Кое как встал. Попил воды. Идешь в темноте выставив руки, гладильная доска, дверь... Кошка бежит на кухню, а ты сворачиваешь в ванну. Сел. Подумал.

Потом ты долго ругаешься со всеми теми кто был с тобой, и грустишь, потому что не договорились. Потом злость, мат.

Надеваешь ботинки. Поводок.

— Рыженький пойдем.

Потом вниз по лестнице. Мороз. Все еще ругань и мат. Уже в голос говоришь:

— Ненавижу утро.

Потом гладишь себя и успокаиваешь:

— Бедный котик. Держись, мой хороший.

Школьники в дыму у качелей. Музыка. И кто придумал ее по утрам у школы. Светофор. Они в школу, а ты от них. Мысленно здороваешься с той симпатичной брюнеткой, что садиться в троллейбус. Они никогда не смотрит на тебя, но ты же джентльмен.

Ступеньки.

— Рыжий!

Разматываешь собаку.  Потом река. Она сегодня со льдинами. Красиво. Потом опять ругань.

Ты ругаешь с одно, со второй, с третьей. Последнюю, ты запретил себе вспоминать.

Делаешь почетный круг. Дорога. Двор. Подъезд. Быстренько снимаешь ошейник.

Кошка!

— Тьфу ты, ну ты!

Полотенце. Душ. Намылился. Опять споришь. Зубки. Вышел. Витаминка. Рубашка.

А-а-а-а! Автобус.

Ты смог. Ты пережил это утро, а значит до следующего ты почти живой.

«Прости, люблю, прощаю, ты лучший».

Нюта Федермессер: "В акушерстве и в начале жизни и врач в паллиативе в ее конце — это врач, который сопровождает процессы. Тут нет задачи вылечить, потому что родиться и умереть — это не болезнь. Это нормальный процесс. Есть задача — сопроводить два очень трудных момента: предупредить сложности, тяжелейшие компоненты, которые могут появиться, и на опережение их отработать. И, второе, нужно донести до людей, поселить в их головах понимание, что паллиативная помощь — это наше право на достоинство, на то, чтобы твои последние дни прошли без боли, грязи и унижения.

Хоспис и есть дом, последний дом. И место любви. Здесь тоже, на самом деле, все довольно просто. Если между нами проговорена правда, если мы перестали друг другу врать и сказали самое главное: «Я умираю, ты это знаешь, я это знаю», то мы начинаем ценить оставшееся время. И тогда мы становимся достаточно мудры, чтобы дрянь и шелуха уходили в сторону. И люди действительно живут. Пациенты хосписа радуются любой погоде, для них нет плохой, потому что любая — прекрасна. Они радуются гостям. Или, наоборот, легко могут сказать: «Вот этот пусть ко мне больше не приходит». У них осталось мало времени, они больше не будут из вежливости чего-то терпеть. Они радуются какой-то любимой еде, лучу солнца, да даже тучам радуются.

Для меня удивительной историей стали выборы в хосписе и в центре паллиативной помощи, потому что я впервые видела по-настоящему осознанно голосующих людей. Один мужчина сказал, что не голосовал ни разу в жизни, даже при Советском Союзе все это игнорировал, а сейчас проголосует, потому что у него не будет другого шанса. Женщина была, которая в прямом смысле слова умерла через две-три минуты после того, как проголосовала за Путина, предварительно погладив его фотографию на плакате. И так нежно сказала: «Мой, мой». И это было совершенно невероятно, мы с ее сыном стояли и смеялись от трогательности картины и такого наивного выражения чувств — очень открытого, чего люди на голосовании не делают. Обычно они с суровыми лицами ставят галочку. И после этого я ей сказала: «Ой, слушайте, у меня закончились значки “Я выбирал президента страны”, сейчас сбегаю и принесу вам». Убегаю, через три минуты возвращаюсь и понимаю: сын сидит с ней рядом и еще не видит, а я уже вижу и говорю: «А мама ушла». И это какая-то фантастическая жизнь на всю оставшуюся жизнь, потому что последнее, что ты сделал в жизни, — выбрал президента. Смешно и трогательно.

Когда мы собираемся в больницу или хоспис, то заранее, только выйдя из метро или из машины, надеваем скорбное лицо и готовимся страдать и сочувствовать. А на самом деле пациентам совершенно не хочется тратить оставшееся время на то, чтобы получать это сочувствие. Они отметят ваши новые туфли, скажут — красивые серьги, хорошая прическа. Скажут то, чего вам не скажут тысяча человек за пределами хосписа. Они замечают и говорят именно то, что мы так хотим слышать и никогда не слышим, потому что, рассчитывая на уйму времени впереди и его бесконечность, мы не говорим друг другу главного. Мы позволяем себе поссориться, хлопнуть дверью. «Я тебя ненавижу, давай разведемся», — вот это все. А там только «Я тебя люблю». «Прости, люблю, прощаю, ты лучший». Это ведь в расставании так всегда. Когда мы с ребенком поругаемся, а потом в школу провожаем, все равно его обнимаем: «Крокодил любимый, иди поцелую». Уезжаешь отдыхать, в самолет садишься, стараешься, чтобы остались дела в порядке, родителям позвонишь. А здесь люди расстаются навсегда, и они это знают. Даже если это не проговорено, они посмотрели друг на друга и уже молчанием все сказали. Это концентрация жизни и концентрация любви. Это очень чувствуется, когда вы приходите в хоспис. Там совершенно другое течение времени, какая-то дыра между мирами. Все медленнее, спокойнее. В первом московском хосписе, который в центре Москвы, расцветают крокусы, когда везде еще снег. Там какая-то потрясающая черешня, которая больше нигде в этой части нашей страны не растет..." Полная версия:https://style.rbc.ru/people/

Я читала этот текст, благоговея перед человеческим подвигом, как вдруг дошла до эпизода с выборами президента. И внутренне вздрогнула:" Ох, зачем это здесь, лучше не надо, сейчас будут говорить о ... Короче, во многом могут упрекнуть, мир сейчас слишком политизирован. Лучше бы привела в пример другой случай,рассказала о любви, о семье... И вдруг я поняла, что это я,я думаю, как бы лучше, как угодить всем, а Нюта просто рассказывает, без оглядки на читателей. Она ничего не боится, даже упреков либеральной общественности, а это в наше время означает уже полное бесстрашие :)))