A.Nonimous

Давно это было, еще в советское время, в стране с названием СССР. Тогда каждую осень студентов отправляли в колхоз, это называлось помощь города деревне. Кто кому больше помогал, мы деревенским убирать урожай или деревенские нам оттачивать коммуникативные навыки, уже не важно. Помидоры, виноград, свекла и кукуруза. В тот раз это был виноград.

Пошел дождь, все разбежались. Я подобрал кусок целлофана, накрыл им куст винограда и сел под. Мимо пробегала девчонка, тонкая и мокрая, поймал её за руку и затащил в своё укрытие. Ели кисть винограда, висящую перед нами, смеялись чему-то, солнце светило сквозь дождь, мокрая улитка заползла на штанину. Потом дождь закончился, вот вроде и всё.

Стал встречать её в коридоре, в библиотеке, всё чаще и чаще. Только я тогда был отравлен зачеркнуто увлечен одной особой с параллельного курса, ничего у нас и не сложилось.

Прошло много лет. Я закончил институт, ЦКБ Коралл, женился, завод Парус, рожал детей, газета, менял профессии, рекламное агентство, развод... И однажды она пришла в мой офис.

Все эти годы она была рядом. Знает имена и даты моих детей, мои взлеты и падения. Знает моих друзей и врагов, мое вино и марку сигарет. Знает, что произошло со мной. И сейчас, когда я свободен. Ей от меня нужно только, чтобы он родился. Он давно уже есть, её мальчик, нужно только дать ему родиться.

Я это к чему? Перечитывал вчера Джека Лондона, Тайна женской души. Лабискви.

Давно это было. Первый курс института, установочная сессия. 25 новых случайных человек, случаем, судьбой и приемной комиссией отобранных в группу Д12. Все только приглядываются друг к другу, идет процесс активной взаимной притирки, проверки, притяжения и отторжения. Именно в эти первые, самые сложные дни, закладывается будущая пятилетняя система межличностных и иерархических отношений.

Кто-то первый сказал Ор лайт, и пошло. Вирус, слово-паразит. Диалектизм, лингвистический эндемик, если по умному.

И вот один из. Никто его за язык не тянул. Без всякого, даже  физического насилия, он вдруг выбрал момент редкой в аудитории тишины и сказал ртом: А почему вы все говорите Ор лайт, ведь правильно говорить Ол райт?

И всё. Занял своё место в иерархии. Туго вошёл, лет на пять с долгим плюсом.

Я это к чему? Молчание золото.

Порол меня отец офицерским широким ремнём лет до 18, целых три раза, в 14, 16 и в 18.  По субботам, после бани.  Чаще всего, в 16 и 18, за то, что перечил я его воле. Сейчас, с высоты моих прожитых лет, я бы за те два перечения себя в детдом отдал.

Детская психика, если она успела созреть в головенке к началу системного домашнего насилия, штука ранимая. Моя успела и так поранилась, что своих детей я не порол, ни широким, ни узким. Это называется Реверсивная психология, или воспитание от обратного, когда дети алкоголиков становятся абстинентам, хотя чаще алкоголиками. Мне повезло, старший сын уже в его 38 назвал меня другом. У младшего, которому сейчас 10, время еще есть и я надеюсь.

Я это к чему? Все базовые установки заложил во мне отец. Систему координат, плюс или минус,  правильно или нет, достойно или нет, прилично или нет. Дальше было проще, делай всё, чтобы быть на стороне +, и всё.

Безмерное моё тебе уважение, благодарность, сожаление и любовь. Стокгольмский синдром.

Давно это было, лет 15 назад. Едем вчетвером, я, друг мой, жена моя и дочка моя в животе у жены. Славная традиция была у нас тогда, раз в год друг возил нас по Крыму, куда скажем. В тот раз сказали ехать в Коктебель, славный домик я арендовал на берегу, очень хотелось показать жене любимые мной и Волошиным холмы.

Ехали через Симф, уже Белогорск проехали, очень кушать хочется, придорожные кафе слева-справа, а мы все едем и едем. Друг только: Сейчас, сейчас... Наконец затормозил у небольшой кафешки, вывеска У Наримана. Здесь надо, говорит друг. Он по своему бизнесу весь Крым объехал, знает, где пообедать.

Несколько столиков, крытых деревенской клеенкой, рукомойник с полотенцем. Заказали классику: шурпу на баранине, чебуреки, пахлаву и чай травяной. Минут через 10 произошло кулинарное событие. Нельзя сказать, что я прям гурман, но крымскую кухню знаю хорошо. А тут... Вкуснее не ел. Друг мой сидит с таким видом, словно это он у плиты стоял.

Молоденькой татарочке, расплачиваясь, наговорил хорошего. Она, улыбаясь, говорит: Да вы не мне, а дедушке моему скажите. А кто дедушка? Нариман, говорит, вон он на лавочке сидит. Подошел к маленькому старичку, спасибо, говорю, давно так вкусно не ел. Рэхмэт, отвечает. Я петь не умею, танцевать не умею, людей умею кормить...

В прошлом году, по дороге в Топловский монастырь, я такой: Сейчас, сейчас... Потому что знаю уже, где пообедать. На месте кафешки двухэтажный туристический комплекс, гостиница, детская площадка, стоянка для машин... Хорошо дедушка Нариман умеет людей кормить.

Я это к чему? Делай, что умеешь, и получится. Жаль, услышал 15 лет назад, а делать, что умею, стал так недавно.

Давно это было. Оказались мы с женой в далекой холодной Швеции, в Стокгольме, который удивительным образом оказался похожим на наш любимый Питер. Может, обилием гранита, или серым низким небом, или особым праздным необязательным состоянием, имя которому - отдых.

Время проводили в нашем любимом отпускном режиме, это когда утром примерно намечается маршрут, а там уже как получится. И лучше всего у нас получалось забрести в какую-нибудь дыру, где не то что туристы, но и шведы редко бывают. В таких местах Стокгольма было больше, чем в Старом городе. Конечно, Васа, Скансен, Ратуша, как без этого. Но если слышу Стокгольм, вспоминаю не Королевский дворец, а скамейку под старым пешеходным мостом, гранитный парапет и стремительное течение холодной воды у верхнего края этого парапета... Отвлекся.

В воскресенье забрели на один из знаменитых блошиных рынков. Мне такие места вредны для здоровья, тахикардия от жадности, жена уже знает, но затащил. Две чарки. Серебро, конечно, уж это я сразу определил. Тавро Handmade, короны, короны... Пять евро за обе. И то, что серебро потом оказалось оловом, не важно.

Я это к чему? Иногда за копейки можно получить удовольствие на долгое потом. Если повезет.