Ekstazyanna

Семейная легенда, которая подтвердилась благодаря поискам в архиве.

Демьян Мазурин был человеком военным, любил строгость и дисциплину. Дома бывал нечасто, ведь служба на границе – это дело серьезное. Родни в деревушке у них не было, общаться с соседями Демьяну было некогда.

Семья у Мазуриных была небольшая, ведь еще молодые – два сына всего, да родился недавно еще третий. Вот с ним и приключилась незадача.

Жена после родов чувствовала себя плоховато, а младенца надо было окрестить.

Недавно к ним приехали погостить его дальние родственники с женами, которых он ранее просил стать крестными для новорожденного. Оговорили, что кумовья съездят в церковь, пройдут обряд. А сам Демьян остался дома подготовить стол, смотреть за малыми детьми и женой.

Карп Павлович Грушевский и Екатерина Тарасовна Юрченкова с задачей справились, дитя покрестили, да и засобирались домой, поскольку не дело, что хозяйство стоит без них.

Ефросиния, жена Демьяна в родовой горячке то спала, то металась. Он даже испугался, что помрет, и как он с детьми тогда будет.

Проводив кумовьев, Демьян сбегал за бабкой, которая помогала с родами. Она занялась Ефросиньей и мимоходом спросила: «А как младенца назвали-то?»

И тут Демьян сообразил, что про имя-то ребенка забыл спросить. А может кум и говорил, да Демьян запамятовал…

Стоит молчит, не знает, что и сказать. Бабка смотрит.

«Так это, Николашка звать», - наконец, придумал Демьян. А сам про себя думает: «Как в церковь пойду, надо спросить у батюшки. Или как кум приедет спрошу, что там за имя дали».

Прошло время, Ефросинья выздоровела. У Демьяна закончился отпуск, и он уехал на службу, напрочь забыв про имя. А маленький Николай так и остался с придуманным именем. В 1890 году Демьян, будучи на крестинах, неожиданно вспомнил, эту историю и ему стало стыдно за свою недисциплинированность.

Он поделился с кумом этой ситуацией. А тот говорит: «Точно крестили Степкой, это я хорошо запомнил, у меня ведь тоже сына Степкой зовут. А когда мы к вам приезжали в гости, я подумал, что домашнее имя дали Николай – может в честь кого-то из родни. А потом как-то привыкли, Николай да Николай, какая разница». Демьян поразмыслил, что уже так много времени прошло, чего прошлое ворошить, и больше никому говорить не стал.

Николай Дамианович благополучно женился, народил кучу детей. А 1933 году для получения паспорта потребовалась ему справка о рождении. Сделали запрос, а в метрической книге нет такого Николая Мазурина. Просмотрели все годы, которые должны быть. Есть только Стефан Мазурин. И год рождения подходящий, и месяц, имена родителей и восприемников сходятся. Но Стефана никогда в семье Мазуриных не было.

Крестных Николая в живых уже не было, а вот жена Карпа Павловича, хоть и была уже в очень преклонном возрасте, но могла что-то вспомнить. Николай собрался и поехал к ней с вопросом: «Где крестили, и почему с именем неразбериха?». А она ему и говорит: «Супруг мой как-то рассказывал, что отец твой имя забыл после крестин. Что и немудрено – напивались на крестинах они по молодости знатно. Тогда Демьян придумал тебе имя – Николай, хотел потом правильное узнать и забыл».

Николаю пришлось записать это объяснение, приложить его к метрической записи и снова попытаться получить паспорт.

Эту историю он рассказал своим детям, которые с ним жили, они часто обсуждали это за семейными застольями. Так эта семейная легенда дошла до наших дней.

Просмотр метрических книг и исповедных росписей действительно подтвердил, что Стефан Мазурин родился, но не умирал (в этом и соседних приходах), но в исповедках не упоминается. А Николая в метриках нет, но в исповедных росписях он указан возраста как Стефан. Совпадают и фамилии восприемников, которые были известны потомкам Николая.

Две истории про ожидаемый пол ребенка.

У моей знакомой А. трое сыновей-погодок. В первую беременность она была немного огорчена, что должен родиться сын, поскольку мечтала о розовых пеленках и даже купила платьице в самом начале беременности, когда ещё не знала пол.

В ожидании второго ребенка А. на каждом УЗИ пыталась узнать пол, но ребёнок каждый раз лежал неудобно. А. рассчитала по таблице, что родится девочка и была абсолютно в этом уверена. После родов новую, только купленную, розовую коляску пришлось продать, а А. проплакала до самой выписки из роддома.

Третий сын у них случился неожиданно, пол узнали в 12 недель. А. была крайне расстроена, часто плакала.

Сейчас, когда младшему сыну уже 5 лет, А. иногда подумывает о ещё одном ребенке, но боится, что снова будет мальчик. Мальчишек своих очень любит, но о девочке всё еще мечтает.

Эта история напомнила мне семейную историю про мою бабушку.

Моя бабушка с детства мечтала о дочке Людочке, но родилось 2 сына. Развешивая постиранные мужские рубашки на верёвках, она приговаривала: "Хоть бы тут висели юбочки и платьица".

У старшего сына моей бабушки, который, женившись, жил с ней в доме, родилось 3 дочери. А мечтал-то он о сыне! Вот уж он ругался на мать, что она накаркала: "Ну что, появились теперь у тебя платьица?!"

С именем его старшей дочери тоже забавная ситуация. Бабушка попросила назвать первую внучку Люда, как ей и мечталось. Молодой отец пошел регистрировать, но имя произнес нечётко, и девочку записали, как Любу.

Что интересно, у каждой из дядиных трёх дочерей пока по 2 ребенка, причем только один мальчик. Так что внука дядя всё-таки дождался.

Его Высокопреосвященству Архиепископу Литовскому Виленскому от Коллежского секретаря Вениамина Гречихо.

Прошение

В следствие смерти от чахотки моей тещи Пелагеи Андреевны Ульяновой, жены отставного капитана, 55 лет отроду, в местечке Неменчин Виленской губернии и уезда.

Имею честь покорнейше просить Ваше Высокопреосвященство разрешить похоронить ее на погосте Неменчинской церкви, так как для погребения православных в местечке Неменчин отведено место на католическом кладбище. Что нам, как православным, крайне нежелательно. 22 февраля 1907 года.

Решение было принято быстро. О чем и сделана запись в метрической книге.

"22 февраля 1907 года. Разрешается похоронить тело умершей, если кончина была ХРИСТИАНСКИ-НЕПОСТЫДНАЯ, на церковном погосте, но не близко к храму. С тем, чтобы за отведенное место внесено было в церковную казну НЕ МЕНЕЕ 10 РУБЛЕЙ".

Я никогда не интересовалась этим вопросом: платные или бесплатные были похороны раньше. Полагала, что все-таки бесплатные (места много возле деревни, хорони, где хочешь).

А оказывается всё же взималась плата за место. Хотя может только в этом конкретном случае?

Что вы знаете о письмах? Почему люди именно в письмах рассказывали самое сокровенное, а потом хранили их?

Мария Александровна Ромашова, в девичестве Захарова, берегла свои письма в небольшом деревянном сундучке. Там же лежали письма ее супруга, старшей дочери и другой родни.

В 1986 году после смерти Марии Александровны ее внучка Александра получила на память этот сундучок. Дела семейные, работа, необходимость выживать оставили сундучок на антресолях на почти 30 лет.

Дети Александры решили продать дом, а ее саму забрать поближе к себе. Во время разбора вещей и обнаружился сундучок, а в нем письма. Несмотря на прошедшие годы, записи сохранились прекрасно.

Надев очки, Александра разложила перед собой ценную находку.

Интересно, что Мария Александровна писала письма в двух экземплярах: один оставляла у себя, а второй отправляла. Полученный ответ она прикрепляла к своему письму. Поэтому восстановить суть беседы было очень легко.

В одном из писем Мария пишет: «Мать совсем плоха стала. Забывает простые вещи: то дверь оставит открытой, то кран не закроет, и вода хлещет. Да еще каждый вечер обязательно рассказывает историю о моем рождении. Ругает на чем свет стоит своего отца, мужа и меня, что всё из-за нас троих, а ведь могла бы жить по-другому».

Александра смутно помнила рассказы бабушки, но что конкретно имелось ввиду в письме не могла понять. Движимая любопытством, она продолжила читать старые письма.

И вот, наконец, нашла историю, которая, вероятно, была не письмом, а просто рассказом.

«Я родилась в 2 мая 1898 году. Мать моя, по рассказам, роды перенесла очень тяжело. Ее родители были категорически против ее замужества, а уж тем более против незаконного ребенка. Дед мой запрещал крестить. Вроде сказал, что ни к чему этот позор, пусть так помрет. Но против его желания я оказалась очень крепкой здоровьем. Поэтому мать моя, оправившись, подговорила знакомых своих, чтобы те отнесли меня в церковь и крестили.

Сложные отношения с родителями у Александры Ивановны Сарафинович продолжались несколько лет, что очень влияло и на меня. Деда я боялась, а бабушка просто меня не замечала.

Ссора моей матери с родителями была следующая. Александра Ивановна влюбилась в Александра Захаровича. Был он фельдшером, собирался поступить на военную службу. Рассказывала, что видный, темноволосый и голубоглазый, рассказывал такие смешные истории, что можно было хохотать весь вечер.

Молодой человек предложил пожениться и поехать с ним на место службы. Александра, абсолютно влюбленная, не раздумывая, согласилась. Однако, при знакомстве с родителями возникла неувязка. Они строго запретили дочери совершать глупости.

Александр Захарович всё-таки уехал в Вологодскую губернию, где служил аптечным фельдшером в 43 артиллерийский бригаде. А Александра поняла, что беременна. Родители ее распекали до самых родов, всерьез предлагая отдать в воспитательный дом внебрачного ребенка.

Оказывается, в 1902 году был принят закон, что незаконнорожденных детей можно узаконить. Проблема оставалась только в родителях Александры Ивановны. Как это часто бывает, категорично заявивших, что «пока я жив, этого не будет». Они практически не разговаривали, о чем в последствии мать моя, Александра, очень жалела, ведь родителей она любила.

Мой дед скончался скоропостижно. Плохо, но я всё-таки помню, как собрались какие-то люди, как мы были на кладбище.

После этого события Александра Ивановна заявила, что уезжает. Ей была невыносима мысль, что последние годы ее родители были вынуждены жить с ней, не разговаривая.

Уехать было не просто, нужно было сначала получить разрешение. Александр Захарович выслал письмо, где приложил документ, подтверждающий его службу. Александра Ивановна взяла справку в церкви, что может вступить в брак и об исповеди. По приезду родители мои обвенчались. Это был 1903 год.

А в 1904 году было принято окончательное решение о моем удочерении родным же отцом».

На других листах рассказывалось о жизни в деревеньке, возле которой базировался полк. О том, что Александра Ивановна была разочарована своим супругом, который, как оказалось, любил выпить. Она выдержала только 5 лет, а потом сбежала от мужа с тремя детьми. Вернувшись в родной дом, поняла, что и здесь ей не рады. Мать ее не смогла простить, на порог не пустила. Александру приютила дальняя родственница, разрешив пожить с детьми в одном углу комнаты. Много разных подробностей записано на тех листиках ровным красивым почерком бабушки.

Свою историю она завершила словами: «Пока я еще в светлой памяти, пишу эти строки, чтобы моя дочь или внучка не совершила подобной ошибки. Знай же, дорогая моя, что я всегда приму твоё решение и всех твоих детей. Целую тебя. Мария, незаконнорожденный ребенок Александры Ивановны».

Семейная история редко бывает простой. Гораздо чаще находятся скелеты в шкафу, о которых родственники предпочитают молчать, стесняясь тех событий.

Вера была четвертой из девяти детей в семье. Обычное мещанское воспитание начала 20 века дало сбой, когда девушка влюбилась. И ладно бы в кого из местных. Нет. Угораздило же полюбить пришлого солдата.

В 1919 году, после окончания Первой Мировой войны, в Ейском укреплении работали пленные австрийские солдаты.

Антон, статный и симпатичный молодой человек, был старше Веры на 5 лет. Работал столяром. Шел мимо колодца, а там Вера воду набирает. Слово за слово, и познакомились.

Вот только первая любовь Веры закончилась беременностью в 1920 году. Родители Веры, Николай Дамианович и Ульяна Авксентиевна, были в ярости. Антон женитьбе не противился. Родители договорились с ЗАГСом, там их крестник заведовал. Расписали Веру и Антона без проблем. А проблемы могли бы быть, ведь Антон, австро-венгр по национальности, документов толком не было.

В конце января у них родилась миленькая девочка, копия своего отца. Записали ее Варварой Антоновной.

Едва установившееся семейное счастье было разрушено решением советской власти: военнопленные могут вернуться восвояси.

Антон однозначно решил уехать на родину. В СССР он своего будущего не видел, отношение местных жителей к военнопленным было нейтрально-отрицательное. Веру звал с собой, но слишком не настаивал. Младенец, по большому счету, Антону был не нужен, Вера это поняла. Ульяна Авксентиевна, поговорив с зятем, запретила дочери даже думать об отъезде.

Спустя много лет она признается, что Антона на родине ждали жена и дети.

На память Антон оставил свой портрет с подписью, которую в гневе Вера стерла.

Через год в школу Ейского укрепления приехал учитель Михаил Михайлович. Он влюбился в Веру. Его не остановило наличие дочери у любимой. Михаил удочерил Варвару, дав ей свое отчество и фамилию. В этом браке у Веры родилось 4 детей, выжила только одна дочь.

Михаила перевели в другой город, где он продолжил работать в школе. В школе шептались, что Варвара не похожа на мать и отца – они светленькие, младшая дочь вообще рыжая, а Варвара темноволосая и темноглазая. До девочки эти слухи тоже доходили. Много раз спрашивала у матери, правда ли она им родная. Вера говорила, что Михаил – ее родной отец, а слухи распускают те, кому нечего делать.

Михаил Михайлович отправлен на фронт в мае 1942 года, погиб на Великой отечественной войне в октябре 1943 года.

Варвара закончила школу радистов в 1942 году, воевала, была комиссована в 1944 году. Тогда-то Вера и рассказала старшей дочери правду об Антоне. Ведь Варвара оказалась в такой же ситуации, забеременев от сослуживца…

Жизнь внесла свои коррективы. Сослуживец, который обещал приехать и забрать Варвару к себе после войны, слово не сдержал. Сказал, что его мать против этого романа, что ему нужно просто забыть об ужасах войны и всём, что с этим связано. У Варвары родилась мертвая девочка.

Антона никто никогда не искал, хотя фотографию в семье сохранили. Вера замуж больше не вышла.

Расторжение брака в Российской империи было процессом трудоемким. Причин, по которым мог быть расторгнут брак, было немного: прелюбодеяние одного из супругов, неспособность к деторождению и осуждение на каторжные работы.

В зависимости от степени вины на провинившегося супруга накладывали епитимью (наказание).

Вот уж не знаю, как именно провинился делопроизводитель Ковенско-Виленского отделения дворянского банка, что его наказали безбрачием.

Метрическая книга за 1898 год г.Вильнюс. Часть 2 о сочетавшихся браком:

«Ведение Господину Архивариусу Консистории. 3-й стол Канцелярии. Согласно протоколу постановлению Епархиального Начальства 21-24 мая1903 года состоявшемуся и утвержденному Святейшим Синодом (Указ от 11 августа 1903 года №7248).

Просит Вас сделать отметку в метрических книгах Виленской Св.Николаевской церкви за 1898 год части второй о бракосочетавшихся под №25. О том, что брак делопроизводителя Ковенско-Виленского отделения дворянского банка князя Павла Александровича Хованского с женою его Марией Александровной Хованскою, урожденной Кременецкою, расторгнуть по причине прелюбодеяния мужа, с осуждением последнего на всегдашнее безбрачие.

И с разрешением истице княгине Марии Александровне Хованской вступить в новый второй законный брак. Город Вильнюс 15 сентября 1903 года».

Женщины гораздо чаще выступали в качестве истцов, им практически всегда разрешали вступить в повторный брак.