Непокоренные. Глава XXII. В работе.. Часть 1.
Доброго времени суток, дорогой Пикабушник. Если ты впервые видишь пост о Непокоренных - это вступление для тебя. Постараюсь быть кратким.
Моя жена написала книгу, и прежде чем отдавать ее в издание - она хочет собрать мнение, критику и мысли непредвзятой аудитории. Я решил публиковать главы на Пикабу, так как верю, что здесь собрались самые разные люди. Нам важен каждый плюс и минус, каждый комментарий, каждый подписчик. Мы рады вашему мнению и критике. Главное, чтобы критика была конструктивной.
Приятного чтения, друзья)
Предыдущие главы Непокоренных
В суете школьных уроков, домашних заданий и одиноких ужинов дома день сменялся новым днем, а новостей от Лады снова не было. Ие было боязно, что девушка, не столько убитая горем, сколько сама его себе придумавшая, выкинет что-нибудь недопустимое, что ее погубит, сделает только хуже, но вместе с этим что-то, однако, останавливало ее, требуя пока не вмешиваться, даже если это решение ей самой и представлялось неверным.
Вечерами Ие не хотелось возвращаться домой, и всё чаще после уроков она бродила бесцельно по улицам, погружённая в собственные мысли – совсем как в детстве, чего не было, признаться, уже очень давно. На работе сказали, что последние штрихи – камеры да сигнализации – поставят в бомбоубежище двадцать восьмого августа, через неделю, и мысль эта повергала Среднюю в уныние. Честно говоря, даже сейчас уже идти туда снова было страшновато: не зная точно, где девушки еще могут скрыться от глаз вечно подсматривающих камер, да и не будучи уверенной, в каком состоянии пребывает сейчас Лада, столь сильно встревожившая и напугавшая Ию своей истерикой в последний раз. Признаться, Ия уже не представляла, где и как теперь сможет хоть сколько-то спокойно встретиться с девушкой, поговорить – нет, не «так, как говорили они в бомбоубежище», об этом и думать смешно и нелепо, - но просто нормально поговорить, обнять её… Поцеловать? О нет, поцелуй был бы сейчас полным безумием. Хотя разве эта дикость уже сама по себе не есть безумие? Разве эта близость, такая странная и неестественная для гражданина Святой Империи, пробуждающая столько чувств и ощущений, не есть чудовищное безрассудство, после которого шанс вернуться назад и попытаться сделать вид, что ничего не было, так стремительно мчится к нулю?.. Теперь, лишенные своего тайного укрытия, где они и зародились, их взаимная симпатия и привязанность казались девушке почти что невозможными, выдуманными так опрометчиво.
Мысли о Ладе и ее молчании опускали руки, и Ия с головой ушла в работу. Уроков у нее было достаточно много, хотя одну из параллелей второгодок ей так и не дали, пусть и грозились этим летом; двух орд первоклашек и классного руководства в 2\3 было вполне достаточно, чтобы закопаться в оценки, табели, домашние задания, отчётность и электронные письма по самый нос, сбежав от проблем реальности, занозой ноющих где-то внутри девушки. Кажется, в школу по утрам самой первой приходила именно она – и самой последней она же уходила. Кроме того, Ия взяла на себя два факультатива для четвертого класса, что было ей в новинку, отчего на подготовку уроков уходила уйма времени, часами она зависала в сети за чтением статей по экологии и защите окружающей среды – той немногочисленной, что еще осталась после всех легендарных доимперских катаклизмов, - разрабатывала для ребят с факультатива программу по поддержке и восстановлению школьного сада (вернее, двора, ибо от сада за последние годы остался от силы пяток деревьев да одна грядка), строила какие-то графики и таблицы с таким остервенением, что даже заместитель директора, покачав головой, отметил ее похвальное усердие.
Четвероклассники, мальчишки и девчонки лет тринадцати-четырнадцати, входящие в наиболее беспокойный период своей жизни, считавшиеся негласно самым сложным классом из всех школьных лет, и те, кажется, удивлялись рвению учителя Мессель донести до них весь ужас озоновых дыр, опустынивания, гибели лесов и последствий не столь давно минувших войн, сровнявших с землей едва ли не весь доимперский мир. Однако не то её пример и впрямь оказался достаточно заразительным, не то факультативность занятия сделала свое дело, но ребята, посещавшие курс, воспринимали её идеи с энтузиазмом и тщательно выполняли задания – наверняка в ущерб основной учебе, догадывалась девушка, но ей это не было сейчас важно. А намного важнее было то, что ребята здорово заряжали ее энергией, и этот возврат, который она получала теперь от них, был, кажется, в разы больше, чем сама она изначально вкладывала в этот спонтанный факультативный проект – более, наверное, для себя, нежели для них. Подростки, однако же, оказались заинтересованы происходящим и вполне симпатизировали новому учителю, бывшему немногим старше них самих, а оттого частенько понимавшим их куда лучше, чем старшее поколение. Ия погрузилась с головой в кутерьму докладов, для подготовки которых приходилось перерывать адаптированные для Среднего Сектора статьи по ботанике и даже основам химии, в составлении недельных расписаний на дежурство и работы на школьном дворе, и дни проходили за днями всё быстрее.
Помимо этого, видя успешность её работы, начальство решило воспользоваться моментом и повесить на молодого учителя проведение внеклассной лекции по Слову Святому: благо, самой Ие не нужно было её читать, но пришлось собрать «своих» детей после субботней службы в молельном доме и стоически выдержать вместе с ними еще почти полтора часа поучительных наставлений Оратора о святости Всеединого Владыки. Вообще-то суть лекции, насколько думалось до этого Ие, должна была состоять в объяснении детям иерархии Ораторов и их преемничества, а так же о священности Устава и прочей рекомендуемой молодежи литературе, но, по всей видимости, думалось Ие неверно, а сам Оратор счел куда более важным продолжить молебен еще часа на полтора.
- …Вы входите в опасный возраст, дети Империи, - говорил он, а Ия лишь не переставала поражаться, сколько же речей и наставлений она, оказывается, успела заучить за свою жизнь наизусть или почти наизусть, прослушав и повторив бесчисленное количество раз, - когда животные инстинкты, не достойные человека, все чаще будут пытаться овладеть вами через ваши тела. Когда вы начнется меняться физически, готовиться ко вступлению во взрослую жизнь. Возраст этот полон опасностей и искушений, с которыми вы должны будете бороться едва ли не каждый день, о которых не посмеете открыть рта ни в одном приличном обществе, ибо никакой гражданин Империи не должен идти на поводу животных страстей, которые несут одно лишь разрушение. Ибо каждый из нас, дети Империи, стремится внутри себя к тому, чтобы полностью искоренить в себе все то, что может сделать нас не достойными именования людьми. И, если покажется вам, что это естественно - не верьте, потому что желание есть причина неудовлетворенности и нестабильности, а страсть - причина войн и смертей. То, что несет в себе угрозу, не может быть естественно и нормально для разумного человека на том уровне развития своего, на коем находится сегодня наш с вами мир…
Словом, в своих мыслях девушка проклинала его последними словами, как, вероятнее всего, и школьники, чьи юные лица выражали такой потрясающий спектр едва сдерживаемых оттенков тоски всех сортов, что ей стало даже несколько весело.
Однако эта «экскурсия» и предшествующая ей комендантская проверка в школе заставили Ию невольно вынырнуть из кутерьмы школьных дел и собственных переживаний и оглядеться вокруг – и тогда в голову Ии закрались вдруг смутные подозрения, что что-то всё же происходит в Империи, и покушение на Всеединого не прошло на самом деле просто так, какой бы жалкой неудачей ни выставляли это событие в новостях Среднего Сектора. В этот раз под очередной проверкой, устроенной в школе накануне осени, подразумевалось методическое присутствие комендантов ВПЖ в учебных заведениях в течение целой недели как на уроках, так и на переменах. Одни говорили, они смотрели на поведение подрастающего поколения (отчего последнее, остекленев, ходило по струнке, едва осмеливаясь лишний раз вздохнуть), а успеваемость их нисколько не интересовала, другие считали, что это просто вербовка подростков в молодежные дружины, третьи – что все в порядке вещей и подобные комиссии всегда проводились в учебных заведениях с некоторой периодичностью… Ие наиболее правдоподобным казался отчего-то первый вариант, хотя она и не показывала виду, что вообще хоть сколько-то заинтересована происходящим. Другие учителя, как правило, тоже не особенно распускали языки, однако изредка обрывки чьих-то приглушенных разговоров всё же долетали до ушей девушки. Отца ни о чем спрашивать в этот раз она не стала, просто держалась максимально тихо и незаметно, делая вид, что вообще не видит коменданта, сидящего во время урока на соседнем с ней стуле, а сама непрерывно пыталась сложить воедино кусочки «мозаики» услышанных и увиденных здесь и там обрывков информации – которой всегда так сильно не хватало… Быть может, это просто паранойя, саркастично усмехалась она в своих мыслях, и она сама, имея нечистую совесть, начинает придумывать себе невесть что и видеть в самых обычных делах признаки неведомых заговоров…
А Лады всё не было, словно она и вовсе провалилась под землю, и поговорить было катастрофически не с кем. От этих мыслей сердце сжимала тоска, и Ия Мессель гнала их прочь из своей головы. И почему только летом они сталкивались в коридоре, подъезде или на проходной едва ли не каждый день, а теперь словно оказались в двух параллельных мирах, не имеющих возможности пересечься? Даже этот странный парадокс начал казаться девушке частью чьего-то недоброго умысла.
В сопровождении заместителя директора и бригадира ремонтной службы Ия в конце месяца спустилась в последний раз в ставшее вторым домом – настоящим домом - бомбоубежище с проверкой, а после написала директору отчет о проведенной под ее контролем работе и заслужила очередной (из многочисленных за весь август) «плюсик» напротив своей фамилии в табеле учительской деятельности. Наверное, именно этот эпизод и стал тем завершающим штрихом, после которого в свете своей последней деятельности Ия получила от начальства легкий намек на возможность близкого повышения её до старшего учителя. Наверное, произойди то немного иначе или в других обстоятельствах, и девушка гордилась и ликовала бы внутри себя, однако сейчас Ие было всё равно, ведь Лада по-прежнему молчала.
Мутный и гнетущий, август закончился. Пришла осень.