Aliks.bezrod

Недавно решил опробовать себя в писательстве и сварганил небольшую книгу. Ни названия, ни аннотации пока нет. Если вкратце, то книга о девушке, которая совершила ошибку и должна понести ответ перед Судом, не самым гуманным и справедливым в далеком будущем. Присутствуют сцены насилия, но история не об этом, а, как бы глупо это ни звучало, о любви и преданности).

Любые комментарии и советы приветствуются. Я новичок, это мне на пользу)).

Приятного, может статься, чтения.

ПРОЛОГ

Это началось в канун дня Свободы.

Сайке было шестнадцать лет, Томасу - девятнадцать.

За несколько дней до этого они сильно поругались. Томас показал ей складной нож, который он купил на черном рынке. У ножа было черное лезвие с насечками и блестящая на солнце рукоятка.

- Насечки для того, чтобы по ним стекала кровь, - сказал он, когда они стояли возле бара «Каса-Браге», а она тянула лимонад из пластикового стаканчика.

- Ясное дело, - Сайка облокотилась на стену, стараясь отыскать точку опоры.

- Чтобы заполучить то, что любишь, надо избавиться от зависимости, - добавил он.

Она вздрогнула так, что стаканчик грохнулся под ноги. Вытерла брызги и взглянула на Томаса. Он был бледным, но во взгляде царило спокойствие.

По-моему, именно в этот момент она впервые подсознательно почувствовала угрозу, но не нашла ничего лучше, чем рассмеяться в ответ.

Это разозлило его, и они повздорили.

Спустя несколько дней они были на главной площади шестого сектора. Отдыхающие разного возраста напивались на паперти прямо перед зданием Правосудия. Они приносили алкоголь с собой и глотали его на улице. А на танцполе были танцы. Выступала на них заезжая группа с популярными хитами. Музыканты были одеты в белые костюмы. Вокалист, которого, если верить плакатам, звали Стюарт, пел на удивительно мелодичном международном языке.

Шестой сектор - высокие черные столбы заводских труб, башни химических комбинатов, сажа и пепел – закрытый производственный район Дома. Фильтрационные установки круглые сутки гнали воздух по замкнутой системе очистки, но, несмотря на это, в небе клубились разноцветные массы дыма, сквозь которые с трудом пробивался свет прожекторов. За десятилетия такой жизни, в мутно-желтоватом свете, понятие дня и ночи постепенно стиралось.

И вот уже много лет люди жили в сумерках.

Местные привыкли к искусственно созданной облачности, а приезжим приходилось несладко. Вокалист Стюарт менял носовые фильтры каждые пять-десять минут и все равно дышал, как загнанная лошадь. Пропев два куплета, он велел гитаристу сыграть соло, а сам сунул микрофон в подставку, улыбнулся и, покачиваясь, спустился со сцены.

Летние вечера, долгие и светлые. Громко и пронзительно ревела музыка, стоял зной.

Внутри Сайки шевельнулось что-то легкое, и она почувствовала, как засосало под ложечкой. Когда она взяла Томаса за руку, он улыбнулся без малейшего намека на обиду. Сайка сбросила с себя кроссовки и босиком взобралась на танцпол.

Она отплясывала до одурения и головокружения. Больше всего на свете Сайка любила танцевать вот так, свободно, сама по себе, и этот день был для неё по-настоящему волшебным.

Ближе к одиннадцати музыка стихла. Музыканты собрали оборудование и сели в фургон. Затем на сцену поднялся комендант Дома, Ганс Легат - высокий мужчина в строгом черном костюме. Кто-то вынес микрофон и кафедру, на которую он положил обнаженные до локтей руки, точно она была его собственностью. И - тишина. Как по команде, все обернулись в его сторону. Присутствующие поднимали головы, словно звери на водопое, завидевшие льва. Это означало начало официальной части дня Свободы.

Сайка не помнила, что именно он говорил, а может, не слушала, будто стояла перед телеэкраном, у которого выключен звук.

В конце со всех сторон послышалось рукоплескание. Хлопали все, кроме Томаса. И она инстинктивно почувствовала, что тишина с его стороны что-то предвещала, потому что повисшее напряжение было не передать словами. Сайка помотала головой. И скосила на него глаз. На нем была распахнутая черная ветровка с глубокими карманами, в которые он запустил руки. И сквозь тонкую ткань проступали контуры того самого ножа, который он показал накануне. Комок встал у нее в горле.

Муки выбора. Сайка знала - что бы она ни выбрала, она все равно будет ворочаться ночами и ломать голову, правильно ли поступила. Она могла бы ничего не решать в этот день и довериться ему, но путь высшей морали казался единственно верным. Поэтому она должна была сделать то, что должна. И сделать это прямо сейчас.

ЧАСТЬ 1

1

Она стояла на задворках парка, поглядывая на часы. Половина пятого. Шустер прислал сообщение, что вернется к четырем. Однако он всегда был оптимистом и обещал больше, чем делал. А пока она села на скамейку и обвела взглядом окрестности: те, что не заволокло смогом.

Внизу, во впадине, виднелось озеро, окруженное со всех сторон без единой ветки стволами деревьев. За ним расстилался бесплодный луг, над которым, клубясь, переливалась зеленая дымка. Как будто кроны деревьев превратились в пыль, и мертвая древесная плоть скользила по ветру, не находя пристанища.

В белой дымке, разгоняя странную картину, заревел двигатель. Довольно близко. Значит, он уже проехал городские ворота парка. Водитель давил на газ, и из-за поворота высунулась сердитая морда «форда». Старый грузовичок принадлежал «Корпусу красного креста», где Шустер подрабатывал водителем, а Сайка санитаркой. По воскресеньям он помогал в местном хосписе. Там они и познакомились.

Они мыли полы, выносили мусор и занимались стиркой. Хуже всего были простыни. Они кишели червями, которые кормились кровью. Инфицированное белье и простыни они засовывали в так называемые чумные мешки, которые растворялись в горячей воде. Иногда в больничной стирке попадались небольшие сюрпризы. Однажды Сайка нашла стальное подкладное судно и пару хирургических ножниц. Шустер как-то в белье из Восточного медицинского центра нашел двадцатку и слинял с работы, чтобы напиться. «Уход с работы по чрезвычайным обстоятельствам», как он это назвал.

Машина остановилась около скамейки. Шустер выглядел неважно. Это первое, что бросилось в глаза, когда он спрыгнул на землю и выжидающе взглянул на Сайку, точно проверяя, стоит ли сообщать новости. Ей начинать первой не хотелось.

- Это… - после небольшой паузы он протянул тонкую, как куриная лапка, руку, в которой был зажат мятый конверт.

У Сайки перехватило дыхание.

- Значит, и она тоже? В этом году? - спросила она и сразу же пожалела об этом, почувствовав себя идиоткой. Не потому, что она не знала про «этот год», просто подчеркивать лишний раз этот факт – значит делать Шустеру еще больнее.

Он пожал плечами:

- Сделал невинную рожу, мол, ничем помочь не могу.

Она сжала кулаки и беззвучно выругалась. Долг Роззи смехотворен, и они надеялись, что удастся откупиться. Но взятка, которую Шустер должен был подсунуть следователю для продления отсрочки, осталась в конверте.

- Подождем ныть, пока не огласили, - Сайка посмотрела на часы. – Я у тебя в бардачке коробку со табаком видела. Возьму одну пластинку, ладно?

Вытащив из кармана коробочку, он протянул ее девушке. Она сунула пластинку под верхнюю губу.

- Просто интересно, какой у него вкус, - сказала она, - такой больше ни у кого не видела. Ты его где вообще берешь?

Он снова пожал плечами:

- Да много где. Если кто-то едет оттуда, прошу прихватить. Я еще все хотел тебя спросить: почему ты кладешь ее под верхнюю губу?

- Папаня мой так делал, - ответила она небрежно. - Он говорил, что под нижнюю губу его кладут только американцы, а каждому известно, что они падение инициировали. Он их терпеть не мог.

Они замолчали. Делили молчание на двоих. Сайка прислушивалась к дыханию Шустера - такому знакомому, словно её собственное, когда со стороны озера вдруг донесся леденящий крик.

Кажется, кричали где-то в долине.

- Переберемся в машину, - предложил Шустер. – Почти восемь, вот-вот начнется.

Сайка села на пассажирское сиденье. Шустер покрутил модуль громкости радио, и сквозь помехи, треск и шипение они услышали голос, зловещий и предостерегающий. Голос диктора, который передавал последние городские новости на международном языке. Как только часы пробили восемь, он приступил к оглашению списка.

От подступающего страха Сайка почувствовала, как взмокла холодным потом спина и чуть закружилась голова, и наступило болезненное любопытство, с которым она вслушиваюсь в ровную речь.

Десятки незнакомых имен.

От страха свело живот, а в голове одна мысль крутилась, как заведенная: может, пронесет?

Но ясный голос продолжает произносить имена.

Первый - Шустер. Затем она. Последняя Роззи.

Этого никто не в силах выдержать.

Сердце у нее екнуло от страха, голову пронзила тупая боль. Несколько секунд Сайка не могла сдвинуться с места. Потом распахнула дверь и на мгновение прикрыла глаза. С северо-запада дул теплый сухой ветер. Она представила, будто дует он прямиком с Сахары или других теплых мест, где она никогда не была, но обязательно побывает. От этой мысли стало легче, но болезненный спазм не проходил.

А вот Шустер на эмоции не скупился. Еще радио не успело смолкнуть, а он уже повернул ключ зажигания, выдавил газ и отпустил сцепление.

- Да Роб, мать же твою! – выругалась Сайка, на ходу закрывая дверь.

- Это мою мать? – заорал он в ответ, поправляя зеркало заднего вида. Парк скрылся за поворотом. – Я обещал себе! Сказал - соберу эти чертовы деньги и выбью ей отсрочку! Трепло,

слабак!

Он поддал газу, и колеса вгрызлись в гравий. Машина свернула на шоссе, и застрявшие в шинах камешки заскрипели по асфальту.

- Что я ей скажу? – уже тише продолжил он. – Всего одна ночь, все, что у нас осталось.

- Скажи ей, что, когда это все закончится, вы сможете любить друг друга всю оставшуюся жизнь.

Он кивнул. И не мог не рассмеяться. Смешок вышел жесткий, краткий.

Шустер затормозил около круглосуточного автомагазина, перевел ручку переключения передач

в положение «паркинг», выключил фары и заглушил мотор.

Сайка надела куртку, затянула в хвост длинные темно-каштановые волосы и открыла дверь.

- Уходишь? – произнес он.

- Прогуляюсь, - ответила она. – Надо голову проветрить.

- Я бы составил компанию, но сама понимаешь…

- Да, езжай к Роззи, - улыбнулась девушка. – А я выпью. Это хорошая идея. Буду медленно идти и напиваться.

- До встречи.

- Увидимся, Сай.

Сгорбившись, она пошла вдоль дороги. Ветер продувал насквозь хрупкую фигуру, сметая все: облака с неба, сажу с жухлой травы, надежду из сердца. И снова перед ней открылись ее собственные следы–мысли – зачем вообще бороться? Самое правильное – покончить с собой, пока не начался Суд. Наверняка многие так и поступали. Наверняка половина пропавших пошли по этому пути. Но тупой спазм в голове не позволял ей связно думать. Сейчас хотелось только одного: как следует напиться, чтобы боль, наконец, прекратилась, добраться до жилого модуля и забыться сном.

Сайка остановилась, постояла несколько секунд, рассеянно соображая. Можно пойти в общественный центр, взять в долг хороший виски и просидеть там до рассвета, но её личностный идентификатор наверняка уже отключён, а без него невозможно раздобыть даже воды. К тому же безумно, до невыносимости хотелось побыть одной.

Мимо проехали несколько автомобилей и свернули в направлении площади. Немного помедлив, она двинулась за ними.

Без пятнадцати двенадцать. Сайка порылась в карманах, вытащила конверт и пробила в автомате смесь молочной браги с яблочным вкусом и отвинтила крышку. Глядя в беззвездное небо, сделала первый глоток. Когда третья бутылка сама собой выскочила из рук и разбилась, она поняла, что в стельку пьяна. Оттолкнувшись от аппарата, сделала два-три неуверенных шага, и поплелась в сторону жилого сектора.

Свет фонарей едва пробивался сквозь мглу, и закрытые магазины, пустые автостоянки, бетонированные детские площадки и городские центры тонули во тьме. Через проезжую часть проскочила жирная крыса и нырнула под ось припаркованного у обочины «бьюика». Мимо пронеслись два мотобайка.

По улицам шлялась в основном молодежь, которая еще не получила распределения на работу - взбудораженная, веселая, пьяная. Следуя внутреннему импульсу, Сайка старалась держаться от нее подальше. Несколько раз ей казалось, что её кто-то преследует. Однако, когда она оглядывалась, перед не й была только пустая дорога.

Опустив голову, она шла, пошатываясь, и не сразу заметила, как от ближайшей компании отделилась фигура парня и двинулась в ее сторону.

Будь она с Шустером, это нисколько не удивило бы её. Шустер всегда был душой компании. При встрече его все обнимали и хлопали по спине, словно у него что-то застряло в горле. Ухмылялись, выдавали какую-нибудь по-дружески грубую фразу, которую придумали специально для него. Сайка же никогда не таяла от дружеского тепла и заботы. Может, это и верно, что каждому из людей охота, чтобы его любили. Но она давно научилась обходиться без этого.

Чем ближе незнакомец, тем ясней проступало предчувствие, что произойдет что-то нехорошее. Как бывает перед поединком или перед уличными гонками на мотобайках.

- Привет, - раздался в темноте невнятный, осипший от алкоголя голос. – Работаешь?

- Нет, - ответила Сайка, чувствуя, как внутри все холодеет. – Не надо.

Она сразу хотела бежать назад, но, обернувшись, вздрогнула. С противоположной стороны улицы следом за ней шел второй, который показался ей смутно знакомым.

- Чего не надо-то? – продолжал настаивать первый. – Притворяешься? Мне парни вон сказали... Я же по-хорошему, за бабки. Ты же паразит, я по телеку видел, какая тебе разница?

Держась руками о стену, девушка шагнула вглубь проулка. Но он взял ее за ворот куртки и притянул к себе. Сайка не выдержала. Замахнувшись, она нанесла удар. При столкновении кулака с носом послышался треск. Парень зарычал, сделав шаг назад, и она увидела, как он отводит для удара правое плечо. Она вполне могла отойти, но споткнулась и упала, ударившись о бетонную стену забора. Боль прорезала темноту, словно вспышка молнии, пока все окончательно не погрузилось во тьму.

Орта погибла в бурю столетия много лет назад. Орта была мертва и снаружи, и внутри. Судороги, искажавшие ее поверхность, были лишь слабым отражением затянувшейся предсмертной агонии. Так она корчилась в муках и содрогалась всем телом, голая и унылая, мрачная в бездне космоса.

— На этой чёртовой планете что не убьет сразу, мутирует и попробует еще раз, — проворчал Уоллес, когда купол пошатнулся от легкого землетрясения. — Хотел бы я увидеть что-нибудь дружелюбное.

— Спасибо, — сказал Билл.

— Конечно, ты годишься, но мы так долго одни, что я перестал тебя воспринимать.

На контроллере, за которым работал Билл, раздался сигнал, а затем возникло лицо. Лицо, величественное и молодое, заполнило экран — бледная кожа, прямой взгляд и острые скулы.

— Дозаправочная станция Орта, вызывает корабль «Экагор».

— Орта на связи. Ориентация по лучу, опускайтесь.

— Спуск на посадочную площадку через девять земных секунд.

Экран погас.

Они следили за кораблем по приборам, а затем увидели сквозь прозрачную крышу станции – мигающая точка на кроваво-красном небосклоне. Она бесшумно приближалась к земле - звуки в разреженном воздухе Орты почти не слышны.

Билл и Уоллес защелкнули шлемы скафандров, закрыли шлюз и прыжками помчались к посадочной площадке, где их ожидал «Экагор».

Даже сквозь скафандры чувствовался исходящий от корабля жар. Он был ужасающе первобытен в своих формах, направленных на демонстрацию боевой мощи, и напоминал кристалл-многогранник с хищно заостренным носом. На его противометеоритной броне виднелась полустертая надпись: «Завоевать, поработить, выжить». И рядом другая: «Экагор».

- Господи Иисусе, Уоллес, - воскликнул Билл. – Ты когда-нибудь видел подобное?

Уоллес, механик станции Орта, покачал головой.

- Но, судя по системе охлаждения, этот корабль работает на ядерном реакторе.

Он посмотрел на унылую в свете звезд дозаправочную установку ДУ-5. Она синтезировала топливо на основе метана, которого на этой планете было в избытке. На этом топливе летали все современные межгалактические корабли.

- Думаешь, заглянули полюбоваться пейзажем?

- Сейчас узнаем. – Уоллес переключился на внешнюю связь. – Выходите. Мы ждем вас у входа.

Люк открылся. На землю спрыгнула большая белая собака. Сразу за ней - молодой человек, которого они видели на экране. Он уверенно ступил на зыбкую твердь Орты и протянул руку.

- Капитан «Экагора» Иван Киз.

- Начальник станции Билл Смит.

- Уоллес Джонсон, — представился Уоллес, слегка поклонившись.

Билл пожал капитану руку, а Уоллес не спускал глаз с люка, в котором появился другой человек, таким же прыжком опустившийся на землю, затем – еще один. Все они были темноволосы и молоды.

— Дружище, — сказал он, — к нам прибыла целая делегация.

Еще один член экипажа вышел из корабля, и он был так же молод, как другие. Билл смотрел на них, и взгляд у него стал, как у перепуганного коня.

После трех лет, проведенных на этой планете, причем последний год только вдвоем, трудно встретить незнакомца и остаться равнодушным. В одиночестве отвыкаешь от разнообразия, теряешь способность к контактам, и в сердце зарождается страх.

Корабли, прилетающие на дозаправку, всегда спешат. У них все рассчитано и «горят» планы. Им дорога каждая минута. Уверенные, стремительные, они торопятся в свой собственный мир и, даже находясь здесь, живут будущим.

Экипаж «Экагора» выглядел иначе. Они общались спокойно, заполняя эфир потоком человеческого присутствия, их спешка не была беспокойной. За пять минут они сделали то, на что у других ушло бы минут двадцать: поздоровались с Биллом и Уоллесом, произвели технический осмотр корабля, окинули взглядом Орту и расспросили о последних новостях.

Билл наблюдал за ними, смотрел на Уоллеса, молча стоявшего среди них, на корабль и морщинистую равнину и чувствовал себя муравьем, забредшим в чужой муравейник.

— Уоллес, - сказал он по-английски, - тебе не кажется, что мы лишние на этом празднике?

— Спокойно. Это просто люди.

И вдруг эфир опустел. Экипаж сгрудился возле Киза. Билл видел, как раскрываются и закрываются рты и догадался, что они разговаривают по внутренней связи.

Через три минуты все, кроме капитана и собаки, поднялись на корабль и закрыли люк.

- Мне нужно поговорить с вами, - произнес капитан. - Дело деликатное, поэтому лучше обсудить его в другом месте.

- Вернемся на станцию, - предложил Билл. – Для хорошей беседы лучшего места здесь не найди.

Он стоял у входа и расстегивал скафандр, когда земля под ногами содрогнулась.

- Землетрясение?

- Ядерная тяга, - отозвался Уоллес.

Билл обернулся через плечо и около минуты наблюдал, как «Экагор» растворяется в бездне космоса. Он был поражен.

- В чем дело, капитан? – возмутился Уоллес. – Что происходит?

- Прошу прощения за этот обман, - ответил Иван. Он прошел в дальнюю часть купола и опустился в кресло. Собака прильнула к его ногам. Он наклонился и прижал к груди огромную голову. – Я не знал, как вы поступите, узнав правду, но отказа принять не мог. У меня космическая лихорадка.

Приятели встревоженно переглянулись.

- Процесс необратим?

Иван закрыл глаза и медленно кивнул.

- Вы уверены? Сколько вы находились в космосе?

- Все дьявольски запущено, - пальцы его застучали по подлокотнику. – Первый приступ случился пять лет назад. Я принимал наркотик, но он больше не помогает.

- В таком случае вам следовало бы подыскать другую планету.

- Эта была ближайшей. Мне больше некуда идти.

После небольшой паузы Уоллес произнес:

- Думаю, шеф не будет возражать, если вы какое-то время побудете здесь. Но вы же понимаете…

- Благодарю вас, - капитан улыбнулся. Его улыбка была теплой и уверенной, – Уверяю, никаких «но» не потребуется. Я не задержусь здесь надолго.

- Никто не возьмет на борт того, – прошептал Билл, - кто может слететь с катушек в любой момент. Как думаешь, Джонсон?

Но Уоллес уже спал. Его обветренное лицо разгладилось в молочных сумерках Орты. Внутрь заглянули звезды, и среди них было Солнце, великое напоминание о прошлом.

Бил проснулся на рассвете и сел, сонный, раскрасневшийся. Капитан, как и накануне, сидел в кресле. Губы его были приоткрыты, а лицо в обрамлении черных волос казалось восковым. Билл вздрогнул. «А не помер ли он часом?» - подумал он и кашлянул.

Иван открыл глаза.

— Надеюсь, - сказал он, - вы не возражаете, что я занял это место.

— Разумеется, — ответил Билл не совсем искренне. Кресло с откидной мягкой спинкой было его любимым.

За завтраком Уоллес сказал, намазывая на гренок масло:

— Итак, капитан, вы сказали, что не задержитесь здесь надолго. Ваша команда вернется за вами?

Иван медленно покачал головой.

- Что же им может помешать?

- Наверняка все дело в деньгах, - проворчал Билл. – Деньги всегда стоят превыше всего.

Уголки губ капитана чуть дрогнули, будто он улыбнулся каким-то своим мыслям.

- Я прав? – продолжал настаивать Билл. – Чем вы зарабатываете? Контрабанда? Перевозки? Изыскания?

- Ни то, ни другое.

- Нечто исключительное?

- Дело спасения.

- Что-что? – переспросил Билл.

Молодой человек глянул в его сторону, и в его взгляде вспыхнула странная искра.

- Поиском вечности. Вы меня не понимаете, сэр, но я объясню. Псы исследовали дальние рубежи задолго до вашего рождения. Сотни галактик, десятки планет: мертвые, мрачные миры. Они были одни, и никого больше. Ни движения, ни тепла другой души. Кромешный мрак, одиночество. И так они продолжали путь, день за днем, месяцы, годы, пока не стала очевидной простая истина - что-то изменило псов. Неизвестно, была это чья-то воля или прихоть судьбы. Неизвестно также, где и когда это произошло. Но у любой загадки есть ответ. Нужно только время, чтобы его найти, - он умолк, подбирая слова и все поглаживая собаку. – Вы говорите о деньгах, как о самой могущественной единице во вселенной, но есть куда более страшная сила. Это – страх. Страх опоздать; вынырнуть из пустоты – и уткнуться в ничто; привнести нечто ценное и не иметь возможности поделиться с другими.

Его ладони, как живые существа, льнули одна к другой и поглаживали друг друга, будто искали близкую душу, ожидали утешения.

- Нет, мистер Смит. Псы не могут тратить время на слабаков. Я так сказал. Так оно и будет.

От обиды у Билла защемило сердце. Иван Киз был очень молод, чтобы так рассуждать. Юношеская заносчивость, бесхитростный взгляд. Мальчик, называющий других слабаками.

Но люди, работавшие на Орте, хорошо знали, что такое страх, ведь человек так беззащитен перед могучими силами чудовищной планеты!

Он грохнул чайником о стол так, что заплясали кружки, и воскликнул:

- Черт побери, никто давным-давно не исследует дальние рубежи, - и добавил. – А собаки не управляют кораблями.

Иван не ответил. Странный, горящий взгляд потух, словно выжженный собственной силой.

— Билл, думаешь, он не в себе? – спросил Уоллес, когда они стояли на стартовой площадке, программируя робота-помощника для починки сломанного флаера.

- А тебе приходилось встречать бессмертных собак? Вот то-то. Как бы он однажды не спятил окончательно и не перерезал нам глотки.

- И что ты предлагаешь?

- Передай мне отвертку.

Уоллес отложил инструменты и внимательно посмотрел на него.

- Ты правда считаешь, что он может перерезать нам глотки?

- Да не знаю я, - буркнул он. – А ты сам что скажешь?

- Давай подождем. Он же сказал, что не задержится здесь надолго. Припасов у нас достаточно. А там, глядишь, все как-нибудь и разрешится. Все не так страшно, приятель, как ты обрисовываешь.

Тот кивнул.

- Но мне не по душе тот факт, что он назвал нас трусами.

- Билл, - ответил тот с легкой усмешкой. – Ты, я смотрю, совсем ничего не понял. Он говорил не о нас, а о своей команде.

У них накопилось много работы, и она отняла весь день. Стояла тишина. Солнце взошло на востоке и все никак не садилось. Уставшие, они вернулись в купол и занялись приготовлением ужина. Когда солнце склонилось к горизонту, в капитане всколыхнулась тревога. Он быстро подошел к стене купола и вгляделся в бордово-красные сумерки.

Билл и Уоллес переглянулись.

- Как ты себя чувствуешь, приятель?

Никакого ответа.

В небе сверкнул метеорит и растворился в серой и бесплотной массе, подбиравшейся к станции с северо-востока. Сумерки сгущались. Билл убавил яркость ламп, затем, не говоря ни слова, подошел к Ивану и положил на его плечо руку. Капитан вздрогнул и обернулся.

- Сегодня ночью, - сказал он, - они пересекут линию горизонта. Они будут лететь целую вечность.

- Вы бы поспали, капитан.

- Я давно не сплю.

Билл забрался в спальный мешок, но ни ему, ни Уоллесу не спалось. Солнце окончательно скрылось за горизонтом. Наступила ночь.

В полночь с капитаном произошла ужасная метаморфоза. Он рухнул на колени и закричал.

- Господи, это сон, это сон! Никого нет, кроме меня. Во всем мире ни одного живого существа!

Он затрясся, его лицо побледнело.

- Здесь командую я, и вы будете подчиняться мне, слабак не будет путаться под ногами, но все же, но…

Он начал задыхаться. Билл вскочил и попытался уложить его на койку, но тот оттолкнул его. Тогда он навалился ему на плечи, и пока держал его, Уоллес воткнул иглу в предплечье.

- У него шок. Я вколол ему успокоительное.

Он нахмурился, добавил:

- Ты был прав, он окончательно спятил. Это последняя стадия лихорадки.

— Нет, Уоллес, здесь что-то другое, - голос Билла дрогнул. - Он болен, но послушай, вечером он еще был в себе. Лихорадка на земле не прогрессирует. Здесь что-то другое.

- Утром ты утверждал обратное и чуть не набросился на него с кулаками. Что происходит?

- Я был не прав, дружище, - он выдержал паузу, тщательно подбирая слова. Затем продолжил. –

Он одинок, Уоллес. Одинок, как никогда раньше. Многие годы, а, может, и десятилетия, его окружала команда. Она стала его семьей. Теперь у него не осталось никого.

Уоллес откинулся на спинку кресла.

- Странно все это.

- Может быть. А может, я прав.

Взошло солнце. Первые лучи легли на холодную землю. Иван очнулся. Его лицо было бесстрастным. Оно не выражало ничего. Он отбросил одеяло, сел, прошел к выходу и взял костюм.

- Куда вы собрались, капитан? – спросил Билл.

Ответа не было.

- Остановим его? – шепнул Уоллес.

Билл вскочил было, но, тут же взяв себя в руки, остановился.

- Он никуда не денется. Кислорода хватит на три часа, и, если он не вернется, мы отследим его по маршруту флаера.

Прошел час.

Билл поднялся и принялся расхаживать по куполу. Стояла тишина. Подойдя к проигрывателю, он включил первую попавшуюся песню. Она была лишена гармонии и голосов. Музыка кончилась.

- Осталось пол часа, - сказал Уоллес.

Они влезли в двухместный флаер и направились на север. Красный рассвет окутал планету молочным туманом. Видимость упала до нуля. И все-таки они нашли его - на посадочной площадке, у дюза, откуда стартовал «Экагор».

Билл первым выскочил из флаера и подбежал к неподвижной фигуре. Снаружи она казалась живой, но внутри была мертвой. Из аккуратного отверстия на виске сочилась кровь.

-Боже, Уоррен, – пробормотал Билл. – Я не знал, что у него был пистолет. Мы должны сообщить обо всем этом шефу. Но вначале мы должны похоронить его, Уоррен.

Они решили похоронить его под низким гробом породы, нависшим над небольшой котловиной. Около трех часов ушло на то, чтобы перевезти тело, вырыть яму и засыпать его землей.

Когда они вернулись в купол, было уже поздно. У входа они нашли окоченевший труп собаки.

- Бессмертные не умирают, - сказал Уоллес.

- Может, она тоже поняла, что осталась одна.

Он сказал это будничным голосом, но за этим чувствовалась невыразимая тоска.

Они мало ели. Им трудно было глотать мысли так же, как и пищу. Но проходили дни, и становилось легче.

Неделю спустя ожил и заговорил межстанционный передатчик.

- Тодд Грэм на связи. Как дела на станции?

Билл подошел к консоли управления и ответил:

- Все в порядке, шеф.

Передатчик щелкнул. Последовала небольшая пауза – на той стороне планеты разыгралась буря.

- Вы уверены?

- Почему вы спрашиваете?

- Ваш отчет вызвал переполох, - пауза - двадцать секунд. Было слышно, как на той стороне полушепотом переговариваются люди. – Вы уверены, что правильно указали имя капитана и название корабля?

- Так точно, шеф.

- По заданным параметрам мы нашли всего один корабль, - пауза – тридцать четыре секунды, - но его объявили без вести пропавшим еще в эпоху колонизаторов и псовых.

Билл побледнел.

- Вы сказали «псовых»?

- Поисково-спасательное экспедиционное объединение - ПСЭО. Или по-простому - псовые. Первые первопроходцы с Земли.

- Шеф, - произнес Уоллес голосом, лишенным выражения, - но ведь Земля погибла в бурю столетия около пяти тысяч лет назад.

- Вот именно. Поэтому я и спрашиваю, все ли у вас в порядке.

- Мы в полном порядке.

Уоллес выключил передатчик. Он стоял, расстегивая куртку, чуть сгорбившись от усталости.

- Устал я, — сказал он. — Я пошел спать.

И уже лежа в кровати, произнес:

- Единственная вещь, которую он взял с собой с корабля, был пистолет, понимаешь?

- Заткнись, Уоллес.

- Но он не воспользовался им сразу.

- Капитан ждал свою команду, - тихо ответил Билл. – Но они остались верны своему долгу.

- А я бы не простил тебя, брось ты меня черт те где даже ради самой высокой цели. Я бы не смог быть один целую вечность.

Он не услышал, как после паузы Билл, полусонный, ответил:

- Я бы не бросил тебя, дружище.

Любая критика приветствуется. Вы поможете мне стать лучше).

Добрый день, пикабутяне. Читаю посты давно, но регаюсь впервые, чтобы оставить этот пост. Надеюсь на советы и помощь.

О себе. 27 лет, живу в квартире в городе, одиночество - мое второе "я". Есть хобби. Пишу книгу, играю в игры, читаю. Свободное время забито. В последнее время кажется, что происходит что-то неладное.

Появился страх. Страх всего: собак, машин, людей, дорог. Аж челюсть сводит. Отпускает только от алкоголя. Пью - становится легче. И пью прямо сейчас, отпускает). Но это дело я не люблю, поэтому употребляю не чаще 2 раз в месяц. В остальное время очень плохо.

Ощущение нереальности происходящего. Я здесь, и в то же время - нет. Могу смотреть, но не видеть. Списываю на задумчивость, но не первый мне говорит, что выглядит это странно.

Мания вредительства. Себе. Здесь пояснить не могу, это слишком не очень. Жестокость к окружающим. Отстраненность. Нет желания слушать и вникать в проблемы других. Равнодушие.

Дикие скачки настроения. Могу ненавидеть все до безобразия. Затем проходит. И накатывает снова.

Наркотики. Это хуже всего. Тянет, хотя опыта употребления не было.

Я понимаю, что, если я все это осознаю, значит, нет отклонений. К тому же в анамнезе - тоже ничего пободного. И списываю все на влияние последних мировых новостей, усталость и непростую жизнь. Но все-таки возникает желание избавиться от каши в голове. Жрать таблетки страшно, кажется, что от них сдохну, да и не факт, что помогут.

Может, было у кого подобное? Посоветуйте что-нибудь. Иначе мне крышка. Страшно. Очень страшно(.

Заранее спасибо.