Метод Понтия Пилата
«Мастер и Маргарита» – блистательный шедевр, созданный Михаилом Булгаковым.
Вход Господень в Иерусалим. Вербное воскресенье
«Осанна, благословен грядый во имя Господне, Царь Израилев»
(Иоан. 12, 3).
Во всем христианском мире последнее воскресение перед Пасхой называется Вербным воскресением. В этот день вспоминают верующие, как за шесть дней до своих страданий и смерти Христос вошел в Святой город и встречен был восторженной толпой.
Торжествен был последний вход нашего Спасителя в Иерусалим. Он шествовал, как Царь, сообразно древним пророчествам, седя «на жребяти осли». Безчисленное множество народа, пришедшого на праздник в св. град, услышав о приближении Иисуса, взяли ваии от финик и вышли в сретение Ему. И потом одни предшествовали Ему, другие сопутствовали; одни в восторге снимали с себя одежды и постилали пред Ним, другие резали ветви от дерев и бросали на Его пути, и все не только взрослые, но и самыя дети взывали к Нему: «осанна Сыну Давидову, благословен грядый во имя Господне, Царь Израилев, осанна в вышних» (Матф. 21, 8–9). Не дивно ли после сего замечание Евангелиста, что Христос, когда приблизился к Иерусалиму, то, «видев град, плакася о нем» (Лук. 19, 41)? Что бы это значило? Отчего, когда все вокруг Спасителя радовалось, Он один плакал? Ужели Ему не угодны были эти ликования иудеев, это живое сочувствие к Нему, эта торжественная встреча?
Иудеи встречали Его, как своего Царя... Но они не разумели Его: их понятия о Мессии-Царе были превратныя, чувственныя. Иудеи думали, что Христос будет их земным царем-завоевателем, что когда Он сядет на престоле Давидовом, то прежде всего освободит их от ига римлян, под которым они тогда находились, а затем победит все народы, так что народ Божий соделается властелином вселенной. Сколько ни старался Господь во дни общественного проповедания своего рассеять этот пагубный предрассудок, все еще предрассудок оставался господствующим между иудеями. И с такими-то суетными надеждами они встречали теперь Христа, как своего Царя, в Иерусалиме! Этого не довольно: в то время, как одни, целыми толпами, встречали Его с радостию и приветствовали, как своего Царя, другие, враги Его, книжники и старейшины иудейские, тайно «негодоваша» и еще более ослеплялись завистью и ненавистью к Нему, еще ревностнее заботились, как бы скорее погубить Его (Матф. 21, 15). И тут не все: Господь предвидел, что даже эти самыя ликующия толпы, оказывающия Ему теперь царския почести, чрез несколько дней совершенно оставят Его и перейдут на сторону Его врагов, что те самые, которые ныне взывают: «осанна Сыну Давидову», Царю Израилеву, чрез несколько дней будут вопиять: «возми, возми, распни его; не имамы Царя, токмо Кесаря» (Иоан. 19, 15).
Но взор Господа простирался еще далее. Он предвидел, как враги иудейского народа, римляне, приидут и обложат св. град Иерусалим со всех сторон своими несметными полчищами, как разрушат его, избиют всех его чад и не оставят в нем камня на камени. За что же? За то, что не уразумел ныне Иерусалим дня посещения Господня, что иудеи не узнали своего истинного Мессию, и чрез несколько дней предадут Его даже на смерть... (Лук. 19, 42–44). Вот почему Господь плакал ныне о св. граде посреди ликующих иудеев. Он видел не одно внешнее, а самыя мысли их, видел не одно то, что совершалось вокруг Него, а и все, что происходило и замышлялось тогда во Иерусалиме, видел не одно настоящее, но и будущее св. града.
И мы, братие, и мы светло празднуем ныне торжественный вход нашего Спасителя в Иерусалим. И мы встречаем Его, как Царя, с ваиями в руках и, нося эти знамения победы, вопием Ему, яко победителю смерти: «осанна в вышних, благословен грядый во имя Господне!» Что же, нет ли и в нашем праздновании чего-либо неугодного нашему Господу?
Наши понятия о Нем, как о Царе, без сомнения, понятия истинныя. Мы веруем, что Он есть Царь благодатного царства или Церкви, которую Он основал на земле. Мы знаем, что хотя Он входит ныне во Иерусалим для крестных страданий, но что Он постраждет собственно для того, чтобы победить наших враговъ – смерть и ад, чтобы примирить нас с Богом и стяжать нам дары Святого Духа, чтобы ниспослать Святого Духа на своих апостолов и чрез них проповедать Евангелие всей твари и создать в мире из всех людей, не только из иудеев, но и язычников, одно благодатное царство, в котором Он будет царствовать до скончания века. Такия понятия суть те самыя, которыя благовествовал сам Господь, и следовательно празднование наше, проникнутое ими, по крайней мере в этом отношении, не может быть для Него прискорбным. Но не повторяется ли и между нами ныне чего-нибудь подобнаго, что происходило в Иерусалиме, когда входил в него Христос? Нет ли между нами людей, которые, взирая на славу Христа-Царя, на распространение и процветание Его благодатного царства на земле, не только не содействуют успехам св. веры, но даже противодействуют, чем могут, и готовы были бы ее совершенно угасить? Нет ли и таких, которые хотя с радостию приветствуют ныне Христа, входящого со славою в Иерусалим, но чрез несколько дней или даже ныне перейдут на сторону Его врагов? А враги Христовы – это диавол и все, творящие волю его; это еретики и раскольники, раздирающие Церковь и производящие в благодатном царстве Христовом мятежи и междоусобия и погубляющие тысячи слабых душ; это вообще все беззаконники, противящиеся воле Божией. Нет ли между нами сынов погибели, которые, если не будут вскоре вопиять о Христе: «возми, возми, распни Его», то сами «второе распнут» Его духовно своим отпадением от веры, или вообще своею безбожною, не христианскою жизнию? Нет ли несчастных, которые своею нераскаянностию во грехах и ожесточением уготовляют себе еще худшую участь, нежели какая ожидала Иерусалим за неузнание им и распятие Мессии, – уготовляют себе вечныя муки? Пред Господом все это открыто вполне; Он видит не только всю нашу жизнь от начала до конца, но самыя наши сердца. И всякий ли из нас скажет после того, что участие его в настоящем торжестве Церкви приятно Господу?
Братие-христиане! Все мы знаем, что Христос есть Царь благодатного царства или Церкви, все имеем счастие принадлежать к этому царству. Будем же любить своего Царя и Господа, будем исполнять неуклонно Его св. волю и пользоваться всеми средствами, какия подает Он нам для нашего спасения: ибо если Он основал свое царство на земле и царствует в нем, то единственно для нашего же спасения. Тогда не только настоящее, но и все другия наши празднества в честь Его, соделаются для Него истинно-угодными. А между тем вспомним, что кроме Иерусалима земнаго, куда вошел ныне Христос, есть еще Иерусалим небесный, кроме царства благодати есть и другое царство Христово – царство славы. Сам Христос вошел уже туда во всей своей славе, когда вознесся на небеса; но некогда Он введет туда со славою и всех своих истинных последователей. О, если бы и нам удостоиться войти в этот горний Иерусалим! С какою бы радостию мы торжествовали тогда этот торжественный вход, – торжествовали не день какой-либо, а целую вечность! Аминь.
Митрополит Макарий (Булгаков)
P.S.
✒️ Я не читаю комментарии к своим постам и соответственно не отвечаю на них здесь. На все ваши вопросы или пожелания, отвечу в Telegram: t.me/Prostets2024
✒️ Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
✒️ Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках на «Пикабу». Впереди много интересного и познавательного материала.
✒️ Предлагаю Вашему вниманию прежде опубликованный материал:
📃 Серия постов: Семья и дети
📃 Серия постов: Вера и неверие
📃 Серия постов: Наука и религия
📃 Серия постов: Дух, душа и тело
📃 Диалоги неверующего со священником: Диалоги
📃 Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
Что надо успеть за выходные
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.
«Рукописи не горят»
К альбигойским ассоциациям в «Мастере и Маргарите» примыкает, на наш взгляд, и столь распространившийся в результате популярности романа афоризм «рукописи не горят». Припомним, при каких обстоятельствах эти слова были произнесены Воландом в разговоре с Мастером.
Когда Мастер мимоходом упомянул о написанном им романе, Воланд, в свою очередь, поинтересовался, о чем он.
«- Роман о Понтии Пилате.
Тут опять закачались и запрыгали язычки свечей, задребезжала посуда на столе, Воланд рассмеялся громовым образом, но никого не испугал и смехом этим не удивил. Бегемот почему-то зааплодировал.
- О чем, о чем? О ком? - заговорил Воланд, перестав смеяться. - Вот теперь? Это потрясающе! И вы не могли найти другой темы? Дайте-ка посмотреть, - Воланд протянул руку ладонью кверху.
- Я, к сожалению, не могу этого сделать, - ответил Мастер, - потому что я сжег его в печке.
- Простите, не поверю, - ответил Воланд, - этого быть не может. Рукописи не горят. - Он повернулся к Бегемоту и сказал: - Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман.
Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей. Верхний экземпляр кот с поклоном подал Воланду. Маргарита задрожала и закричала, волнуясь вновь до слез:
- Вот она рукопись!».
Спрашивается, почему роман, который Мастер сжег, оказался в конце концов невредимым? Тем паче, что автор его, в отличие от одного из своих прототипов - украинского философа Сковороды, никому предварительно списков своей брошенной в огонь книги не дарил.
Зададимся, наконец, вопросом, который мы всякий раз ставили и прежде, подступая к расшифровке «темных мест» романа. А именно - нет ли у описанной Булгаковым фантастической ситуации какой-нибудь более или менее идентичной модели, скажем, в сказках, легендах, апокрифах, агиографической (житийной) литературе?
В самом деле, рукопись предана огню, сожжена, а в итоге оказалась несгоревшей!
Читатель нашей книги уже понимает, что модель такой ситуации существует и что мы ее нашли опять-таки среди книжных источников булгаковского романа, связанных с историей альбигойцев.
Остановимся на ней подробней.
За четыре года до начала альбигойских войн, в 1205 г., из Испании в Лангедок для борьбы с альбигойской ересью прибыл славившийся своей фанатичностью приор Доминик де Гусман - будущий основатель доминиканского монашеского ордена (и впоследствии католический святой). Он выступал с проповедями, вел с альбигойскими богословами яростные диспуты и однажды, как повествуют легенды и обширная житийная литература о нем, по окончании спора изложил свои доводы письменно и манускрипт вручил оппонентам. Но альбигойцы, посовещавшись, решили предать эту рукопись огню. Каково же было их потрясение, повествует легенда (ее, в частности, приводит в своей «Истории альбигойцев» Н. Пейра), когда «пламя отнеслось к рукописи Доминика с благоговением и трижды оттолкнуло ее от себя».
Эта легенда, думается, и послужила Булгакову отправной точкой для разработки фантастической истории, приключившейся с рукописью Мастера. Ведь манускрипт Доминика, к коему «пламя отнеслось с благоговением», носил экзегетический характер, т. е. являлся толкованием Священного писания. Но своеобразным толкованием последнего является и роман Мастера об Иешуа и Пилате. Отчего, по Булгакову или, вернее, по логике избранной им модели (и к вящему интересу сюжета), рукопись такого сочинения сгореть не могла!
Однако же поистине не только книги, но и слова имеют свою судьбу: вот уж около двадцати лет, как слова Воланда о том, что рукописи не горят, не только «простые читатели» романа, а и литературные критики понимают совсем иначе, чем толковал их сам Воланд и чем это согласуется с концепцией романа. Во всяком случае, до сих пор слова «рукописи не горят» трактовались и трактуются в равной мере булгаковедами и читателями совершенно однозначно: если, мол, литературное произведение написано по-настоящему талантливо, но света еще по той или иной причине не увидело, оно ни при каких условиях не пропадет, не погибнет.
В этой связи критиками на разные лады высказывалось убеждение, что упрямая сила творческого духа проложит себе дорогу и восторжествует; что история раньше или позже все расставит по местам и правда выйдет наружу; что все сбудется для того, кто умеет ждать; что сам Булгаков горячо верил в несомненное торжество справедливости, в то, что настоящее искусство в конце концов завоюет себе признание.
И восторженно-романтическая эта трактовка слов «рукописи не горят», вложенных писателем в уста дьявола и имевших в своей подоснове легенду о нетленности манускрипта экзегетического содержания, вряд ли уйдет когда-либо из читательского сознания.
«Загадки известных книг», Ирина Львовна Галинская, 1983г.
Тема Пилата в «Мастере и Маргарите»
Первым поделился в печати результатами своих попыток проникнуть в историческую и философскую криптографию «Мастера и Маргариты» американский литературовед Л. Ржевский. В 1968 г. он опубликовал статью «Пилатов грех: О тайнописи в романе М. Булгакова „Мастер и Маргарита“», которая была затем перепечатана в зарубежных изданиях еще дважды. Стремясь расшифровать историческую концепцию «древних глав», Ржевский пришел к заключению, что их структурным стержнем является тема виновности Пилата, «Пилатов грех». Более того, «экзистенциальная трусость» прокуратора, писал он, как бы помещена в центр тайнописи всего романа, пронизывая все его компоненты. При этом Ржевский отсылал читателей своей статьи не к определенным книжным источникам, которыми мог пользоваться, работая над этой темой, Булгаков, а к таким распространенным в мировой письменности сюжетам, как непостижимая борьба света и тьмы, обличение предательства, совершенного из личной выгоды, и толерантности ко злу из страха за свое благополучие.
Советские литературоведы И. Ф. Бэлза и Н. П. Утехин, первый - в 1978, а второй - в 1979 г., назвали конкретные книжные источники, на которые, по их мнению, опирался, разрабатывая «древние главы» романа, автор «Мастера и Маргариты». Это апокрифические сказания «Акты Пилата», латинская поэма XII в. «Пилат» (приписываемая Петру Пиктору), «Археология страданий господа Иисуса Христа» Н. К. Маккавейского, «Евангелия канонические и апокрифические» С. А. Жебелёва, тексты песен шубертовского цикла «Прекрасная мельничиха», труды Иосифа Флавия и Тацита, «Жизнь Иисуса» Э. Ренана, «Библиографический обзор древнерусских сказаний о флорентийской унии» Ф. И. Делекторского, романы Г. Сенкевича «Камо грядеши», Ж. М. Эсы ди Кейруша «Реликвия», рассказ Анатоля Франса «Прокуратор Иудеи».
Нет спору, Булгаков был в литературе на исторические темы, как художественной, так и научной, весьма и весьма начитан - ведь он даже начал писать школьный учебник истории, чтобы участвовать в объявленном Советским правительством в 1936 г. конкурсе. Однако трудно поверить, что для воплощения одной лишь темы Пилата Булгаков в пору создания «Мастера и Маргариты» специально изучал - то ли заново, то ли изначально - столь большое количество разных сочинений.
Ведь нельзя забывать, что в 1928–1940 гг. Булгаков, параллельно с работой над «Мастером и Маргаритой», написал «Жизнь господина де Мольера» и «Театральный роман», пьесы «Кабала святош», «Адам и Ева», «Блаженство», «Последние дни», «Полоумный Журден», «Иван Васильевич», «Батум» и «Дон Кихот», создал инсценировки «Мертвых душ» и «Войны и мира», киносценарии «Ревизора» (в соавторстве с М. С. Каростиным) и «Мертвых душ», либретто оперы «Минин и Пожарский», работал над переводами «Скупого» Мольера и шекспировских «Виндзорских проказниц». И еще в этот же период служил во МХАТе и в Большом театре, вел обширную переписку с родными, друзьями, дирекциями различных театров и киностудий, а в последние годы тяжко болел.
Мы полагаем, у Булгакова просто не могло быть времени на то, чтобы собирать по крупицам различные сведения по теме Пилата из столь большого числа источников, какое называют И. Ф. Бэлза и Н. П. Утехин. Тем более что мировая историческая наука располагала к тому времени рядом трудов (написанных преимущественно в XIX в.), где специально реферировались и синтезировались все тексты и исследования о Пилате, появившиеся со времен раннего христианства. И Булгаков, владевший английским, немецким и французским языками, мог выбрать любой такой обобщающий труд из числа имевшихся в московских книгохранилищах.
Одной из подобных работ, творческое использование писателем части сюжетов и выводов которой представляется нам несомненным, является вышедшая в 1888 г. в Штутгарте книга немецкого историка и религиеведа Густава Адольфа Мюллера «Понтий Пилат, пятый прокуратор Иудеи и судья Иисуса из Назарета».
Как видим, даже самое название книги совпадает с булгаковским текстом - «пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат». Между тем вопрос, каким по счету - пятым или шестым - прокуратором (т. е. императорским чиновником, обладавшим высшей административной и судебной властью в небольшой провинции) был в Иудее Пилат, исторической наукой решается по-разному. Английский историк Ф. У. Фаррар числит, например, Пилата шестым прокуратором Иудеи, указывая, что тот стал им после 1) Архелая, 2) Копония, 3) Марка Амбивия, 4) Ания Руфа и 5) Валерия Грата. А соотечественник и современник Фаррара, профессор Оксфордского университета А. Эдершейм утверждает, что сын Ирода Великого Архелай являлся этнархом (т. е. правителем) Иудеи, а первым прокуратором тут был Копоний. Схожей точки зрения придерживается и Мюллер (Архелая он называет, правда царем Иудеи), намеренно вынесший слово «пятый» (прокуратор) в название своей книги.
Пятым прокуратором Иудеи именует настойчиво - пять раз! - Пилата и Булгаков. Он даже придает этому рефрену столь важное композиционное значение, что словами «пятый прокуратор Иудеи» в разных сочетаниях с именем и званиями Пилата заканчивает и «роман в романе», и последнюю главу, и эпилог.
И еще один спорный вопрос затрагивает Мюллер - о значении слова «игемон». В Библии оно равносильно обращению «господин», но в древние времена означало еще и высокий воинский титул. Суть же спора была такова. Наместникам Сирии (которым прокураторы Иудеи в определенной мере подчинялись) титул «игемон» принадлежал безусловно. Но было ли право на это звание и у прокураторов Иудеи? Мнения историков расходятся. Дело в том, что в описываемый период должность сирийского наместника оставалась незамещенной. Как доказал немецкий историк А. В. Цумпт, она была отдана Тиберием в середине 32 г. н. э. Помпонию Флакку, но тот в 33 г. умер, и только в 35 г. Тиберий назначил на это место Вителлия. Отсюда и суждение (против которого Мюллер восстает категорически), что Пилат звался игемоном временно, ввиду отсутствия сирийского наместника.
Мюллер же утверждает, что прокураторы Иудеи были одновременно и римскими военачальниками, отчего «и в другие времена, и при других обстоятельствах также звались игемонами». Своеобразный отзвук этой полемики слышится и у Булгакова, причем писатель снова берет сторону Мюллера: в романе кентурион Марк Крысобой больно наказывает ударом бича арестанта Га-Ноцри, дабы тот усвоил, что, обращаясь к прокуратору, его следует величать игемоном .
Мюллер показывает, что официальным языком римских чиновников была в провинциях латынь, но там, где местные жители ее не знали, чиновники пользовались греческим языком и арамейским диалектом древнееврейского. Исторические детали эти тщательно соблюдены и в «Мастере и Маргарите». Ведя допрос Иешуа и не зная еще, что арестованный - человек грамотный, владеющий несколькими языками, Пилат вначале обращается к нему по-арамейски, но затем заговаривает по-гречески, а в конце переходит на латынь.
Постоянная резиденция Пилата, сообщает Мюллер, находилась на берегу Средиземного моря, в прекрасном портовом городе Кесарии Палестинской, или Кесарии Стратоновой. Последнего названия в Библии нет, но Мюллер замечает, что Кесария Палестинская называлась еще и Кесарией Стратоновой «благодаря прочной башне грека Стратона, построенной на самом западном выступе относительно длинной и низкой скалы». И в романе Булгакова Пилат, собираясь спасти Иешуа, хочет удалить его из Ершалаима в Кесарию Стратонову на Средиземное море, т. е. именно туда, «где резиденция прокуратора».
Имя Пилата, пишет Мюллер, связано с именем Иисуса «неразрывным узлом» (verknupfen). Вот и в булгаковском романе Пилату снится, что Иешуа обращается к нему: «Мы теперь будем всегда вместе… Раз один - то, значит, тут же и другой! Помянут меня, - сейчас же помянут и тебя!» Мюллер утверждает, что решение предать Иисуса смерти привело Пилата к «ужасному» разладу между тем, что говорило ему сердце и диктовал разум. «Ужасным» называет Пилатово пробуждение и Булгаков («Он открыл глаза, и первое, что вспомнил, что казнь была»).
Прочтение книги Мюллера позволяет разрешить попутно и оживленно дискутируемый по сию пору в булгаковедении вопрос, каковы книжные источники сведений о том, что Пилат был «сыном короля-звездочета и дочери мельника, красавицы Пилы». Напомнив, что народные легенды о Пилате бытовали в средние века во многих европейских странах - Франции, Швейцарии, Германии, Нидерландах, немецкий историк реферирует все варианты сказаний.
Булгаков, в свою очередь, выбрал две версии: немецкую (Майнцскую) - о происхождении Пилата и швейцарскую - о его «загробных» терзаниях. «В Майнце жил король Ат, который умел читать судьбу людей по звездам, - пересказывает Мюллер немецкую легенду. - Будучи однажды на охоте, он прочел по звездам, что если в этот час от него зачнет женщина, то родится ребенок, который станет могущественным и прославится. Так как король находился слишком далеко от Майнца, чтобы послать за супругой, он приказал выбрать для него какую-нибудь девушку по соседству. Случилось так, что ею стала прекрасная дочь мельника Пила. Она и родила Пилата». Швейцарская же легенда повествует о том, что погребенный в горном озере самоубийца Пилат, подобно старому усталому Агасферу, не знает ни минуты покоя и что ежегодно в страстную пятницу, ночью, дьявол поднимает его со дна, втаскивает на окружающие озеро «скалистые стены», где до рассвета тщетно пытается смыть с него вечные пятна позора. Аксессуары этой легенды также находим в булгаковском романе: когда Мастер, с разрешения Сатаны, отпускает Пилату его грех, «скалистые стены» рушатся, и пятый прокуратор Иудеи обретает, наконец, желанный покой.
Концептуальный смысл книги Мюллера - дать на основе исторических материалов и многочисленных легенд о Пилате юридическое и психологическое истолкование проблемы его вины. Человек несомненно жестокий, Понтий Пилат, однако, по мнению немецкого историка, и личность возвышенная, необычная. Стоящий перед ним обвиняемый почему-то кажется ему героем. Язычник-прокуратор даже склонен считать арестованного полубогом, и единственное, что заставляет его дать согласие на казнь подсудимого, это (по Мюллеру) страх перед доносом кесарю. Ведь точно так же, как поступил Пилат, пишет немецкий историк, вынужден был бы на его месте решить вопрос любой другой римлянин; сомнительно лишь, отважился ли бы другой выказать, подобно Пилату, уважение и благожелательство к подсудимому, осмелился ли бы предпринять попытки спасти его.
Разумеется, читаем далее у Мюллера, Пилатов грех заслуживает всяческого порицания. Но, с другой стороны, овладевшая прокуратором трусость делает его поведение психологически объяснимым и даже в какой-то мере простительным. Ведь болезненная подозрительность Тиберия, ставшая второй природой римского императора, была направлена прежде всего против чиновников, правивших в провинциях. Особенно если те являлись, как Пилат, администраторами умелыми и влиятельными.
Конечно, замечает Мюллер, история - строгий судья, и действия Пилата она назовет не иначе, как «судебным убийством» невиновного. Но при всем том - убийством, совершенным при смягчающих вину обстоятельствах, отчего и не откажет несчастному прокуратору в сострадании, которое история всегда испытывает к трагическим личностям.
Эта концепция Мюллера, как и многое другое в его книге, не прошла мимо внимания Булгакова: ведь и он тоже определенно сострадает Пилату, несмотря на проявленную тем в столь важный момент трусость!
Насчет же того, каким путем мог узнать Булгаков о существовании работы Мюллера (на русский язык не переведенной), наша догадка такова. Отсылку к этой работе (и только к ней одной) можно было найти у нас в отечественных справочных изданиях единственно в Большой Энциклопедии С. Н. Южакова, в заметке о Пилате. А энциклопедия Южакова, вероятно, пользовалась в семье Булгаковых особым расположением, ибо из всех русских энциклопедий лишь в ней еще при жизни отца писателя, Афанасия Ивановича, была помещена статья о нем.
К тому же книга Мюллера должна была импонировать М. А. Булгакову не только емкостью содержания и привлекательностью разработки интересовавшего его мотива, но еще и тем, что насчитывала всего шестьдесят три страницы малого формата.
«Загадки известных книг», Ирина Львовна Галинская, 1983г.
Ты мой личный Пилат
Ты мой, личный Пилат,
Казни меня, ещё сто крат.
Пилат в юбке из ситца,
Тебе я, буду сниться.
Трубят во всю, все семь.
Пора, пора, кричат они.
И близится к финалу твой день,
Ты опять, соври, соври.
Всюду скрыты смыслы, знаки,
Во всем, что делали творцы.
Хлебни своей кровавой браги,
И спрячь в тайге свои концы.
Ты мой, личный Пилат.
Казни меня, ещё сто крат
Пилат в юбке из ситца,
Тебе я, буду сниться.
Та власть, что не твоя.
От чьих ты будешь, крошка цахес?
И от огня, получишь ты огня,
Каков души скажи твой вес ?
Вернётся все, уже не скрыться,
Ты заигрался, слишком сильно.
Пора святой водой умыться,
Ведь ей давно не можешь ты напиться.
Ты мой личный Пилат
Казни меня, я буду рад.
Люди с чего горит то?🤡 Продолжайте я кайфую 🔥
Образный текст про Мастера и Маргариту. Судите сами
Не так давно вернулся к тексту великого мастера Михаила Афанасьевича Булгакова - Мастер и Маргарита. В итоге, ко мне пришло ясное и полное понимание замысла автора. Я намеренно не буду утомлять всеми нюансами и отсылками, которыми изобилует роман. Я хочу рассказать о его концепции. Может быть она известна многим, но я не встречал такой интерпретации сюжета и содержания. Предлагаю его вашему вниманию.
Роман явно имеет глубокую связь с реальной жизнью автора, это всегда было понятно. На глазах Булгакова разворачиваются грандиозные по своему трагизму и масштабу политические события, на фоне его личной трагедии, как автора, как мастера. Роман - ответ на неприятие автора со стороны литературного бомонда, прикрывающейся, как лживой личиной, “пролетарской идеологией” и “революционной риторикой”. Автор не может противостоять им в реальной жизни. Но он мастер слова и образов. Он знает, где может дать и им бой, в котором у них не будет никаких шансов. Где они предстанут перед лицом суровой, но справедливой силы, и получат заслуженное воздаяние за свою ложь, лицемерие, холуйство, подхалимство, хамство, карьеризм и предательство гуманитарного содержания литературной профессии.
Главным героем романа является… Иван Николаевич Понырев. Он же - поэт Бездомный. В наивном прочтении Бездомный - комедийный персонаж, введенный в сюжет комедийных целях, а также для формирования флёра абсурдности, нереальности и мистического смешения реальности с шизофреническим бредом. Это так, но. Для дальнейшего обсуждения, нам нужно принять допущение, что роман Мастер и Маргарита - это игра метафорических образов, олицетворяющих важные для автора явления. Можно сказать, что Иван Понырев не только главный, но и единственный персонаж романа (sic!). Мы еще вернемся к этому.
Пока не погружаясь в разбор образов-персонажей, рассмотрим метафизический аспект замысла. Да, мы понимаем, что Мастер и Маргарита - роман в романе. Роман про Пилата Понтийского - это окно в другой мир, точнее в систему образов, от которой отказывалось общество, в котором оказался автор. Большевики объявили отказ от религии и идеи Бога. Скажем в религиозных терминах, для наглядности - занялись богоборчеством. Но борясь с Богом, которого, как они считали нет, они забыли про Темного. Того, что вечно хочет зла и совершает благо. В истории про Пилата мы видим мир, где простой бродяга Иешуа, с Богом в сердце, демонстрирует духовную силу такого уровня, что производит сильнейшее впечатление и на прокуратора и на синедрион. Да, впечатление разного рода, но это не так важно. Это мир, где есть Бог, который любит, принимает и поддерживает. Дает силу. Дает опору. В общем, посыл в том, что если вы отринули Бога, то будьте готовы, что вами “управит” кто-то другой.
Воланд со своей свитой появляется в Москве.
Воланд, как образ - это судья и воздаятель всем тем, кто отвергает не только Бога, но и христианские ценности, христианскую этику. Этот образ, царящий над всеми образами романа, является его центром и ядром, вокруг которого начинают вращаться все остальные образы романа. Он, как черная дыра, кого-то притягивает, уничтожая, кто-то выбрасывает из привычного пространства (как Лиходеева).
В диалоге Воланда с Берлиозом и Бездомным мы задаемся вопросом, почему рыцарь Тьмы вступается за Бога перед атеистами. Пытается их вразумить. Казалось бы он искуситель, и наоборот должен подвергать испытаниям верующих соблазнами и грехом. Но вот он вступает в теологический спор с двумя убежденными безбожниками. Здесь известный теологический аргумент - свет и тьма - суть неразрывны и едины. Без тьмы не будет света, без света не будет тьмы. Отрицая Бога, они отрицают и его благость, и самого Темного, Воланда.
Перейдем к образу Мастера. И хотя роман через название подает нам этого героя, как заглавного, мы не видим его таким в самом романе. Появляется он очень поздно, содержательных мыслей или действий производит мало, и даже имени своего не удаставиватся. Безымянный Мастер - это образная метафора литературного, художественного таланта, виртуозной словесности. Навык, умение, способность возведенная в высшую степень. Это не уникально, этому учат. Мастер холоден, спокоен, задумчив и нерешителен. Он погружен в себя, в свои мысли и планы. Он сосредоточен и немногословен.
Намного важнее и интереснее образ Маргариты. Маргарита - это метафора вдохновения, музы, наития. Она приходит неизвестно откуда, может быть от кого-то, врывается в жизнь Мастера, в результате чего возникает страсть и огонь творчества гения. Маргарита - живая, смелая, дерзкая, озорная и решительная. Она не остановится в шаге от цели из-за страха и сомнений. Она все может, ей подвластны
умы и сердца тех, кому повезло повстречаться с ней. И мы видим все глубину антиподства их натур. Лед и пламень.
История Пилата и Иешуа. Это символическая иллюстрация того, как власть боится и уничтожает людей с искрой в душе. Такие люди пугают власть, они непонятны и обладают странной, неведомой им силой. Трусость - тяжелый грех. Он лежит в основе насилия, ксенофобии, преступного конформизма. Трусость убивает Иешуа. Понтий Пилат, пятый прокуратор Иудеи, сын короля-звездочёта и дочери мельника, красавицы Пилы, храбрый командир-кавалерист испугался и струсил. Не спас ни Иешуа, ни себя. И был наказан. Это обращение к властям предержащим, о том, что автор, мастер - есть искра, спасая которую спасетесь сами.
От анализа образов вернемся к сюжету романа и вопросу о том, почему Иван Бездомный и есть главный герой и автофикция Булгакова. Если мы посмотрим на роман целиком, зная его буквально последние строки, где Иван Николаевич Понырев, уважаемый и заслуженный профессор и идет по тем местам, где разворачивались события истории, связанной с Воландом мы можем задаться, например, вопросом: а откуда он знал про полеты Маргариты, проходя мимо её окна? Ниоткуда. Здесь ближе всего аналогия с романом Чапаев и Пустота. Не исключено, что именно Мастер и Маргарита вдохновили Виктора на свой шедевр в этой сюжетной идее. Да, и Воланд, и Мастер и Маргарита - это все плод больного шизофренией, или считающегося таковым Ивана Бездомного. Разматывая сюжет от этой идеи, мы можем выстроить следующую сюжетную модель. Начинающий пролетарский поэт, Иван Бездомный, получил задание написать антирелигиозное произведение про Иисуса Христа. События на патриарших, и попадание литературного начальника Бездомного под трамвай было триггерным событием, которое вызвало шок, помешательство и глубокое ментальное перерождение поэта в зрелого автора, создавшего большое и талантливое произведение о Пилате.
По замыслу именно в голове Ивана Понырева-Бездомного действуют все описанные образы. Это он и Мастер и Воланд, и приходит к нему Маргарита, с которой он пишет свой прекрасный роман о Пилате. Это он, осознавший себя после шока и глубокого внутреннего инсайта признает свои пролетарские стихи - ужасными, и вообще отворачивается от поэзии. Он решает заняться прозой. Но роман о Пилате никому не нужен в это время. Более того - опасен. И он вызывает себе на помощь эти мощные образы Воланда и Маргариту. Они призваны защитить его, и восстановить справедливость в мире. В состоянии помешательства он привносит в трагическую, но бытовую историю на патриарших с гибелью коллеги мистицизм. Приходит Воланд, и начинается история.
Отдельно хочется остановиться на символизме сцены бала. Маргарита стоит обнаженная, и встречает сотни и сотни извергов и изуверов прошлых эпох. И, конечно, не забудем Фриду с её платком. Сильный образ того, как писательскому вдохновению приходиться продираться через сотни и сотни жизнеописание всяких садистов, убийц, насильников и шарлатанов, готовя исторический материал для своей работы. Нужно буквально отправиться на бал Сатаны. Это тяжелое испытание, которое проходит каждый автор, работающий с историческим материалом.
Платок Фриды. Автор как бы говорит своим притеснителям - вы можете меня убить, или лишить возможности полноценной творческой жизни, но только один раз. А мои образы будут казнить вас столетиями, раз за разом на страницах книги ваша отрезанная голова, будет превращаться в кубок, из которого будут пить, черпая вдохновение, новые и новые авторы.
Теперь о проекции ситуации самого Булгакова на роман и его сюжет. Немного упрощая, можно сказать, что Мастер и Маргарита - это роман о Понтии Пилате, завернутый в гротескно-мистический суд и расправу над теми, кто не хотел и не мог принять его. Образ Ивана Бездомного, который превращается в солидного профессора Ивана Николаевича Понырева - это надежда, высказанная обществу о том, как оно может и должно преобразиться, по мнению автора. Образ Воланда - главный судья и палач всем гонителям и хулителями гения. В конце, и Мастера и Маргариту ждёт покой. Они выполнили свою задачу. Они справились. Они обретают покой и прощаются с Иваном Николаевичем Поныревым-Бездомным, бывшим пролетарским поэтом, профессором института истории и философии.
История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»
Всем привет!
Вообще планировалось выложить эту заметку ещё пару дней назад, но не сложилось, и вот публикую её сегодня, и из основных по древнему миру (до н.э.) она будет последней. Потому что…Мы, наконец, добрались до рубежа I-го века до н.э. и I-го века н.э. И речь, разумеется, пойдет о Ближнем Востоке, а точнее об Иудее.
(Ирод Великий)
О том, как Иудея ненадолго вернула себе независимость, благодаря восстанию Маккавеев (ок. 167-160-х годов до н.э.) я уже рассказывала (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 52. «Мои прославленные братья»). Поначалу из рода Хасмонеев, вставшего во главе освободительной борьбы, появились вожди (Маттафия и его сын Иуда), потом этнархи и первосвященники (братья Иуды Ионатан и Симон, а после сын Симона Иоанн Гиркан I), а потом и цари, первым из которых (и по совместительству первосвященником) стал сын Иоанна Гиркана Аристобул I, правивший в 104-103-м гг. до н.э. Царём он стал при не самых симпатичных обстоятельствах, жестоко расправляясь с соперниками, да и всеми, в ком видел угрозу. Возможно, отчасти именно это и определило судьбу династии.
Потому что Аристобулу наследовал сначала брат Александр Яннай, а потом жена (их обоих последовательно) – Саломея Александра. О ней я уже тоже упоминала в контексте того, что при ней впервые разошлись по двум разным людям должности правителя и первосвященника (при ней им стал её сын Иоханан Гиркан II), а после её смерти в 67-м году до н.э. началась гражданская война между её сыновьями – Иохананом Гирканом и Аристобулом II. Причем к тому моменту уже вовсю длилось противостояние между фарисеями и саддукеями, и одни поддержали одного сына Саломеи, а другие – другого.
Именно в ходе этой борьбы и случилось сражение при Иерихоне, и, опасаясь поражения, Гиркан призвал на помощь сначала набатеев, а потом и римлян, которые явились во главе с Гнеем Помпеем Великим, захватили Иерусалим (а вместе с ним и пытавшегося этому помешать Аристобула) и установили римский протекторат над Иудеей. Аристобул некоторое время провёл в римском плену, потом в 56-м до н.э. бежал и даже поднял на родине восстание, но добился этим только повторного пленения. В 49-м году до н.э. Юлий Цезарь решил использовать его для борьбы с Помпеем, даже дал ему легионы, но задумка не удалась, и Аристобул был отравлен сторонниками Помпея ещё до того, как сумел что-либо масштабное предпринять. Тут, в принципе, и поставлена была точка в междуусобной борьбе двух братьев из рода Хасмонеев, которые, по сути, и привели свою страну к краху.
Потому что, хотя Гиркан таким образом добился своего и удержал власть, о реальной независимости Иудеи, естественно, речь больше не шла. И формально «опекуном», а фактически соправителем Гней Помпей назначил вошедшего к нему в милость Антипатра Идумеянина. Преданность, похоже, не была его отличительным качеством, так что в борьбе между Гнеем Помпеем и Юлием Цезарем он встал на сторону второго, и позже получил от него титул прокуратора Иудеи.
С согласия царя Гиркана Антипатр сделал своего старшего сына Фазаеля правителем Иерусалима, а младшего Ирода – губернатором Галилеи. Антипатра отравил в 43-м году до н.э. некий Малих в надежде на захват власти, но с ним расправился сын Антипатра – Ирод. Гиркан же оказался не в силах вернуть себе бразды правления, и, когда он после смерти Цезаря попал в плен к своему племяннику Маттафии Антигону II, объявленному в 40-м году до н.э. царём при помощи парфян, римляне в ответ объявили царем Ирода, сына Антипатра, который в историю в итоге вошёл под именем Ирода Великого (правил ок. 40-4гг. до н.э.).
После трехлетней борьбы парфяне и другие союзники Антигона были разбиты, а сам он был казнён в 37-м году до н.э. в Антиохии. Ирод Великий же женился на племяннице Антигона (дочери Александра II Янная, старашего сына Аристобула II) Мариамне, а её брата, Аристобула III, по её просьбе сделал первосвященником. Однако и брат, и сестра при разных обстоятельствах позже были убиты по приказу Ирода. Мариамна, открыто не любившая мужа и обвинявшая его в уничтожении представителей её рода, стала жертвой интриг и, несмотря на особое к ней отношение Ирода, была казнена в 29-м году до н.э. по обвинению в государственной измене (если конкретнее, её обвиняли в подготовке покушения на царя). Ирод потом будто бы очень горевал и раскаивался, и эта история легла в основу ряда литературных произведений.
("Мариамна покидает суд Ирода". Картина Дж. Уотерхауса 1887-го года)
Правда, привязанность к невзлюбившей его жене из рода Хасмонеев никак не помешала Ироду иметь и других жён, всего их у него было из числа известных восемь. От одной из них, Мальфаки (или Мальтаки), родился его сын и наследник – Ирод Архелай, правда Октавиан Август отказал ему в царском титуле и позволил был только этнархом Самарии, Иудеи и Идумеи. Но даже в таком качестве его правление продлилось недолго, и жестокость его в отношении подчиненного ему народа была такова, что тот же Октавиан лишил его правления, отправил в ссылку в Виенну и конфисковал его имущество, а его владения, окончательно потеряв даже видимость самостоятельности, около 6г. н.э. вошли в состав римской провинции Сирия со столицей в Кесарии. Прокуратором Иудеи был назначен Копоний (в 6-9гг. н.э.), а римским наместником – Публий Сульпиций Квириний, который провёл перепись населения по приказу императора.
Именно с этой переписью связывают историю о рождении Иисуса Христа: Иосиф Обручник, уроженец Вифлеема, вместе со своей молодой женой Марией, матерью Иисуса, отправился в родной городок для участия в переписи, и, поскольку по той же причине туда разом поехали и многие другие, временное пристанище удалось семье найти только в хлеву для скота, где и родился младенец, изменивший впоследствии мир. Так, во всяком случае, об этом рассказывается в библейских источниках. Римские сведения (хотя бы материалы той же переписи) долго, видимо, не продержались, и потому об этом событии ничего из них узнать невозможно. Сама перепись, кстати, вызвала у евреев конкретное недовольство (или, может, последовавшие за ней налоговые поборы?), и даже стала одной из причин неуспешного восстания Иуды Галилеянина.
Потом наместниками провинции были Кретикус Силан (13-17 гг. н.э.), Гней Кальпурний Пизон (17-19 гг. н.э.), Гней Сентий Сатурнин (19-21гг. н.э.), Луций Элий Ламия (22-32гг. н.э.) и Луций Помпоний Флакк (32-35гг. н.э.), а прокураторами (префектами) Иудеи Марк Амбибул (9-12гг. н.э.), Анний Руф (12-15гг. н.э.), в правление которого умер Октавиан Август в 14-м году н.э. (и на смену ему пришёл Тиберий), затем Валерий Грат (15-26) и особенно интересующий нас сегодня Понтий Пилат (26-36гг. н.э.). О нём, и об истории, изменившей мир, невольным участником которой он стал, в сегодняшнем произведении:
«Человек, ставший богом» Ж. Мессадье
Время действия: I век до н.э. – I век н.э.
Место действия: территории, подконтрольные Римской империи (Иудея, Египет).
Интересное из истории создания:
Как я уже рассказывала тут (История нашего мира в художественной литературе. Часть 21. «Бури на Ниле» и «Рамзес II Великий») Ж. Мессадье (1931-2018) был крупным французским научным журналистом и писателем, который специализировался на истории, религии и истории религии, и в особенности христианства. Роман «Человек, ставший богом» («L'Homme qui devint Dieu»), изданный в четырех частях в период с 1988 по 1995-й годы принёс ему, если не мировую известность, то уж точно огромную известность во Франции. Книга стала бестселлером и была переведена на многие языки. На русский язык эта книга, насколько понимаю, вышла в двух частях (они называются «Человек, ставший богом. Мессия» и «Человек, ставший богом. Воскресение», французские назывались иначе).
Поскольку первая половина жизни Иисуса Христа в канонических библейских текстах практически никак не раскрывается, автор опирался на апокрифические тексты и на кумранские рукописи (первые были обнаружены в 1947-м году), а также, очевидно, на научные работы современных исследователей. Так, кстати, в научных кругах до сих пор нет единого мнения о точной дате рождения христианского Мессии, дискуссионными остаются и год (договорились, что не раньше 6 до н.э., но и вряд ли позже 1 н.э.), и месяц (Мессадье, например, воспользовался версией про месяц Песах, т.е. примерно апрель). Так что в романе можно найти много интересного и нестандартного уже по причине выбора источников.
О чём:
Вообще, не считая короткой истории в самом начале, роман начинается с истории о том, как римский легат отправился в Иерусалим, чтобы передать приказ Цезаря Ироду Великому – необходимо провести всеобщую перепись населения, чтобы истинному владыке тех земель было удобнее взимать подачи. Ирод был не в восторге, но и отказать не смел. Так что перепись вскоре была проведена. Перед этим к нему пришли некие парфянские астрологи и сообщили good news: в срок с ноября по январь, по их расчётам на основе их же наблюдений, должен родиться будущий Великий Царь Иудеи, и вот, мол, они пришли и поздравить нынешнему царя, и преподнести щедрые дары его будущему наследнику. И сам Ирод, и его придворный астролог поначалу знатно напряглись, но потом могли лишь проржаться.
(«Путешествие волхвов» Д. Тиссо)
Объяснил свой смех царь примерно так: «Спокойно, ребята, вы просто ошиблись. Я не жду рождения наследника ни в конце этого года, ни в начале следующего». Так что волхвы ушли мрачные и посрамленные, а обитатели дворца выдохнули с облегчением, и ни о каком Избиении Младенцев в дальнейшем не упоминается. Все вновь сосредоточились на переписи, ставшей для многих главной головной болью. Но только не для Иосифа, считавшего себя потомком самого царя Давида, который в один нерадостный для него день обнаружил, что его юная воспитанница, Мария, уже прочно находится в залёте. Причем, понимали это, похоже, почти все вокруг, кроме неё.
У Иосифа два взрослых, но ещё неженатых сына, однако все его подозрения ни к чему не привели, и ни один допрос ничего не прояснил. Внебрачные связи карались смертью, а на отцах и опекунах блудливых девиц оставалось несмываемое пятно позора. Ситуёвина – серьёзнее некуда. В конце концов, Иосиф сделал единственный приемлемый для него выбор и обратился в Храм, чтобы решение по этому некрасивому делу вынесли там. Призванная повитуха ко всеобщему изумлению заявила, что технически будущая мать девственна. Как это могло получиться, никто так и не понял, зато приняли внезапное решение – облажавшийся опекун теперь, как честный человек, обязан жениться. И поскольку так удачно сложилось, что действо как раз происходило в Храме, дряхлого старика и девушку тут же и сочетали узами брака, так сказать, не отходя от кассы.
Судачить вокруг не перестали, но видимость приличий была соблюдена. А тут ещё эта перепись, и пришлось ехать в Вифлеем. Там-то и родился у Марии сын, а вскоре после пришла пора возвращаться. И, неизвестно, как бы и что пошло дальше, если б однажды ночью в дверь дома Иосифа не постучал таинственный доброжелатель и не предупредил того о грозящей опасности, и незадолго до прихода царских посланцев старик с женой и её сыном не сбежал. Причина, как оказалось, была в политических междусобойчиках царской семьи, в которые Иосиф оказался замешанным.
После блужданий по пустыне беглецы заметили караван набатейцев и прибились к нему, и вместе с ним достигли Александрии Египетской, где и осели на последующие лет пять-шесть, на протяжении которых Иосиф работал плотником. А когда до Александрии дошла весть о смерти Ирода, Иосиф пожелал вернуться на родину, но в итоге после остановки в Назарете семейство осело в Капернауме, так как Иосиф внял советам и согласился, что возвращаться в Иерусалим ему пока опасно. Там он и растил признанного им сына Иисуса, разумного и сообразительного не по годам мальчика, обучал его и грамоте, и ремеслу плотника. И так прошло ещё несколько лет, прежде чем Иосиф с Марией и Иисусом отправились-таки в Иерусалим на праздник Песах. Вот тут-то для юного Иисуса и начал открываться целый мир, мир, который сначала преобразил его самого, а потом он сам начал преобразовывать мир. Дальше не менее увлекательно, но об этом я уже умолчу.
Отрывок:
«...
– В деревне мы ничего не узнаем. Деревни всего мира похожи. Я приехал в Иерусалим, чтобы побольше узнать об иудеях.
– И что вы узнали за неделю нашего пребывания здесь?
– С моей стороны было бы нахальством уже подводить итоги. И все же могу сказать, что иудеи – очень гордые люди. Истоки этой гордости надо искать в их древнем славном прошлом. Они терпят римлян только потому, что у них нет выбора, однако иудейская цивилизация не имеет ничего общего с римской цивилизацией. Именно это служит причиной недовольства иудеев. Более того, их духовенство готово продаться в любой момент. Если я сумел за несколько дней правильно разобраться в сложившейся обстановке, то не вызывает сомнения, что сами иудеи поняли это давным-давно, причем воспринимают это гораздо острее. Не сомневаюсь, что в недалеком будущем неизбежно вспыхнут мятежи.
– Но это безумие, ведь у римлян есть регулярные войска!
– Не следует недооценивать мужество, или безумие, как вы изволили это назвать, верующих, – заметил Эвкрат. – Особенно если их вера питается общей гордостью.
– Да, этот римский наместник, с которым мы вчера ужинали, сказал нам, что здесь уже вспыхивали восстания, но все они были жестоко подавлены.
– Это мало что дало. Иудеи не стали послушными и, по моему убеждению, никогда не станут таковыми. Надо быть готовыми к тому, что они найдут себе достойного вождя и доставят немало хлопот римлянам. Это народ пророков. В нужное время среди иудеев появится пророк, который призовет их к обновлению Закона. Вот тогда-то и начнется заварушка.
– Священники не воспылают к нему любовью, – заметил Иона.
– Верно, совершенно верно, – согласился Эвкрат. – Не хотите ли вы пить? Вон там я вижу торговца сладкими лимонами…
Он подозвал торговца и купил у него полдюжины плодов с бледной восковой кожурой, протянул три из них Ионе и принялся очищать один лимон карманным ножом.
– Как вы правильно заметили, священники не воспылают любовью к этому пророку… Счистите белую пленку с долек, она горькая. Но таков удел всех героев. Они всегда вызывают к себе враждебность земных властей. Вспомните хотя бы нашего Геракла. После того как Геракл избавил мир от таких чудовищ, как стимфалийские птицы со стальными клювами, эриманфский вепрь, лернейская гидра и немейский лев, и восстановил всеобщий мир, он был отравлен собственной женой Деянирой, которая подарила ему одежду, пропитанную ядовитой кровью кентавра Несса, одного из жертв героя. Геракл испытывал настолько ужасные страдания, что решил покончить с собой, бросившись в костер. Геракл – полубог, поскольку был сыном самого Зевса и смертной женщины Алкмены, и все-таки, если верить Софоклу, последние слова, которые он произнес перед тем, как испустить дух, были обращены к его отцу: «О Зевс! Мучения, мучения! Вот все, что ты мне дал!»
– В конце концов я поверю, что у вас более философский склад ума, чем это можно было предположить, зная, что вы архитектор, – сказал Иона. – Вы часто ссылаетесь на мифы.
– Мифология так же реальна, как сладкие лимоны. Она объединяет все, что бродит в головах, все страсти и все мечты. Умирают идеи, но не мифы.
– Значит, этот иудейский пророк, о котором вы говорите, непременно будет жертвой.
– Если это герой, великий герой, он станет и полубогом. Все великие герои – полубоги, а все полубоги – жертвы.
Иона улыбнулся.
– Когда я общаюсь с вами, у меня возникает чувство, будто ваш взгляд пронзает завесу будущего. Мне не терпится дождаться появления этого пророка.
– Вы насмехаетесь надо мной, – заметил Эвкрат, кусая ус.
– Я никогда не позволил бы себе ничего подобного! Просто прежде я не знал, что все герои, бывшие полубогами, заканчивали свои дни, становясь жертвами.
– Я привел в пример Диониса и Геракла. Но у персов есть Таммуз, а у египтян – Осирис, хотя последний – настоящий бог. Так или иначе, герой всегда портит настроение, появляясь словно для того, чтобы другие почувствовали себя неуютно. И чем больших успехов он добивается, тем больше приобретает врагов.
Эвкрат очистил последний лимон, постаравшись на этот раз снять кожуру так, чтобы спираль не порвалась. Задумавшись, он стал раскачивать кожуру, зажав ее между большим и указательным пальцами.
– Схема событий всегда повторяется, но сами события не повторяются никогда...»
(Греки Эвкрат и Иона, что вели диалог, приведенный выше в день праздника в Иерусалиме. Иллюстрация из книги)
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
За что мне нравятся книги Мессадье, так это за его основательность. Вот он брал и рассказывал историю прям от начала и до конца: если про Рамзеса II, так и про его предков, и про потомков надо рассказать, если про царя Давида, то надо непременно начать с правления царя Саула, если про Христа, так надо рассказать и о его рождении, и о том, что тому предшествовало, и всё это с довольно подробным изложением причинно-следственных связей. Из-за этого порой, кстати, появляются довольно нудные вставки, про которые не слишком осведомленный читатель будет, возможно, задаваться вопросом, нахрена вот это вот всё, но они очень важны и призваны объяснить, откуда ноги росли у проблемы, и почему, например, жизнь героя этой истории закончилась так, как она закончилась, и почему его деятельность для многих была так важна. А поскольку Мессадье не пренебрегал апокрифами и составлял свои причинно-следственные цепочки и на их основании, то повествование порой выглядит неожиданно, интригующе и даже не всегда предсказуемо. Так, во всяком случае, было для меня.
Не стоит морщиться и отвергать эту книгу, лишь потому что она рассказывает о библейских временах и раннехристианских деятелях. Однако стоит внимательнее выбирать перевод, потому что тот, который я начала читать, заставил меня конкретно зависнуть, когда я в сноске прочитала, что 749-й год от основания Рима – это 8-й год н.э. Хотелось надеяться, что неумение считать – это худшее, чем грешили переводчики и составители сносок, потому что речь шла о 4-м г. до н.э.
И, как все достаточно большие произведения, это раскрывает себя не сразу.
Перечень прошлых частей:
Часть 1 (XXXI-ХХХ вв. до н.э.). История нашего мира в художественной литературе. Часть 1. «Листы каменной книги»
И самый полный перечень других частей от 1 до 16 в конце:
Перечень частей от 17 до 30:
Перечень частей от 31 до 44:
Часть 48: История нашего мира в художественной литературе. Часть 48. «Чандрагупта» и «Добрый царь Ашока»