Проба пера. Фантастическое произведение
Недавно решил опробовать себя в писательстве и сварганил небольшую книгу. Ни названия, ни аннотации пока нет. Если вкратце, то книга о девушке, которая совершила ошибку и должна понести ответ перед Судом, не самым гуманным и справедливым в далеком будущем. Присутствуют сцены насилия, но история не об этом, а, как бы глупо это ни звучало, о любви и преданности).
Любые комментарии и советы приветствуются. Я новичок, это мне на пользу)).
Приятного, может статься, чтения.
ПРОЛОГ
Это началось в канун дня Свободы.
Сайке было шестнадцать лет, Томасу - девятнадцать.
За несколько дней до этого они сильно поругались. Томас показал ей складной нож, который он купил на черном рынке. У ножа было черное лезвие с насечками и блестящая на солнце рукоятка.
- Насечки для того, чтобы по ним стекала кровь, - сказал он, когда они стояли возле бара «Каса-Браге», а она тянула лимонад из пластикового стаканчика.
- Ясное дело, - Сайка облокотилась на стену, стараясь отыскать точку опоры.
- Чтобы заполучить то, что любишь, надо избавиться от зависимости, - добавил он.
Она вздрогнула так, что стаканчик грохнулся под ноги. Вытерла брызги и взглянула на Томаса. Он был бледным, но во взгляде царило спокойствие.
По-моему, именно в этот момент она впервые подсознательно почувствовала угрозу, но не нашла ничего лучше, чем рассмеяться в ответ.
Это разозлило его, и они повздорили.
Спустя несколько дней они были на главной площади шестого сектора. Отдыхающие разного возраста напивались на паперти прямо перед зданием Правосудия. Они приносили алкоголь с собой и глотали его на улице. А на танцполе были танцы. Выступала на них заезжая группа с популярными хитами. Музыканты были одеты в белые костюмы. Вокалист, которого, если верить плакатам, звали Стюарт, пел на удивительно мелодичном международном языке.
Шестой сектор - высокие черные столбы заводских труб, башни химических комбинатов, сажа и пепел – закрытый производственный район Дома. Фильтрационные установки круглые сутки гнали воздух по замкнутой системе очистки, но, несмотря на это, в небе клубились разноцветные массы дыма, сквозь которые с трудом пробивался свет прожекторов. За десятилетия такой жизни, в мутно-желтоватом свете, понятие дня и ночи постепенно стиралось.
И вот уже много лет люди жили в сумерках.
Местные привыкли к искусственно созданной облачности, а приезжим приходилось несладко. Вокалист Стюарт менял носовые фильтры каждые пять-десять минут и все равно дышал, как загнанная лошадь. Пропев два куплета, он велел гитаристу сыграть соло, а сам сунул микрофон в подставку, улыбнулся и, покачиваясь, спустился со сцены.
Летние вечера, долгие и светлые. Громко и пронзительно ревела музыка, стоял зной.
Внутри Сайки шевельнулось что-то легкое, и она почувствовала, как засосало под ложечкой. Когда она взяла Томаса за руку, он улыбнулся без малейшего намека на обиду. Сайка сбросила с себя кроссовки и босиком взобралась на танцпол.
Она отплясывала до одурения и головокружения. Больше всего на свете Сайка любила танцевать вот так, свободно, сама по себе, и этот день был для неё по-настоящему волшебным.
Ближе к одиннадцати музыка стихла. Музыканты собрали оборудование и сели в фургон. Затем на сцену поднялся комендант Дома, Ганс Легат - высокий мужчина в строгом черном костюме. Кто-то вынес микрофон и кафедру, на которую он положил обнаженные до локтей руки, точно она была его собственностью. И - тишина. Как по команде, все обернулись в его сторону. Присутствующие поднимали головы, словно звери на водопое, завидевшие льва. Это означало начало официальной части дня Свободы.
Сайка не помнила, что именно он говорил, а может, не слушала, будто стояла перед телеэкраном, у которого выключен звук.
В конце со всех сторон послышалось рукоплескание. Хлопали все, кроме Томаса. И она инстинктивно почувствовала, что тишина с его стороны что-то предвещала, потому что повисшее напряжение было не передать словами. Сайка помотала головой. И скосила на него глаз. На нем была распахнутая черная ветровка с глубокими карманами, в которые он запустил руки. И сквозь тонкую ткань проступали контуры того самого ножа, который он показал накануне. Комок встал у нее в горле.
Муки выбора. Сайка знала - что бы она ни выбрала, она все равно будет ворочаться ночами и ломать голову, правильно ли поступила. Она могла бы ничего не решать в этот день и довериться ему, но путь высшей морали казался единственно верным. Поэтому она должна была сделать то, что должна. И сделать это прямо сейчас.
ЧАСТЬ 1
1
Она стояла на задворках парка, поглядывая на часы. Половина пятого. Шустер прислал сообщение, что вернется к четырем. Однако он всегда был оптимистом и обещал больше, чем делал. А пока она села на скамейку и обвела взглядом окрестности: те, что не заволокло смогом.
Внизу, во впадине, виднелось озеро, окруженное со всех сторон без единой ветки стволами деревьев. За ним расстилался бесплодный луг, над которым, клубясь, переливалась зеленая дымка. Как будто кроны деревьев превратились в пыль, и мертвая древесная плоть скользила по ветру, не находя пристанища.
В белой дымке, разгоняя странную картину, заревел двигатель. Довольно близко. Значит, он уже проехал городские ворота парка. Водитель давил на газ, и из-за поворота высунулась сердитая морда «форда». Старый грузовичок принадлежал «Корпусу красного креста», где Шустер подрабатывал водителем, а Сайка санитаркой. По воскресеньям он помогал в местном хосписе. Там они и познакомились.
Они мыли полы, выносили мусор и занимались стиркой. Хуже всего были простыни. Они кишели червями, которые кормились кровью. Инфицированное белье и простыни они засовывали в так называемые чумные мешки, которые растворялись в горячей воде. Иногда в больничной стирке попадались небольшие сюрпризы. Однажды Сайка нашла стальное подкладное судно и пару хирургических ножниц. Шустер как-то в белье из Восточного медицинского центра нашел двадцатку и слинял с работы, чтобы напиться. «Уход с работы по чрезвычайным обстоятельствам», как он это назвал.
Машина остановилась около скамейки. Шустер выглядел неважно. Это первое, что бросилось в глаза, когда он спрыгнул на землю и выжидающе взглянул на Сайку, точно проверяя, стоит ли сообщать новости. Ей начинать первой не хотелось.
- Это… - после небольшой паузы он протянул тонкую, как куриная лапка, руку, в которой был зажат мятый конверт.
У Сайки перехватило дыхание.
- Значит, и она тоже? В этом году? - спросила она и сразу же пожалела об этом, почувствовав себя идиоткой. Не потому, что она не знала про «этот год», просто подчеркивать лишний раз этот факт – значит делать Шустеру еще больнее.
Он пожал плечами:
- Сделал невинную рожу, мол, ничем помочь не могу.
Она сжала кулаки и беззвучно выругалась. Долг Роззи смехотворен, и они надеялись, что удастся откупиться. Но взятка, которую Шустер должен был подсунуть следователю для продления отсрочки, осталась в конверте.
- Подождем ныть, пока не огласили, - Сайка посмотрела на часы. – Я у тебя в бардачке коробку со табаком видела. Возьму одну пластинку, ладно?
Вытащив из кармана коробочку, он протянул ее девушке. Она сунула пластинку под верхнюю губу.
- Просто интересно, какой у него вкус, - сказала она, - такой больше ни у кого не видела. Ты его где вообще берешь?
Он снова пожал плечами:
- Да много где. Если кто-то едет оттуда, прошу прихватить. Я еще все хотел тебя спросить: почему ты кладешь ее под верхнюю губу?
- Папаня мой так делал, - ответила она небрежно. - Он говорил, что под нижнюю губу его кладут только американцы, а каждому известно, что они падение инициировали. Он их терпеть не мог.
Они замолчали. Делили молчание на двоих. Сайка прислушивалась к дыханию Шустера - такому знакомому, словно её собственное, когда со стороны озера вдруг донесся леденящий крик.
Кажется, кричали где-то в долине.
- Переберемся в машину, - предложил Шустер. – Почти восемь, вот-вот начнется.
Сайка села на пассажирское сиденье. Шустер покрутил модуль громкости радио, и сквозь помехи, треск и шипение они услышали голос, зловещий и предостерегающий. Голос диктора, который передавал последние городские новости на международном языке. Как только часы пробили восемь, он приступил к оглашению списка.
От подступающего страха Сайка почувствовала, как взмокла холодным потом спина и чуть закружилась голова, и наступило болезненное любопытство, с которым она вслушиваюсь в ровную речь.
Десятки незнакомых имен.
От страха свело живот, а в голове одна мысль крутилась, как заведенная: может, пронесет?
Но ясный голос продолжает произносить имена.
Первый - Шустер. Затем она. Последняя Роззи.
Этого никто не в силах выдержать.
Сердце у нее екнуло от страха, голову пронзила тупая боль. Несколько секунд Сайка не могла сдвинуться с места. Потом распахнула дверь и на мгновение прикрыла глаза. С северо-запада дул теплый сухой ветер. Она представила, будто дует он прямиком с Сахары или других теплых мест, где она никогда не была, но обязательно побывает. От этой мысли стало легче, но болезненный спазм не проходил.
А вот Шустер на эмоции не скупился. Еще радио не успело смолкнуть, а он уже повернул ключ зажигания, выдавил газ и отпустил сцепление.
- Да Роб, мать же твою! – выругалась Сайка, на ходу закрывая дверь.
- Это мою мать? – заорал он в ответ, поправляя зеркало заднего вида. Парк скрылся за поворотом. – Я обещал себе! Сказал - соберу эти чертовы деньги и выбью ей отсрочку! Трепло,
слабак!
Он поддал газу, и колеса вгрызлись в гравий. Машина свернула на шоссе, и застрявшие в шинах камешки заскрипели по асфальту.
- Что я ей скажу? – уже тише продолжил он. – Всего одна ночь, все, что у нас осталось.
- Скажи ей, что, когда это все закончится, вы сможете любить друг друга всю оставшуюся жизнь.
Он кивнул. И не мог не рассмеяться. Смешок вышел жесткий, краткий.
Шустер затормозил около круглосуточного автомагазина, перевел ручку переключения передач
в положение «паркинг», выключил фары и заглушил мотор.
Сайка надела куртку, затянула в хвост длинные темно-каштановые волосы и открыла дверь.
- Уходишь? – произнес он.
- Прогуляюсь, - ответила она. – Надо голову проветрить.
- Я бы составил компанию, но сама понимаешь…
- Да, езжай к Роззи, - улыбнулась девушка. – А я выпью. Это хорошая идея. Буду медленно идти и напиваться.
- До встречи.
- Увидимся, Сай.
Сгорбившись, она пошла вдоль дороги. Ветер продувал насквозь хрупкую фигуру, сметая все: облака с неба, сажу с жухлой травы, надежду из сердца. И снова перед ней открылись ее собственные следы–мысли – зачем вообще бороться? Самое правильное – покончить с собой, пока не начался Суд. Наверняка многие так и поступали. Наверняка половина пропавших пошли по этому пути. Но тупой спазм в голове не позволял ей связно думать. Сейчас хотелось только одного: как следует напиться, чтобы боль, наконец, прекратилась, добраться до жилого модуля и забыться сном.
Сайка остановилась, постояла несколько секунд, рассеянно соображая. Можно пойти в общественный центр, взять в долг хороший виски и просидеть там до рассвета, но её личностный идентификатор наверняка уже отключён, а без него невозможно раздобыть даже воды. К тому же безумно, до невыносимости хотелось побыть одной.
Мимо проехали несколько автомобилей и свернули в направлении площади. Немного помедлив, она двинулась за ними.
Без пятнадцати двенадцать. Сайка порылась в карманах, вытащила конверт и пробила в автомате смесь молочной браги с яблочным вкусом и отвинтила крышку. Глядя в беззвездное небо, сделала первый глоток. Когда третья бутылка сама собой выскочила из рук и разбилась, она поняла, что в стельку пьяна. Оттолкнувшись от аппарата, сделала два-три неуверенных шага, и поплелась в сторону жилого сектора.
Свет фонарей едва пробивался сквозь мглу, и закрытые магазины, пустые автостоянки, бетонированные детские площадки и городские центры тонули во тьме. Через проезжую часть проскочила жирная крыса и нырнула под ось припаркованного у обочины «бьюика». Мимо пронеслись два мотобайка.
По улицам шлялась в основном молодежь, которая еще не получила распределения на работу - взбудораженная, веселая, пьяная. Следуя внутреннему импульсу, Сайка старалась держаться от нее подальше. Несколько раз ей казалось, что её кто-то преследует. Однако, когда она оглядывалась, перед не й была только пустая дорога.
Опустив голову, она шла, пошатываясь, и не сразу заметила, как от ближайшей компании отделилась фигура парня и двинулась в ее сторону.
Будь она с Шустером, это нисколько не удивило бы её. Шустер всегда был душой компании. При встрече его все обнимали и хлопали по спине, словно у него что-то застряло в горле. Ухмылялись, выдавали какую-нибудь по-дружески грубую фразу, которую придумали специально для него. Сайка же никогда не таяла от дружеского тепла и заботы. Может, это и верно, что каждому из людей охота, чтобы его любили. Но она давно научилась обходиться без этого.
Чем ближе незнакомец, тем ясней проступало предчувствие, что произойдет что-то нехорошее. Как бывает перед поединком или перед уличными гонками на мотобайках.
- Привет, - раздался в темноте невнятный, осипший от алкоголя голос. – Работаешь?
- Нет, - ответила Сайка, чувствуя, как внутри все холодеет. – Не надо.
Она сразу хотела бежать назад, но, обернувшись, вздрогнула. С противоположной стороны улицы следом за ней шел второй, который показался ей смутно знакомым.
- Чего не надо-то? – продолжал настаивать первый. – Притворяешься? Мне парни вон сказали... Я же по-хорошему, за бабки. Ты же паразит, я по телеку видел, какая тебе разница?
Держась руками о стену, девушка шагнула вглубь проулка. Но он взял ее за ворот куртки и притянул к себе. Сайка не выдержала. Замахнувшись, она нанесла удар. При столкновении кулака с носом послышался треск. Парень зарычал, сделав шаг назад, и она увидела, как он отводит для удара правое плечо. Она вполне могла отойти, но споткнулась и упала, ударившись о бетонную стену забора. Боль прорезала темноту, словно вспышка молнии, пока все окончательно не погрузилось во тьму.