Ночью мне снился человек в плаще. Его лицо текло, как воск, а глаза были пустыми, как у мёртвого города. Он протягивал шприц, и я видел, как моя кровь смешивается с чёрной жижей. Проснулся от собственного крика, но в подвале было тихо — слишком тихо. Только капли воды с потолка, да шорох где-то в углу. Я сжал нож, но там никого. Только метки на стене — круги с крестами, теперь с новыми линиями, похожими на вены. Они будто растут, как корни, и я знаю: это не просто рисунки.

Утром я выбрался наружу. Тарков встретил меня дымом и далёкими выстрелами. Город живёт своей войной, но я больше не часть её — я часть чего-то хуже. Следы чёрной жижи вели от хрущёвки к старому парку, где деревья стоят голые, а земля пропитана чем-то, что хрустит под ногами, как стекло. В центре парка — фонтан, давно высохший, но теперь полный той же жижи, что была в резервуаре. Она шевелилась, пузырилась, и я почувствовал, как медальон задрожал, будто в ответ. На краю фонтана — ещё одна метка, но теперь рядом с ней слово: "Сосуд".

Я не успел понять, что это значит, когда услышал шаги. Не скольжение, не шорох — тяжёлые, уверенные шаги. Я спрятался за ржавую скамью, сжимая обломок трубы. Он появился из тумана — человек в плаще, но теперь его движения были другими, резкими, как у хищника. Капюшон скрывал лицо, но я видел, как из-под него капает что-то чёрное. Он остановился у фонтана, наклонился, будто принюхиваясь. "Ты близко, Волк," — его голос был как ржавый металл, царапающий слух. — "Сосуд почти готов."

Я знал, что бежать бесполезно. Тарков не отпускает. Я шагнул вперёд, труба в руке, нож в другой. Он повернулся, и я увидел его лицо — не лицо, а маска из жижи, с глазами, горящими, как угли. Он не нападал, только смотрел, и я почувствовал, как вены под кожей запульсировали, будто откликаясь на его взгляд. Медальон обжёг грудь, и я услышал голос — не его, а изнутри: "Прими. Стань." Я замахнулся, но он исчез, как дым, оставив только лужу жижи, которая впиталась в землю.

В фонтане что-то шевельнулось. Я подошёл ближе, и увидел, как из жижи поднимается фигура — не человек, не зверь, а что-то между. Когти, глаза, слишком много глаз, как в резервуаре вчера. Она смотрела на меня, и я почувствовал, как моя кровь закипает. Ампула в рюкзаке задрожала, и я понял — она хочет, чтобы я её использовал. Я отступил, но фигура не двигалась, только смотрела, и её глаза были как зеркала, в которых я видел себя — не Волка, а что-то другое, с чёрными венами и пустым взглядом.

Я бросился прочь, через парк, через улицы, пока не оказался у старого вокзала. Там, в тени платформы, я нашёл терминал — такой же, как в складе. Экран мигнул, показав моё имя и слова: "Стабильность — 42%. Протокол активен." Я вставил диск, и терминал ожил, выводя данные — чертежи, формулы, имена. Среди них — моё, рядом с буквами "Р" и "В". "Резервуар. Вектор." Я не знаю, что это значит, но чувствую, как Тарков сжимает меня в своих когтях.

Снаружи — ночь, дождь снова начался. Медальон бьётся, вены шепчут, ампула ждёт. Я знаю, что человек в плаще найдёт меня. Или я найду его. Тарков не даёт выбора. Завтра я пойду дальше — к центру города, где метки становятся гуще, а жижа течёт, как реки. Я найду ответы. Или стану ими.

Я спустился с крыши через пожарную лестницу, ржавую и скрипящую, как кости старого скелета. Внизу — переулок, заваленный мусором и обломками. Трупы машин, покрытые коркой грязи, смотрят на меня пустыми фарами. В одном из них я нашел патрон — старый, но целый. Спрятал его, как сокровище. Оружия нет, нож затупился, но я всё ещё Волк. Это всё, что у меня осталось.

След привел меня к старому складу, где воздух пахнет плесенью и чем-то сладковато-гниющим. Дверь была приоткрыта, и я услышал, как внутри что-то шевелится — не шаги, а скольжение, как будто по полу волокли мокрую ткань. Я сжал обломок трубы, что подобрал вчера, и шагнул внутрь. Темнота обняла меня, как любовница, но её объятия холодны. В углу — тусклый свет фонаря, мигающий, как предсмертный пульс. На полу — лужа чёрной жидкости, той же, что была в лаборатории. Она двигалась, пульсировала, как живая. Я замер, когда услышал голос — не из-за спины, а изнутри себя: "Сосуд должен быть полным."

Я обернулся, но никого. Только метки на стенах, теперь ярче, будто нарисованы кровью. Они указывали к лестнице, ведущей вниз. Я знал, что это ловушка, но Тарков не оставляет выбора. Спускался медленно, каждый шаг отдавался эхом, как удар молота. Внизу — ещё одна лаборатория, но эта была живой. Стены покрыты чем-то, похожим на плоть, пульсирующую в такт моему медальону. В центре — новый резервуар, больше, чем вчера, и в нём — фигура. Не человек, но и не зверь. Когти, глаза, слишком много глаз, смотрели на меня через мутное стекло. Я почувствовал, как медальон обжёг кожу, а вены запылали, словно в них влили раскалённый металл.

Терминал у стены был цел. Экран светился, на нём — моё имя, как насмешка. "Стабильность — 49%. Жертва принята." Я не успел понять, что это значит, когда пол задрожал. Резервуар треснул, и жидкость хлынула наружу, шипя и растворяя бетон. Фигура внутри шевельнулась, и я услышал хруст костей. Он был здесь — человек в плаще, но теперь его лицо было другим, словно маска из чёрной жижи. "Ты уже начал, Волк," — его голос был как треск статического шума. — "Прототип выбрал тебя."

Я бросился к терминалу, вбил команды, не думая. Экран мигнул: "Протокол перезагрузки." Резервуар взорвался, осколки стекла разлетелись, как шрапнель. Я успел упасть, прикрыв голову. Фигура исчезла в дыму, но я знал — она не мертва. Плащ стоял, держа ещё один шприц. Я не дал ему шанса. Труба вошла в его грудь с хрустом, чёрная жижа брызнула, как нефть. Он рассмеялся — низко, гортанно, — и растворился в луже, как тень.

Я схватил с терминала диск с данными — старый, потрескавшийся, но всё ещё тёплый. На нём — те же буквы, "Р" и "В". В рюкзаке ампула "Прототипа-17" нагрелась, как будто живая. Я выбежал, пока склад не рухнул. Снаружи — ночь, дождь, Тарков. Город дышит, и я чувствую его взгляд. Медальон бьётся в такт моему сердцу, вены шепчут громче. Стабильность падает, но я ещё не сломлен.

Завтра — я найду выход. Или он найдёт меня.

Склад кажется всё более живым — стены покрыты новыми метками, кругами с крестами, и внутри них — буквы "Р" и "В". Эти символы — как крики, как вызовы, как приглашение в игру, в которой я уже проиграл. Монитор в углу мигает: "Стабильность — 55%". Число падает, как мой пульс, и я чувствую, как внутри всё сжато — страх, гнев, усталость. В руке нож — тупой, но всё же единственный мой защитник. Патроны, оставшиеся с вчера, — ничего не значат без оружия, и я знаю, что каждая пуля — это цена, которую я плачу за каждый миг жизни.

Рана горит, вены сжимаются, и я ощущаю, как кровь стекает по руке. Внутри меня что-то шевелится — мутная жидкость, что я вколол себе вчера, всё ещё действует. Медальон отреагировал — его жар стал сильнее, и я увидел, как на мгновение его пульсация синхронизировалась с моим сердцем. Что я в себя влил? Это не важно. Важно — я жив, и я должен идти дальше.

Дверь дрогнула. Я слышал шаги — медленные, тяжелые, как будто кто-то идёт за мной. Я знаю, что он не уйдет — он ждёт, как всегда. Я решил не сидеть в засаде. Нашёл вентиляционную шахту, ржавую, но податливую. Вытянул её, забрался в узкий туннель, воздух внутри прохладный и насыщен химическими испарениями. Кожа режется о ржавчину, запах гари и разложения преследует меня. Полз — и вывалился в другой коридор, тускло освещённый, с запахом дыма и гнили. Стены покрыты метками — теперь новые, — круги с крестами, внутри которых — буквы "Р" и "В". Вдоль стены — стрелка, указывающая глубже внутрь.

Я пошёл по следу, ведущему вниз, к ещё одной стальной двери. Ключ с буквой "Р" подходит идеально, но замок щёлкнул — словно затвор ружья. За дверью — лаборатория, но не такая стерильная, как вчера. Всё разбито: разбитые колбы, висящие провода, лужи чёрной жидкости на полу, которая парит и шипит. В центре — резервуар, стекло которого треснуло, и мутная жидкость вытекала, смешиваясь с кровью. Я заметил в тени движение, но не стал смотреть. На столе — сломанный терминал, экран трещит, но всё ещё работает. Ввёл своё имя — и снова появилось сообщение: "Носитель подтверждён. Стабильность — 53%. Жертва требуется." Слово "жертва" — как удар в сердце.

Шаги за спиной. Я почувствовал, что он здесь, что он близко. Человек в чёрном плаще стоял в дверях, шприц с той же кровавой жидкостью в руке. "Сосуд не выбирает, Волк," — его голос — как холодный нож, — "Но ты можешь отсрочить неизбежное." Он шагнул вперёд, я метнул нож — попал в плечо, но он даже не дрогнул. Внутри — чёрная жижа, как из моих вен. Я бросился к терминалу, ударил по клавишам, и экран мигнул: "Протокол активирован." Резервуар зашипел, жидкость внутри забурлила, и что-то внутри него ударило по стеклу.

Он отвлёкся — и я прыгнул в сторону, схватил кусок ржавой трубы. Удар пришёлся в голову — я пошатнулся, но не упал. Его глаза — нечеловеческие, как у зверя, — горели под капюшоном. Я бил снова, пока он не рухнул на землю. Шприц — на полу, я раздавил его каблуком. Красная жидкость зашипела, прожигая пол. В резервуаре внутри — рука, человеческая, но с длинными когтями, как кинжалы. Я не стал ждать, пока оно выберется.

Побежал. Дым густеет, метки на стенах — светятся ярче, как маяки. Вперёд — дверь в лифт, трос перерезан. Я взобрался по стенам, цепляясь за ржавые скобы. Рана кричит, вены пылают, медальон — как молот в груди. Вскочил на крышу, там — дождь, ветер, Тарков. Вдали — огни, но они не для меня. Он всё ещё там, я чувствую это. Его шаги — в моей голове, его голос — в венах.

Ампула "Прототипа-17" лежит в рюкзаке, ждёт своего часа. Не знаю, что она сделает, но Тарков не даст мне выбора. Завтра — выход. Или я стану тем, кем он хочет, или я уничтожу всё. Стабильность падает, я ещё жив. И это — мой последний шанс.

Склад, где я забаррикадировался, — клетка. Ржавые стеллажи, коробки с гниющим хламом, запах сырости и старого пластика. Монитор в углу всё ещё мигает: "Стабильность — 59%". Число падает, как мой пульс. Моё имя на экране теперь обведено красным, рядом — график, где линия почти касается дна. Ящик, которым я подпер дверь, скрипит под ударами. Он там, человек в чёрном плаще, его дыхание — как шипение змеи. Я слышу, как он царапает дверь чем-то острым, оставляя те же метки Тени — круги с крестами. Они теперь везде, даже на потолке, будто стены живые и следят за мной.

Нож в руке, лезвие тупое, но другого нет. Патроны из вчерашнего ящика бесполезны без оружия, но я не выбрасываю их — в Таркове всё имеет цену. Рана горит, вены у горла сжимают, как удавка. Я порылся в коробках, нашёл старую аптечку — бинты, пожелтевшие от времени, и ампулу с мутной жидкостью без маркировки. Рискнул, вколол в бедро. Боль утихла, но в голове начался гул, как будто рой ос поселился в черепе. Медальон отреагировал — его жар стал сильнее, и я увидел, как вены на руке на миг засветились багровым. Что я в себя влил?

Дверь дрогнула. Ящик треснул, но выдержал. Его шаги удалились, но я знаю — он не ушёл. Он ждёт. Тарков учит ждать. Я решил не сидеть, как крыса. Нашёл вентиляционную решётку за стеллажом, ржавую, но податливую. Выдернул её, забрался в шахту. Тесно, холодный металл режет кожу, запах химии и гниения душит. Полз, пока не вывалился в другой коридор. Тусклый свет, дым в воздухе, стены покрыты всё теми же метками. Но теперь они другие — круги с крестами, а внутри — буквы. "Р" и "В". Рядом — стрелка, указывающая вглубь.

Пошёл по следу. Коридор вёл вниз, к ещё одной стальной двери. Ключ с буквой "Р" снова подошёл, но замок щёлкнул, как затвор ружья. За дверью — лаборатория, но не стерильная, как вчера. Здесь всё разворочено: разбитые колбы, провода свисают с потолка, на полу — лужи чёрной жидкости, от которой идёт пар. Посреди комнаты — ещё один резервуар, но стекло треснуло, и мутная жидкость вытекает, смешиваясь с кровью. Что-то шевельнулось в тени, но я не стал смотреть. На столе — терминал, экран треснут, но работает. Ввёл своё имя, как вчера. Надпись: "Носитель подтверждён. Стабильность — 57%. Жертва требуется." Слово "жертва" мигает, как насмешка.

Шаги за спиной. Я знал, что он придёт. Человек в чёрном плаще стоял в дверях, шприц в руке — новый, с той же красной жидкостью. "Сосуд не выбирает, Волк," — его голос резал, как нож. — "Но ты можешь отсрочить неизбежное." Он шагнул, я метнул нож. Попал в плечо, но он даже не дрогнул. Кровь не пошла — вместо неё чёрная жижа, как из моих вен. Я рванул к терминалу, ударил по клавишам, экран мигнул: "Протокол активирован." Резервуар зашипел, жидкость в нём забурлила, и что-то внутри ударило по стеклу. Он отвлёкся, я прыгнул в сторону, схватил обломок трубы с пола.

Удар пришёлся в голову, но он только пошатнулся. Его глаза под капюшоном горели, нечеловеческие, как у зверя. Я бил снова, пока он не рухнул. Шприц выпал, я раздавил его каблуком. Красная жидкость зашипела, прожигая пол. Резервуар треснул сильнее, жидкость хлынула на пол, и я увидел, что плавало внутри — рука, человеческая, но с когтями, длинными, как кинжалы. Я не стал ждать, пока оно выберется.

Побежал. Дым в коридорах густел, метки на стенах теперь светились, как маяки. Дверь впереди вела в шахту лифта, но трос был перерезан. Я полез по стенам, цепляясь за ржавые скобы. Рана кричала, вены горели, медальон бил в груди, как молот. Выбрался на крышу — дождь, ветер, Тарков. Вдалеке — огни, но они не для меня. Он всё ещё где-то там, я знаю. Его шаги — в моей голове, его голос — в венах.

Ампула "Прототипа-17" в рюкзаке ждёт. Я не знаю, что она сделает, но Тарков не даст мне выбора. Завтра найду выход. Или стану тем, чего он хочет. Стабильность падает, но я ещё жив.

Подвал — ловушка. Холодный бетон, ржавые трубы, запах плесени и машинного масла. Лифт, что привёз меня сюда, молчит, будто умер. Выхода наверх нет, пока я не найду другой путь. Решил двигаться к стальной двери в лаборатории, о которой вспомнил вчера. Там могут быть ответы — или ещё одна пуля в спину. Нож в руке, рюкзак на плече, каждый шаг отдаётся болью. Вены пульсируют в такт сердцу, а может, это медальон бьётся, как второе сердце. Я не знаю, что хуже.

Пробирался через тёмные коридоры подвала, фонарь выхватывал куски стен, покрытых плесенью и теми же метками Тени — круги с крестами, нацарапанные чем-то острым. Они везде, будто кто-то помечает территорию. Нашёл лестницу, ведущую наверх, но она была завалена обломками. Пришлось лезть через узкий вентиляционный ход. Тесно, воздух тяжёлый, вонь химии пробивается даже сюда. Полз, стиснув зубы, пока не выбрался в знакомый коридор "Лабиринта". Тот же запах гниения, тот же дым, но теперь тишина — как нож у горла.

Добрался до стальной двери. Ключ с буквой "Р" подошёл, но замок щёлкнул с такой неохотой, будто знал, что я иду к своей могиле. За дверью — комната, больше похожая на операционную. Чистая, слишком чистая для Таркова. Белые стены, стерильный свет, посреди — стеклянный резервуар, заполненный мутной жидкостью. Внутри что-то плавало — не могу сказать, что, но оно двигалось. На столе — ещё один экран, мигающий: "Стабильность — 62%". Число падает. Моё имя всё ещё на экране, рядом — новый график, теперь с красной линией, уходящей вниз. Пульс в висках заглушал всё, но я заметил папку, прижатую к столу. Открыл — записи, формулы, схемы. Слово "Носитель" повторялось снова и снова, а рядом — "Стабилизация невозможна без жертв". Жертв? Чьих?

Шаги за спиной. Я обернулся, но слишком поздно. Тот же человек в чёрном плаще, глаза горят из-под капюшона, в руке — всё тот же шприц с красной жидкостью. "Ты не понимаешь, Волк," — голос спокойный, но от него мороз по коже. — "Ты не носитель. Ты сосуд." Он шагнул ближе, я рванул к резервуару, надеясь, что он отвлечётся. Ошибка. Он был быстрее, чем вчера, схватил за раненое плечо, и боль ослепила, как вспышка. Я пнул его, попал в колено, услышал хруст. Он пошатнулся, но не упал. Шприц блеснул в его руке, я выбил его ножом, красная жидкость разлилась по полу, шипя, как кислота.

Побежал. Коридор, другой, поворот. Дым густел, метки Тени на стенах будто следили за мной. Я слышал его шаги — не торопливые, но близкие. Он знал, куда я бегу. Дверь впереди была приоткрыта, я влетел в неё, захлопнул, подпер ящиком. Комната — склад, заваленный коробками и старыми мониторами. Один из них работал, показывая ту же надпись: "Стабильность — 62%". И снова моё имя. Я порылся в коробках, нашёл патроны — всего три, но для пистолета, которого у меня нет. Спрятал в рюкзак. Рана горит, вены теперь у горла, я чувствую их, как паутину под кожей.

Он всё ещё там, за дверью. Слышу его дыхание — ровное, холодное. Медальон обжигает, ампула в рюкзаке будто шепчет: "Используй меня." Но я не знаю как. И не знаю, хочу ли. Тарков хочет меня сломать, но я ещё держусь. Завтра найду другой выход. Или он найдёт меня. Время истекает, но я всё ещё жив.

Решил вернуться в лабораторию. Другого пути нет. Ответы там, в этом проклятом лабиринте, где каждый шаг — как игра в русскую рулетку. Двигался через промзону, прячась за ржавыми контейнерами и обломками машин. Дождь заглушал звуки, но Тарков не спит. Увидел следы в грязи — те же ботинки с глубоким протектором, рядом — свежая кровь, ещё не смытая ливнем. Кто-то ранен, но жив. Санитар? Или кто-то другой? Времени гадать не было. Держал нож наготове — единственное, что осталось после вчера.

У "Лабиринта" остановился. Ключ с буквой "Р" всё ещё был при мне, но замок скрипел, будто сопротивлялся. Внутри — тот же запах химии и гниения, дым гуще, чем вчера, липнет к лёгким. Метки Тени на стенах — круги с крестами — стали ярче, будто кто-то обновил их краской. Я шёл, прислушиваясь к каждому шороху. Рана на плече пульсировала в такт шагам, а медальон в кармане дрожал, как будто знал, что я близко к ответам.

Добрался до лаборатории через боковой коридор. Дверь с кругом и крестом была распахнута, как пасть зверя. Внутри — хаос. Столы перевёрнуты, пробирки разбиты, бумаги разбросаны по полу. Экран всё ещё мигал, но теперь показывал только одно: "Стабильность — 65%". Число упало снова. Моё имя на экране, рядом — график, похожий на кардиограмму, только вместо сердца — что-то, что живёт во мне. Я порылся в бумагах, нашёл обрывок чертежа: схема шприца и ампулы, пометки на непонятном языке, но одно слово выделялось — "Носитель". Я — носитель. Но чего?

Шорох за спиной. Не успел обернуться — удар в спину, тяжёлый, как молот. Упал, рюкзак смягчил удар, но нож выскользнул из руки. Надо мной стоял не санитар — другой. Высокий, в чёрном плаще, лицо скрыто капюшоном, но глаза горели, как у хищника. В руке — шприц, не мой, другой, с красной жидкостью. "Ты опоздал, Волк," — голос низкий, спокойный, как будто он уже выиграл. Я рванул в сторону, подхватил нож и полоснул по его ноге. Он даже не дрогнул, только рассмеялся — сухо, как треск костей. "Прототип не твой. Отдай."

Я метнулся к выходу, но он был быстрее. Удар в плечо — рана взорвалась болью, я чуть не потерял сознание. Пнул ящик с пробирками, стекло разлетелось, едкий дым заполнил комнату. Это дало мне секунду. Побежал, петляя по коридорам, слыша его шаги за спиной — ровные, уверенные, как будто он знал каждый мой шаг. Дым ел глаза, но я знал путь. Выскочил в узкий проход, ведущий к старому лифту. Двери были приоткрыты, я протиснулся внутрь, нажал кнопку. Лифт скрипел, но поехал вниз. Его шаги затихли где-то наверху.

Сейчас сижу в подвале, у старого генератора. Тишина давит, только гул машины и стук дождя где-то наверху. Рана горит, вены расползлись до груди, медальон обжигает кожу. Ампула цела, шприц тоже, но я не знаю, что с ними делать. Чертеж в кармане — единственная зацепка, но он как головоломка без ответа. "Стабильность — 65%". Я чувствую, как что-то во мне меняется, и это не просто боль. Тень, санитар, человек в плаще — они все хотят ампулу. Но я не отдам. Тарков не сломает меня. Завтра найду выход из подвала и вернусь в лабораторию. Там есть ещё одна комната, за стальной дверью. Может, там ответы. Время истекает, но я всё ещё дышу.

У "Лабиринта" остановился. Ключ с буквой "Р" щёлкнул в замке, как предсмертный хрип. Внутри — те же коридоры, пропитанные сыростью и химией. Метки Тени на стенах — круги с крестами — теперь повсюду, будто кто-то пометил каждую стену своей подписью. Дым всё ещё висел в воздухе, едкий, с привкусом металла. Я шёл, стараясь дышать реже, но рана на плече отзывалась на каждый вдох, словно напоминая: "Ты — носитель".

Добрался до лаборатории через тот же боковой коридор. Дверь с кругом и крестом была приоткрыта, как будто меня ждали. Внутри — те же столы, заваленные пробирками, шприцами и бумагами. Экран всё ещё мигал, показывая зацикленное видео: человек в маске, "Прототип-17", крики, вены на коже. Моё имя на экране, как приговор: "Стабильность — 70%". Число упало. Я почувствовал, как медальон в кармане дёрнулся, будто в ответ.

Не успел осознать — за спиной раздался шорох, тяжёлый, как поступь зверя. Обернулся: санитар. Не обычный бродяга, а один из тех, кого Тарков породил в своих недрах — в грязном противогазе, с потрёпанным бронежилетом и дробовиком в руках. Глаза за мутными линзами смотрели пусто, но я знал: он не просто бродит. Он охотится. "Отдай ампулу," — голос хриплый, как будто из-под земли. Я рванул к столу, опрокидывая пробирки, чтобы выиграть время. Он выстрелил — дробь врезалась в стену, осыпав штукатурку. Я метнулся в боковой проход, но санитар был быстрее, чем казалось. Его шаги гремели за спиной, как молот по наковальне.

Коридор сузился, дым стал гуще. Я нырнул за угол, прижавшись к стене, и услышал, как он остановился. Тишина. Только моё дыхание и стук крови в висках. Рана на плече горела, будто кто-то вливал в неё кислоту. Я знал: два патрона против дробовика — это конец. Но сдаваться Таркову я не собирался. Выглянул из-за угла — санитар стоял в десяти метрах, перезаряжая дробовик. Я выстрелил. Первый патрон попал в плечо, он даже не дрогнул. Второй — в грудь, и санитар пошатнулся, но не упал. Он поднял дробовик, и я понял: пора бежать.

Рванул через коридор, петляя между ящиками и ржавыми трубами. Дробь свистела над головой, одна дробина зацепила рюкзак, разорвав лямку. Ампула и шприц остались на месте, но записка выпала — я не стал возвращаться. Выскочил в другой зал, где дым был таким густым, что я едва видел свои руки. Санитар не отставал — я слышал его тяжёлое дыхание через противогаз. В отчаянии рванул к вентиляционной шахте, протиснулся внутрь и пополз, пока лёгкие не начали гореть. Выбрался на крышу через люк, дождь хлестал в лицо, смывая пот и грязь.

Сейчас сижу в заброшенном складе на краю промзоны. Дождь барабанит по жестяной крыше, автомат пуст, рюкзак порван, но ампула и шприц всё ещё со мной. Медальон жжёт кожу, а рана на плече шепчет громче, чем вчера. "Стабильность — 70%". Я не знаю, что это значит, но чувствую, как Тарков сжимает кольцо. Санитар не был случайным — он знал про ампулу. Тень, санитар, "Прототип" — всё связано, и я в центре этой паутины. Завтра вернусь в лабораторию. Надо найти чертежи или что-то, что объяснит, что со мной происходит. Время истекает, но я ещё жив. Тарков не получит меня так легко.