JJavlar

Хроника чрезвычайных происшествий, которая для некоторых СМИ стала «основным хлебом», полна тревожных сообщений о бытовом травматизме. Причем тенденция такова: чем более энерговооруженным становится человек, тем больше шансов у него нанести себе тяжелое увечье. Электрические пилы, дрели, косы и другие «чудо-инструменты» порой несут не только угрозу членовредительства, но и самой жизни человека.

Может показаться, что рост травматизма – это неизбежная цена технического прогресса. Но у этого явления есть и другая сторона, которую обычно называют общим понятием – человеческий фактор. И борются с этим ненадежным звеном производства и сервиса путем максимального отстранения человека от процесса посредством его автоматизации и роботизации. А кирпичи все так же продолжают падать на голову, люди ломают шею, падая с лестниц, и рубят себе ноги, беря в руки топор. На мой взгляд, решение проблемы состоит не в замене человека механизмами и автоматами. А в его адаптации, приспособлении к миру техники посредством формирования чувства опасности (ЧО).

В нашем далеком уже послевоенном деревенском детстве ЧО чаще всего рождалось стихийно – во время разных рискованных занятий и забав. Но навыки, полученные порой очень дорогой ценой, оставались на всю жизнь.

Одно из любимых занятий детства – ловля окуней руками в пересыхающих старицах Припяти. В деревне располагалась крупная сплавконтора от Туровского леспромхоза. Зимой сплавщики прямо на льду старого речного русла готовили плоты из бревен – гребенки. Весной по большой воде из них составляли караваны и сплавляли вниз по реке до Мозыря.

Некоторые гребенки во время весеннего половодья разрушались – крепления в ту пору были ненадежными, из скрученной лозы. Остатки плотов течением прибивало к кустам, частично заносило песком. Иногда они ложились на толстенные дубовые бревна – комли, которые из-за своей тяжести сваливались с плотов и опускались на дно. В результате на дне старицы под застрявшими гребенками порой возникали целые лабиринты подводных пещер и тоннелей. Туда редко сквозь щели между бревнами проникал луч солнца.

Если просто сказать, что в тоннелях водились окуни, значит – ничего не сказать. В летнюю жару, когда заканчивался всякий клев на удочку, они стояли там в прохладном полумраке, зарывшись в ил вдоль бревен, сплошной вереницей. Черные словно головешки с еле различимыми полосами на боках окуни едва шевелили плавниками, уткнувшись пастью в хвост друг другу. Среди них наряду с мелочью попадались и крупные – около килограмма и более. Оставалось только поднырнуть под бревна, нащупать у самого дна добычу и таскать их, таскать...

Но легко сказать – поднырнуть! Ни про какие акваланги или просто маски с дыхательными трубками мы тогда и слыхом не слыхивали. Не было и сеток для добычи. Да и что бы мы с ними делали в узких извилистых щелях с торчащими со всех сторон острыми обломками. Тут хоть бы трусы последние под водой не оставить!.. Приходилось рассчитывать только на запас воздуха в легких. Нащупаешь заветную добычу и ухватив его за жабры, иначе обязательно выскользнет, пятишься задом к выходу из этой подводной пещеры. Чтобы вынырнув на поверхность, шумно вдохнуть воздуха и выбросить окуня на берег. И так до тех пор, пока рыба окончательно не разбегалась во взбаламученной «подводными охотниками» воде.

Короче, занятие было не только хлопотное, требующее опыта, сноровки, но и весьма опасное. Тем не менее самые удачливые из нас набрасывали на берег по 5-8 кг полосатых хищников.

Несмотря на весь риск, не припомню каких-либо серьезных происшествий. Разве что кто-то однажды выбросил на берег ужа, приняв его за большого вьюна. Вот крику было! Но в целом дуракам везло.

А вот в соседней деревне любители таскать окуней из-под бревен были не такими везучими. Один из них, нырнув в пещеру, поймал окуня средних размеров, а рядом нащупал другого, видимо, побольше первого. Азарт был такой, что парень забыл о всякой предосторожности. Вместо того, чтобы освободить руки, выбравшись на свет и выбросив рыбину на берег, он засунул окуня себе в рот, причем за голову. Зажал его зубами и продолжил охоту. Но окунь трепыхнулся и проскочил ему в глотку, растопырив там все свои колючие перья.

Никто не знает, как быстро он задохнулся. Когда, почувствовав неладное, его вытащили на поверхность, ничего сделать было уже нельзя.

Эта жуткая история на всех произвела большое впечатление. Каждый почувствовал, что мог бы оказаться на месте бедолаги. Некоторые вообще отказались от такого опасного промысла. Но и для остальных она стала большим уроком.

Конечно, сегодня подобная ситуация кажется экзотической. Но и любая работа, физическое занятие обладают определенной степенью риска. Всегда есть некая точка, черта, за которой риск становится неоправданным. Ощущение этой черты, владение элементарными навыками для нейтрализации риска и называю чувством опасности. Оно нужно во всем: колешь ли дрова топором – нужно правильно поставить ноги, чтобы не попасть по колену; работаешь ли ножовкой – знай, как безопасно держать руку; взбираешься по лестнице на крышу – не забывай правило «трех точек»... И т. д. и т. п.

Лучше всего, когда ЧО формируется с раннего детства, условно говоря – с первых неуклюжих упражнений в песочнице с совком и песком. Тогда оно становится частью образа жизни и человеку уже не нужно специально изучать правила той или иной работы. Человек с развитым ЧО никогда не включает незнакомый инструмент, пока не изучит его возможности и не выяснит таящиеся в нем угрозы.

Кажется, требование элементарное. Но сплошь и рядом наблюдаешь, когда подобное изучение и выяснение происходит «методом тыка»: авось пронесет! В итоге ситуации вроде случившейся с несчастным охотником на окуней, происходят вновь и вновь.

Владимир Верин.

«Маленькая Венеция» - Венесуэла. Так назвали страну мореплаватели Америго Веспуччи, соратника Колумба. Пять столетий назад они первыми из европейцев проникли в огромное озеро-лагуну на севере открытого ими континента. Их глазам открылся целый город из островерхих хижин на сваях с перекинутыми между ними ажурными мостками и сновавшими по улицам-протокам пирогами индейцев. Кому-то из них эта картина напомнила далекую родину — Венецию Средиземноморья.

Какое дело автору «Мифологии В. В.» до далекой латиноамериканской страны? Кроме того, разумеется, что она сегодня (и далеко не впервые) в «топе» мировых новостей. И, похоже, ситуация вокруг нее продолжает накаляться, перерастать в международный конфликт.

Но есть две другие причины личного и гражданского характера, определяющие интерес к теме. Полвека назад, когда автору, тогда студенту истфака Белгосуниверситета, специализировавшемуся по кафедре новой и новейшей истории, пришло время определяться с темой дипломной работы, выбор пал именно на Венесуэлу. Точнее, на послевоенный (40 — 50 годы 20-го столетия) период ее истории, связанный с борьбой венесуэльцев за право быть хозяевами на своей земле.

К тому времени в Венесуэле была свергнута диктатура Переса Хименеса, поддержанная США.

К власти пришли демократические силы, ориентированные на суверенитет и общественный прогресс. В мире, а в социалистическом «лагере» - в особенности, укреплялась надежда, что социализм все увереннее (после Кубы) вступает на американский континент.

Кроме того, имело значение, что автор в ту пору изучал испанский язык. Предполагалось, это обстоятельство поможет пониманию процессов в этом далеком мире, их исторических предпосылок. Несмотря на скудость оригинальных источников по теме, в основном — кубинских.

Иными словами, для автора, как, впрочем, и для многих других представителей молодежи 60-х годов, Куба, Венесуэла стали тем же, чем для поколения довоенной молодежи была светловская «Гренада». Как бы ни складывались позднее жизненные обстоятельства, этот интерес к происходящему в них и вообще в Латинской Америке оставался всегда.

Есть и другая причина, которая, уверен, понятна многим соотечественникам. Когда в «нулевые» годы заметно активизировались отношения Беларуси и Венесуэлы, некоторые «властители дум» недоумевали, что нужно нашей стране на далеком континенте? Чаще все объяснения сводились к меркантильным интересам, альтернативным источникам энергоресурсов и т. п. Эти факторы существуют, но имеют все же вторичный характер.

Первично иное. При всех громадных различиях — исторических, природных, экономических — есть нечто общее в судьбе двух народов. Прежде всего, в геополитических обстоятельствах, которые складывались вокруг них, в их стремлении изменить эти условия на началах справедливости. А еще в определенной взаимодополняемости опыта двух стран, готовности извлекать из него уроки и использовать в интересах своих народов. Что, кстати, не раз подчеркивалось во время личных контактов лидеров Беларуси и Венесуэлы.

Нынешний острый конфликт внутри Венесуэлы, его вероятные последствия в условиях глобализации и общей неустойчивости мировой системы способны показать немало поучительного. Причем не только для стран Латинской Америки, испытывающих похожие проблемы, но и для условно далекой Беларуси.

Венесуэла во многих отношениях отмечена «перстом Бога». Причем уже с первых мгновений открытия ее для мировой цивилизации. Еще Х. Колумб, который во время третьей экспедиции проплывал мимо прекрасных девственных лесов в устье Ориноко, решил, что открыл Эдем — рай земной. С тех пор понятие «самый-самый» постоянно сопутствует названию страны. Самый высокий в мире водопад... Самый лучший кофе... Самые богатые месторождения золота... Самые красивые девушки в мире... Самые большие запасы нефти...

Этот перечень можно продолжать долго. Но именно нефть в современной истории Венесуэлы стала символом ее судьбы. Судьбы, во многом отличающей ее от судеб других стран Латинской Америки. А в том, в чем эти судьбы схожи, именно Венесуэла демонстрирует крайнюю, высшую степень этих общих свойств. И сегодня, в момент критический для ее народа, эта особенность проявляется в двух мало совместимых проектах выхода из кризиса. Один — планы, разрабатываемые «группой Лимы» во главе со США: путь ультиматумов нынешнему политическому режиму и угрозы внешней военной интервенции. Другой — предложения, составляющие суть «механизма Монтевидео»: невмешательство во внутренние дела страны, содействие установлению диалога между противостоящими силами и социального мира.

По сути дела, за этими проектами, упрощенно, два возможных сценария разрешения острого политического кризиса в Венесуэле, каждый из которых в зависимости от позиции наблюдателя может расцениваться и как оптимистический, и как пессимистический. А в конечном счете, исходя из примата прав человека, в зависимости от масштабов кровопролития среди венесуэльцев, которого удастся избежать/ не избежать в процессе их реализации.

Какой из этих сценариев имеет больше шансов быть воплощенным? Или возможен какой-то третий вариант, который не укладывается в прокрустово ложе стандартных рассуждений политиков и политтехнологов?

Своеобразие ситуации в Латинской Америке, расстановка политических сил и их реакции на мировые процессы таковы, что нельзя исключать любой вариант развития событий. О некоторых исторических и социальных предпосылках, способных повлиять на предстоящие политические решения, - во второй части текста.

«Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лайяй».

(А. Н. Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву»).

Восстание «желтых жилетов» (ЖЖ) во Франции против политики президента Э. Макрона в минуты, когда пишутся эти строки, продолжается. О его непосредственных результатах говорить еще рано. Тем более об отдаленных последствиях. Но уже понятно, что такие последствия, во-первых, окажутся весьма глубокими. А, во-вторых, затронут они не только родину Великой французской революции. Как и многое другое, что начиналось и становилось публичным в этой стране (например, «Парижская весна» полувековой давности), декабрь 2018-го года будет иметь многообразные последствия для других стран и народов. Хорошо, если в виде извлеченных ими уроков.

Вообще политический аспект темы ЖЖ дает редкую возможность подтвердить правомерность заявленного в этом блоге основного подхода — искать глубинный смысл текущих событий в символике сопровождающего их мифа. Признаюсь, эпиграф к этому тексту, существенно повлиявший на ход рассуждений, появился совершенно случайно. Он возник из формального созвучия слов «лайяй», заимствованного Александром Радищевым у Василия Тредиаковского, и современного термина «лайкать», вышедшего из лексикона пользователей Интернет-сетей. В свою очередь, Тредиаковский в «Телемахиде» понятием «лайять» характеризует одну из черт «стозевного чудища» - политического режима, государства в целом. При этом он опирается на многочисленных предшественников, в том числе на легендарную «Энеиду» Вергилия, который уже видел извечную природу власти.

В обозначении глубокого смыслового родства, совпадения двух понятий, разделенных тысячелетиями истории, - «лайять» и «лайкать» - а не только в их внешнем созвучии, состоит одна из задач этого текста. Кроме того мы попытаемся обнаружить признаки эволюции власти в эпоху глобализма, ее миграции на новый социальный уровень.

Приход Э. Макрона к власти был настолько же неожидан, насколько закономерен. Неожидан для тех, кто связывал свои надежды с традиционными партийными, коалиционно-блоковыми механизмами политической борьбы. Как закономерность расценили победу «выскочки» те, кто уже несколько десятилетий наблюдал деградацию классических идеологий и институтов с их непоколебимыми ценностями и выход на политическую арену новых социальных сил, принесших и новые инструменты соперничества.

Нынешнее восстание ЖЖ при не предвзятом взгляде может приоткрыть характер этих сил и инструментов. А также вероятных последствий процессов, происходящих с их участием.

Здесь уместно вспомнить гениального О. де Бальзака, наблюдавшего «человеческую комедию» французской жизни» между революциями 30 — 40-х годов 19 века. Пораженный ролью прессы в раздувании пламени социально-политических катаклизмов он назвал тогдашние газеты «4-й властью». О чем любят напоминать представители современных СМИ. Не брезгуют прибегать к нему даже носители реальной власти, не забывая подчеркивать при этом «закавыченную» природу выражения.

Во всяком случае, во многом благодаря поддержке СМИ, которые иногда сравнивают с оружием массового поражения, весьма абстрактные обещания Макрона совершить «мирную революцию» получили широкое распространение. Они нашли отклик в массе избирателей, недовольных «многоразовыми» партийными политиками. «Массовка» политического театра любит такие революции. С одной стороны, обновление: свобода, равенство, братство и побузить можно. С другой — мирная, т. е. можно не опасаться «получить в морду».

Но возможны ли такие революции на практике? Бессмысленность этого выражения не улавливает слух обывателя. Ведь даже «добровольный» уход режима де Голля не был вполне мирным. Не говоря уже о его клонах в других странах (Чехословакия). И кто в конечном счете оказывается в выигрыше от такой революции? Эти вопросы если и приходят в голову основным участникам событий, то лишь в последнюю очередь. В общем, в результате поднятой в медийном пространстве волны популярность наспех сколоченного Макроном движения намного опередила рейтинги традиционных партийных игроков, что позволило ему победить на выборах.

Наступило время выполнять предвыборные обещания. В принципе для этого существуют два пути. Первый — усмирять аппетиты «чудища», изменять его «стозевную» капиталистическую природу. Второй — поменять публичный образ «чудища», с помощью макияжа и пластики создать привлекательный для общества имидж власти.

К сожалению, в мире пока нет однозначно положительного опыта движения по первому пути. Да и Макрон первыми же шагами обозначил свои приоритеты: «Чтобы найти работу, достаточно перейти на другую сторону улицы». В этом заявлении общественность справедливо отметила преемственность с «мудростью» печально известной предшественницы Марии-Антуанетты: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные».

А вот эффект следования по второму пути Макрон мог оценить по цифрам рейтингов и головокружительному взлету в собственной политической карьере. По крайней мере она позволяла вполне трезво ответить на вопрос, перефразируя Тараса Бульбу: кто его породил, и кто, следовательно, мог его «убить». Образно говоря, встала задача овладеть «лайками», взять под контроль тех, кто способен политически и породить, и убить.

Дальнейшие события прочитываются достаточно легко. В предновогоднем обращении в декабре 2017-го Президент Французской республики призвал посвятить нынешний год борьбе против лжи в СМИ. В первую очередь — с источниками фейковых новостей, посредством которых надуваются и сдуваются рейтинги, создаются «спасители нации» и они же в короткое время «теряют лицо».

Остальное — дело техники. Вскоре в Национальное собрание вносится законопроект об ужесточении наказаний за распространение так называемых лживых новостей, публикуемых интернет-ресурсами и социальными сетями. Которые, стоит заметить, из конкурентов традиционных СМИ превратились в одну из их опор, стали средством выживания.

Инициатива, как известно, наказуема. И речь здесь даже не о реакции либерального сообщества с его воззваниями об угрозе демократии и наступлении на свободу слова. Этот акт политического спектакля завершается. Но государство в лице Макрона (осознанно или нет — отдельный вопрос) в борьбе за удержание власти бросило вызов силе наднациональной, для которой не существует зримых границ. Сегодня у этой силы нет ни общепризнанного названия, ни точного определения. Поэтому условно назовем ее Технология. Это явление научно-прикладного порядка, как и наука в целом, развивается по своим собственным законам, которые и служат ее единственными критериями и ограничениями.

Поскольку Технология существует в обществе и только усилиями людей может развиваться, она неизбежно сталкивается с моральными нормами. Назовем их заветами предков. Достаточно вспомнить хотя бы о судьбе 10 заповедей Христовых. Вся человеческая история — это история побед Технологии, история приспособления заповедей к ее нуждам.

Особый случай — информационные технологии (ИТ). Поскольку ИТ существуют именно в сфере коммуникации, т. е. условия и самого способа жизни человеческого общества, их влияние на его развитие уникально. На определенном этапе развития ИТ становится неизбежным их антагонистическое пересечение и столкновение с государством, институтами власти — другим способом (или измерением) развития общества и его организации. Результат этого столкновения, по определению, не в пользу государства. По крайней мере, его конкретной формы.

Здесь возникает соблазн напрямую вывести восстание ЖЖ из предложенных выше рассуждений. Дескать, вот государство — сила консервативная, реакционная. А вот ЖЖ — носители прогрессивного, революционного начала. Они — за народ! Соответственно, все симпатии — в их пользу!

Однако остается смутное чувство, что есть кто-то третий. Ведь ЖЖ — это не только цветные жилетки. Это опознавательный знак партийной принадлежности, ее знамя — во-первых. Это конкретная идеология — во-вторых. Это, наконец, определенная структура, организация.

Но где же у нее партийные секретари, «ганьбу»? Где штатные идеологи? Где пышные съезды и пленумы? Здесь невооруженным глазом ничего не увидеть. Как не увидели в свое время властители Древнего Рима рождение в катакомбах новой всепобеждающей идеологии — христианства. Или тысячелетиями позже другие правители пропустили появление «партии нового типа» - большевиков.

Несомненно, движение ЖЖ неплохо организовано и эффективно координируется. Сами жилетки, сроки выступлений, места сбора, способы действий... Все продумано, целенаправлено, «заточено» на результат.

Кто же тот самый «третий», способный бросить вызов могущественной государственной машине? Кто организует «флешмобы»? Кто обеспечивает единство и согласованность выступлений? Эта сила формально имеет государственную «прописку», но по сути интернациональна, глобальна. На этом уровне функционирует Интернет, создаются информационные ресурсы, развиваются социальные сети. Здесь впору вспомнить Бальзака. Неужели все-таки «4-я власть» бессмертна и сегодня, нырнув в виртуальное пространство, и вовсе стала первой? И единственной, поскольку настоящая власть всегда одна. А классические либеральные рассуждения о разделении властей, тем более о существовании 5-й, 10-й и т. д. властей — это всегда «разговоры в пользу бедных».

Иными словами, неужели ИТ стали настоящей политической силой? Или это политика все более сводится к сфере ИТ? Кто быстрее в эту сферу внедрился, тот и победил, тот и есть настоящая власть... Многое как будто свидетельствует именно о таком развитии политического процесса: «твиттер-дипломатия», «электронное правительство», «новые управленческие технологии», «цифровизация обшества» и т. д.

Но если глубже во всем этом копнуться, вполне возможно различить все те же частные, групповые интересы, которые по-прежнему противостоят интересам основной части общества. Хотя и нередко маскируются под них в своей конкуренции с национальным государством. Образно говоря, «лайки» виртуальные противостоят «лайкам стозевным», которые отождествляются с конкретным политическим режимом. ИТ-олигархия борется с олигархией классической и расходным материалом в этой борьбе оказываются интересы остальной части общества.

Макрон своими попытками реформ посягнул на интересы ИТ-олигархии. При этом будучи сам порождением ИТ-сообщества, что и предопределяет его поражение рано или поздно. Любопытна хронология событий. ЖЖ выступили после повышения цен на топливо. Но «после того» не означает «вследствие того». Еще ранее Макрон поддержал инициативу создания европейской армии параллельно с вооруженными силами блока НАТО. Идея вполне объяснимая с учетом исторических претензий Франции на роль одного из международных центров силы. Особенно актуальна она в современных условиях опасно накренившегося однополярного мира с монопольным доминированием одной сверхдержавы.

Расплата была неминуема. Уместно вспомнить судьбу генерала де Голля, который в свое время вывел страну из военной организации блока НАТО. Оставалось лишь дождаться удобного повода. Таким «спусковым крючком» стало очередное повышение цен на горючее, предпринятое как по заказу в период, когда общество настроено на получение предновогодних подарков. И крючок был нажат...

В общем Макрона не жалко. В свое время он посеял ветер («мирная революция» и т. п.). Наступило время жатвы. Эволюция его имиджа, который одно время рифмовался с именем Наполеона, а ныне чаще ассоциируется с известным бытовым предметом одноразового использования, в общем соответствует реальному политическому весу. Здесь важнее увидеть первый открытый выход на политическую арену сил, способных надувать и сдувать имиджи и рейтинги. Эти силы, контролирующие «лайки», намерены взять под контроль «стозевных лаек». Эта «железная пята» способна многократно превзойти описанную Джеком Лондоном. Хотя бы из-за своей способности преодолевать границы осязаемые — земные, так и духовные — проникать в человеческое сознание.

Что может успешно противостоять этой угрозе? Развитие коммуникации по всем каналам, диалога между государствами, народами, группами интересов. Возникновение нового языка общения, социально-политического дискурса. Коротко говоря, создание ИТ-Интернационала, который единственный способен обуздать «лайки», обратить их на пользу обществу. С ИТ-Интернационалом Воспрянет род людской!

Владимир Верин.

17 января. В день, когда случилось это событие 59 лет назад, о нем мало кто знал. Зато спустя 49 дней о нем узнал весь мир. Столько времени самоходная баржа с четырьмя солдатами на борту и сломанным мотором, унесенная 17 января 1960 года от острова Итуруп в Тихий океан, была предана воле волн. Ее команда — сержант Асхат Зиганшин, рядовые Филипп Поплавский, Анатолий Крючковский, Иван Федотов — имели при себе минимум продовольствия. Буханка хлеба, пара банок консервов, несколько картофелин... Вот все, чем отважная четверка располагала в борьбе за свое выживание.

А еще были гармошка с кожаными мехами, кожаные сапоги, поясные ремни... Все это было сварено и съедено, чтобы хоть как-то поддержать силы. И был главный источник силы — способность держаться вместе, укреплять друг друга в надежде. Помнится, об этом в те дни писалось и говорилось больше всего, как о неоспоримом преимуществе советского человека. Приводилась масса примеров подобных случаев с представителями западного мира, завершавшихся трагически. Вплоть до людоедства.

Через 49 суток дрейфа в бескрайнем океане баржу заметили. Тогда это была мировая сенсация № 1. Вплоть до полета Юрия Гагарина имена четырех советских солдат были у всех на устах. Нам, детям, они казались сказочными богатырями, победившими могучий океан. В знаменитой песне тех лет «Я люблю тебя, Россия» Людмила Зыкина пела о них и о Гагарине, и слова песни воспринимались как гимн подвигу великой страны.

А у молодежи большой популярностью пользовались еще и другие строки, 2 на мотив входивших тогда в моду рок-н-ролла и буги-вуги:

Зиганшин — буги!

Зиганшин — рок!

Зиганшин съел

второй сапог!

Поплавский — рок!

Поплавский — буги!

Поплавский съел

письмо подруги...».

В этих куплетах были достойно отмечены и другие члены героического экипажа баржи.

Тогда же мы, дети послевоенного поколения и услышали впервые о далеком острове Итуруп — самом дальнем рубеже страны Советов. Сегодня о нем и о других островах Малой Курильской гряды снова много говорят в хронике новостей. Можно подутать, что действительно на них свет клином сошелся. Люди задаются вопросом: отдаст Россия острова Японии или нет?

При этом чаще всего приводят доводы меркантильного характера. Типа: а какую ценность для России представляют эти скалистые, малонаселенные острова? А что Россия получит от Японии взамен?

Люди, более просвещенные, приводят аргументы стратегического порядка. Например, о контроле над морским шельфом в районе островов, где сосредоточены немалые залежи нефти и газа. Напоминают также о том, что с передачей островов будет окончательно утрачен контроль над огромными запасами рыбы и морепродуктов Охотского моря. По некоторым данным, они составляют более половины морских биоресурсов России, особенно по наиболее ценным породам.

А самые продвинутые задаются вопросом: что, уже действительно наступило время пересмотра итогов 2-й мировой войны, как нас хотят убедить западные «партнеры»? Ведь передача Курильских островов в состав СССР — условие безоговорочной капитуляции милитаристской Японии перед победителями — союзниками по антигитлеровской коалиции. Это один из итогов победы, стоившей нашей общей Родине — СССР десятков миллионов жизней.

Значит, вопрос о передаче даже самого необитаемого скалистого клочка суши из группы Хабомаи, также входящей в состав Малой Курильской гряды, выходит за пределы полномочий нынешнего политического режима России. Это, как минимум, предмет компетенции политических структур, унаследовавших те функции и роли, которые играл СССР на мировой арене. Прежде всего, СНГ, ОДКБ, ЕАЭС. А также Союзного государства Беларуси и России, как наиболее продвинутого объединения на постсоветском пространстве.

Соответственно, проблема мирного договора с Японией не есть только проблема исключительно российской внешней политики. Даже если сводить ее к несостоявшейся попытке решения в 1956 году: режим Н. С. Хрущева представлял интересы не только СССР, но и всего «восточного блока». Даже для щедрого на «подарки» Хрущева эти интересы не были пустым звуком. По этой причине, прежде всего, «худой мир» и не состоялся.

Обо всем этом напоминает и годовщина события 59-летней давности у далекого курильского острова. Великий гуманист нашего времени Д. С. Лихачев учил: «Нет памяти — нет совести!». Если в стремлении наших народов к более тесному сотрудничеству, интеграции и есть что-то важное, позволяющее надеяться на ее реальность, это вера в справедливость и равенство, лежащие в основе этого стремления. Иными словами, совесть. Если же ее нет, то и надежды нет.

Владимир Верин