Алексей М. организует очистку своими средствами: жильцы копают во дворе яму и сами сливают туда нечистоты из уборной. Больше всех работает, конечно, мой Сережа, но и моя сватья и многие другие работают усердно.
К моему удивлению, меня не допускают к этой работе. Между жильцами идут бесконечные склоки по поводу участия в работе отдельных лиц. Но когда я пришел помогать им — меня единодушно отстранили от этой работы, и никто во дворе при своих склоках не бросает мне обвинения в том, что я не принимал участия в работах. Это происходит, конечно, оттого, что Сережа работает за пятерых и берет на себя мою долю работы, но смею думать, что здесь сказывается и личное уважение ко мне. Это мне очень приятно. Вообще во дворе со мною все вежливы и деликатны и даже услужливы.
Двор у нас большой, до 80 жильцов. Все грызутся между собою как собаки, но, к удивлению, за эти 9 месяцев не было ни одного случая предательства или доноса. Алексей М. оказался прекрасным старостой. Он, конечно, подчиняется немцам, исполняет их приказы, но изо всех сил старается не дать жильцов в обиду.
Лучше него старосты не сыскать. Я помню, когда немцы начали выбрасывать из некоторых квартир жильцов, М. сразу без просьб предложил свою квартиру для уплотнения выселяемыми. Язвы нашего двора — сестры П., несмотря на бесконечно заводимые ими склоки и ссоры, несмотря на свою немецкую ориентацию, до сих пор никого не предали, ни на кого не донесли. Но мы их все-таки боимся до сих пор.
При советской власти П. всегда высказывались как самые убежденные большевички, были активистками. С приходом немцев они тотчас повесили у себя иконы. П. указывают на то, что раньше они были безбожницами и оскорбляли религиозное чувство других людей, они отвечают, что раньше они боялись советской власти и носили советскую маску из страха, а теперь эту маску сбросили.
Сейчас я думаю, что настоящую маску, немецкую маску, П. носят теперь, при немцах: они сами боятся репрессий за свои прежние действия и изо всех сил стараются выявить свою немецкую ориентацию, а чтобы на них кто-нибудь не донес, они всем и каждому сами угрожают доносами, но угрозы не приводят в исполнение. Это своего рода мимикрия, перекрашивание для собственного спасения. Но все-таки озлобление против них жильцов очень большое.
Ввиду переполнения уборных нечистотами жители пользуются разоренными домами и дворами. Я задался целью — подсчитать, сколько домов разорили немцы. В старой части города я насчитал таких домов больше сотни и бросил считать. К чему было разорять эти дома? Это все частновладельческие еврейские дома.
Когда немцы взяли на казнь евреев, они на каждой еврейской квартире вывесили приказ, запрещающий под страхом смерти заходить в эти квартиры. Затем, после казни евреев, немцы позабирали из еврейских квартир все имущество, до мебели включительно.
Пустые еврейские коммунальные квартиры немцы разрешили заселять, но частновладельческие еврейские дома, несколько сот, немцы оставили под запретом. Эти дома немцы затем начали разорять — выламывали двери, рамы, стропила, потолки и полы: все это шло им на топку. Из стен немцы выламывали годный камень, а с крыш брали черепицу для своих нелепых построек.
Вот на месте этих разоренных домов жители и устроили свои уборные. Свалки для мусора немцы устраивают тут же в городе на пустых местах. Около нашей квартиры две свалки, которыми пользуются наши женщины: там они находят разные годные для топки отбросы — дрова, щепки, тряпки, автомобильные шины и книги.
Никакими убеждениями я не мог заставить женщин щадить книги. К книгам женщины относятся с какой-то остервенелой ненавистью, и былые библиотеки бессмысленно погибают. Иван Иванович жалуется, что его жена Феня, несмотря на его запрещения и даже ругательства, истопила уже несколько десятков томов энциклопедии Брокгауза. При моей попытке спасти от сожжения очень ценную книгу о мироздании наши женщины наговорили мне так много злобных неприятностей, что я пришел в ужас. Не помогло даже мое тонкое указание на то, что эту книгу можно продать за 200 рублей. Книга на моих глазах была со злобой разорвана и брошена в печь. В течение пятидесяти лет я не плакал, а сегодня заплакал от обиды: как наши русские женщины не понимают, что они участвуют в разрушении своих культурных ценностей!
Книгами топят все женщины нашего двора, благо немцы вывалили на свалку целую библиотеку пединститута. На нашу свалку немцы выбрасывают и книги, и разные препараты, и гербарии, и музейные редкости. Мы не люди, мы — собаки, и у нас не должно быть культуры: зачем животным культура? Культурны только немцы, образование нужно только немцам, а русский народ займет подобающее ему положение прислуги и рабов у своих немецких хозяев, если эти хозяева не истребят его до конца.
С ужасом я вижу, что немцы не только стремятся уничтожить нас физически, но и стараются стереть с лица земли все достижения нашей культуры, нашего русского ума. Русская земля — это <нрзб.>, на которой немцы будут писать свою немецкую историю так, чтобы никто и не подумал, что здесь был народ более могущественный, более развитой, более умный и более культурный, чем они.
В самом деле, чем помешали русские книги немцам? Ведь если немцы их не читают, то они нужны для нас: книги дают нам образование, книги дают нам знания, книги служат украшением нашей жизни, показателем наших достижений в области науки и искусств, достижений не меньших, а больших, чем немецкие, по книгам учится наше молодое поколение, книги, наконец, служат нам для развлечения.
Чем помешали немцам наши книги? Может быть, наши книги плохи? Может быть, они являются продуктом низшей культуры? Может быть, они вредны? Так рассуждал когда-то мусульманин Омар, сжегший на несчастье всего человечества ценнейшую Александрийскую библиотеку. Так этого не может быть. У нас есть Ломоносов, превзошедший своих немецких учителей, у нас есть Менделеев, до которого не дорасти ни одному немецкому химику, у нас есть Пирогов — зависть современных ему немецких докторов. Наши инженеры, химики, астрономы, геологи, философы внесли в мировую науку вклады более объективные и более ценные, чем вклады немецких ученых.
Кстати о немецких философах. Что это за философы? Шопенгауэр извращал современное ему мировоззрение до такой степени, что заставлял ненавидеть жизнь. Фихте договорился до того, до чего договариваются умалишенные в сумасшедших домах, стал отрицать свое собственное существование. Кант все мировоззрение вывел из собственного куриного помысла. Ницше, служащий величайшим предтечей Гитлера, проповедовал человекоубийство для утверждения единого немецкого «сверхчеловека». Кстати, Ницше сошел-таки с ума.
Да избавит нас судьба от таких философов. Но немцы гордятся своими философами, которых, кстати, и не читают, и стараются умножить число немецких философов — вероятно, на удивление всему миру они возвели в философы Гете. Пора бы разоблачить этого умника, нахватавшегося поверхностных знаний и насильно втискивавшего принадлежавшие другим, преимущественно французам, идеи в свои произведения. Ведь если копнуть хорошо того же «Фауста», то выявится, что все высказанные там «мировые» мысли, тенденции принадлежат современным французским ученым.
Немцы издавна занимаются грабежом чужих мыслей и знаний и стараются выдать их за свои, немецкие. А немецкие историки? Послушать их, так окажется, что в мире не существовало цивилизации до тех пор, пока ее не создали немцы, и теперь не существует никакой цивилизации, кроме немецкой! А освещение исторических фактов? Более подлого извращения смысла исторических событий не найти ни в какой другой литературе. А немецкие литераторы? Что это за ничтожество!
Всякий другой народ стыдился бы выставлять напоказ такие произведения, как «Страдания молодого Вертера», а немцы до сих пор прославляют эту захламленную повесть. Мошенники в науке, присваивающие себе изобретения других ученых, немцы — мошенники и в искусстве. Посмотрите только на эту картину: «Винцершторикс сдается в плен римлянам». Победители римляне изображаются неуклюжими хмурыми людьми, подавленными царственным величием и красотой сдающегося в плен немца. Всякий немец, глядя на эту картину, должен вообразить, что настоящим победителем является пленный немец, а владыки мира римляне — слуги его.
Эта картина служит ярким отображением всего миросозерцания немцев и в то же время показателем их фальши и невероятной наглости в изображении событий. И вот эти немцы уничтожают нашу науку, нашу литературу, наше искусство. Впрочем, ошибаюсь — произведения искусства немцы грабят у нас и вывозят к себе в Германию.
Нашими картинами они будут украшать свои залы и, вероятно, поставят на них штамп «изготовлено в Германии». Чем помешали немцам наши писатели, что они выбрасывают на свалку их произведения? Разве у них есть такие писатели, как наши Гоголь, Достоевский, Толстой, Горький, Некрасов и другие?
Разве этого недоноска Гауптмана, не умеющего договорить до конца свою иронию, можно сравнить с Гоголем? Разве у них есть такие отобразители душевных переживаний, как наш Достоевский? Разве у них есть такие философы и вместе с тем художники от литературы, как наш Толстой? Разве их поэтов можно целиком сравнить с нашим Пушкиным?
Я думаю, что при истреблении наших культурных ценностей немцами руководит не только прямое стремление уничтожить нашу культуру, но и черная злобная зависть бесталанного ремесленника к талантливому художнику, зависть Сальери к Моцарту: во всех областях науки и искусства русский народ талантливее и гениальнее немцев, и этого немцы не могут нам простить.
Я слушал как-то лекции профессора Зоммера. Зоммер прямо говорил: «Русские студенты талантливее немецких студентов, а немцы лучшие компиляторы, чем русские: то, чего русский достигает гениальным вдохновением, немец добивается усилиями многих лет».
Немцы ненавидят нас не потому, что мы люди будто бы низшей расы (это выдумка немцев для оправдания своих зверств), а потому что мы в действительности культурнее и одареннее, чем немцы. Наши культурные достижения нужно уничтожать не потому, а для того, чтобы они не затмевали немецкой культуры.
8.VIII.42
Приятели убеждают меня писать о румынах. Но что о них можно писать? Это такие невзрачные и ничтожные люди, что о них положительно нечего писать. Но попробую.
Во-первых, румыны нечистоплотны, во-вторых, внешность их ничем не примечательна, в-третьих... а в-третьих, о них нечего сказать, кроме разве того, что они воры. Да, самые обыкновенные мелкие воришки. Они заходят в квартиры и стараются незаметно стянуть какую-нибудь мелочь: духи, пудру, зеркальце, кольцо и т. п. У нас они украли кусок мыла, зажигалку и еще какую-то мелочь, и вот сейчас же в нашем дворе продали соседям украденное у нас мыло. Румыны так же наглы, как и немцы, но у них нет необходимой для крупного грабителя самоуверенности, на них можно прикрикнуть, можно выгнать их, как попрошаек.
С первого же знакомства с ними население стало называть их «цыганами». Румыны «цыганят» у жителей разные подачки. Обращение немцев с румынами презрительное, высокомерное. Румыны иногда пытаются отыграться на нас своим обращением, но это им не совсем удается. Но все-таки в моральном отношении румыны лучше, чем немцы: они не проявляют жестокости, а наоборот, стараются сойтись с населением поближе.
Лакомы они также и на женский пол. Один румынский офицер до того приставал к моей свояченице, что довел ее до слез. Другой румынский офицер завязал связь с татаркой, и такая пошла у них любовь, что на удивление: целый день ходят по двору и во всеуслышание поют: «Миша любит Зою, Зоя любит Мишу», — и это на все лады и до бесконечности, может быть, продолжалось бы и по сие время, если бы не случилось несчастья: кто-то кого-то из них заразил сифилисом, ну тут уже, конечно, любовь пропала.
Происходило это на Кантарной улице. Румынские солдаты вечно толкутся на улице и предлагают прохожим свои пайки папирос, мыла, масла. Наши мальчишки завязали с ними постоянные торговые сношения. В то время как немецкого солдата на улице почти не встретишь, румыны облюбовали себе улицу для прогулок. Кормятся они значительно хуже немцев, одеваются не так аккуратно, немцев ненавидят.
Почти все румыны охотно играют на гитаре, причем подпевают сами себе, румынских песен не поют, а пользуются нашими. Любимая их песня «Катюша». Поют они ее так: «Вихатиля на перех Катуша». Все они, не в пример немцам, очень быстро усвоили русский язык, а некоторые владеют им с детства.
Попадаются среди них люди чистейшего русского типа, эти говорят по-русски прекрасно, очевидно, бессарабцы. Исключая выцыганивания и мелкого воровства, румыны не причиняют населению вреда. Но недавно произошел такой случай. Очередным эшелоном отправлялся на родину офицер, лишившийся в бою обеих ног. Его провожала невеста — русская девушка, с которой он собирался вступать в брак. Несчастный молодой человек, вместе с ногами лишившийся и любимой девушки, и перспектив нормальной жизни, перед самой отправкой поезда застрелил свою невесту и застрелился сам. «Чтобы никому кроме него не досталась», — комментируют это событие наши женщины.
Немцы возмущены этим поступком: сильная страсть им непонятна, безнадежность от неразделенной любви они также не понимают. Убивать по безрассудству, из страсти — недостойно арийца, это могут делать только люди низшей расы. Вот как передали мне мнение немецких офицеров по поводу этого случая.
9.IX.42
Ну, господа немцы, не вдаваясь в анализ этого случая, я скажу, что предпочтительнее иметь дела с людьми, могущими совершить преступление случайно, в порыве слепого нерассуждающего чувства, чем с хладнокровными убийцами, рассчитывающими заранее как размеры своих преступлений, так и беззащитность своих жертв и собственную свою безнаказанность за преступление.
В судебной криминальной практике аффектированное состояние преступника при совершении преступления часто признается смягчающим вину обстоятельством, а преступление по хладнокровному расчету ничем оправдано быть не может.
Румын сделал преступление, но, как не потерявший совести и чувства ответственности человек, он сам применил к себе высшую меру наказания. Он не рассчитывал на то, что состояние войны и его собственное тяжелое ранение облегчает ему судебный и общественный приговор, он сознавал, что его поступок противоречит общечеловеческой морали и международным законам и что вслед за преступлением должно идти и наказание, и от этого наказания он не уклонился и сам применил его к себе.
Теперь поговорим о вас, господа немцы. Я не обратил бы внимания на случай с румынским офицером, слишком незначительный и совершенно теряющийся в общем хаосе ужасных совершаемых вами, господа немцы, преступлений, если бы вы не высказали своего осуждения румыну. Да имеете ли вы право судить? Кто вы сами такие? Что вы сами представляете собою в моральном отношении? Можете ли вы быть судьями в каком бы то ни было деле — даже в самом ужасном преступлении?
Ведь преступники не могут быть судьями, а вы — преступники! Как вы смеете выносить приговор, вы, убийцы мирного населения, истребители детей! У вас даже не является мысли, что вы потеряли права человека на общественное мнение. Вы — истязатели, вы — хладнокровные убийцы, вы — грабители, вы — разрушители не только материальной, но и духовной культуры, вы сами стали «людьми без закона», теми людьми, от которых отказывается всякий закон, которых он ставит вне своей защиты, которых он лишает всех прав человека! И вы осмеливаетесь высказывать свое суждение чужому преступлению! Поистине, самовлюбленность и самомнение сделали вас совершенными, абсолютными дураками.
Вы настолько глупы, что даже не понимаете собственного положения. Вы даже смешны в своей глупости. Представьте себе, что в присутствии большого числа честных людей всем известный вор взобрался бы на судейское кресло, укравши тут же на глазах всех присутствовавших из кармана прокурорский платок, стал бы судить обвиняемого. Прекрасная картина, достойная экрана. В роли судей вы, господа немцы, не только неприемлемы, но и немыслимы. Вы истязаете наших пленных, вы убиваете наших мирных жителей, убиваете наших детей, уничтожаете нашу культуру, и вы еще мните себя судьями. Глупо до пошлости!
Я, обреченный наравне со всеми оккупированными вами гражданами, не признаю за вами не только права на суд, но и права на высказывание вами общественного мнения. Подумать только: человек, который сегодня утром раздевал обреченного на смерть ребенка 4-х лет, который аккуратно складывал платьице, белье, чулочки, туфельки этого ребенка, чтобы послать их своим детям как обновку, который затем хладнокровно травил этого ребенка как негодного щенка, этот человек осмеливается через два часа принимать на себя роль судьи чужого преступления. Если бы я, господа немцы, видел в вас действительных представителей человечества, то, наверное, сошел бы с ума, но я вижу, что вы, к счастью, подонки, отребье человечества, и хотя я и не доживу до суда над вами, но я уверен, что суд этот состоится, и единственное ваше спасение на суде, господа немцы, произойдет в том случае, если суд признает вас не людьми, а существами только человекоподобными, низшими по природе и потому не ответственными за свои деяния, как, например, хищные звери.
Что убийство румынским офицером своей невесты? Пустяк, который забудется завтра же. А вот тот факт, что немцы оказались в роли вершителей судеб Европы и в роли судей, это — величайшее несчастие для оккупированных народов, это — кошмарный случай в истории человечества.
Пройдут века, а человечество будет помнить, что изверги и подонки его были когда-то его судьями. Да, всемирная война принесла неисчислимые бедствия, и как был прав Сталин, тысячу раз прав, когда в своей беседе с Иденом предупреждал весь мир о готовящейся катастрофе. Я помню, что английский министр высказался тогда в том смысле, что он не разделяет пессимизма товарища Сталина. Вот тебе и не разделил! Дожили до того, что гнус, мерзавец предписывает свои законы, свои морали и свое «общественное мнение».
Да имеете ли вы на это право?! Впрочем, зачем повторяться? Нет, не удержусь, чтобы еще раз не сказать: немцы сами лишили себя права на суд и на высказывание общественного мнения, и «немецкое общественное мнение» не может приниматься в расчет культурными людьми, они не должны с ним считаться, это было бы слишком большой честью для варваров!
