Школьное...
Запись в дневнике:
Ваш сын единственный, кто взял в поход алкоголь. Спасибо вам за сына.
Трудовик и физрук.
Был у нас в школе учитель труда. А в шутку его называли «Коля-умелые ручки». Трудовой деятельностью в одноименном кабинете он в течение всего учебного года неутомимо доказывал свое призвание. Однако и после окончания времени, отведенного на учебу, он продолжал свои внеклассные благотворительные уроки на ниве сексуального просвещения. Благо отбоя от страждущих знаний и ощущений не было. А появление заморских журналов, которыми забиты сейчас нижние отделы киосков «Роспечати» как раз на уровне глаз школьников первого переходного возраста, придавало его внеклассным занятиям особый просветительский шарм.
Слухи о его миссионерской деятельности серьезно не воспринимались ни кем. И считались вроде бы общешкольными анекдотами, пока не случилась история из ряда вон выходящая, которая не могла не взволновать истинных распространителей знаний.
Однажды «Коля-умелые ручки» достал привезенные из далекого далека просветительские слайды, глубиной и виртуозностью способные поколебать даже самые закостенелые представления о процессе проникновения одного физического тела в другое. Здесь была и физика, и биология - больше зоология, анатомия, математика (в смысле сложения, разложения и повторения) и конечно же физкультура. Слух об этой педагогической поэме разнесся со скоростью, о которой говорил незабвенный Аркадий Гайдар в своей сказке о Мальчише-Кибальчише: если на той стороне придумают, то на этой стороне обязательно откликнутся. Это и являлось военной тайной, идеологической диверсией и борьбой двух противоборствующих систем. А иногда трех и даже четырех. В период пресловутого «железного занавеса» все происходило с точностью до наоборот. Как только там какую-нибудь фигню придумают, так обязательно с моряками-коробейниками к нам по подземным ходам, называемым контрабандой, обязательно затащат.
Итак, смотрины прошли замечательно. Избранная первооткрывательница всепроникающей любви прошла все испытания и с честью вышла... раскрасневшаяся из кабинета трудового обучения, заплетая ногами. Просьбы никому об этом не говорить перемежались с клятвами завтра все это непременно повторить и улучшить. Но клятвы на то и клятвы.
Назавтра процесс просвещения направился в новое русло. А старое, на время свободное русло, не нашло ничего лучшего, как после двух часов нестерпимого сохранения страшной тайны после стакана дешевого портвейна под горсть семечек где-то на лавочке спального района распустить «корсет молчания». Да с такими подробностями и приукрашиваниями, что всей компании просто нестерпимо захотелось не только бесплатного обязательного, но и дополнительного углубленного образования... с элементами трудового воспитания.
Просветительская работа «Коли-умелые ручки» была признана хоть и высококачественной, но не всеобъемлющей. И поэтому разгоряченная компания не испытавших, но уже внутренне подготовленных старшеклассниц двинулась к гнезду просвещения, свитому умелым трудовиком в стенах общеобразовательного заведения. Постучавшись в зашторенные окна кабинета трудового обучения и не найдя в них признаков загнивающей заокеанской жизни, компания двинулась прямо на дом к новоявленному мессии.
Окна Дома Просвещения были предусмотрительно плотно зашторены. И только опытный контрразведчик с точностью бы определил, что за окнами бурлит скрытая жизнь. Такая жизнь бывает при передаче тайной разведывательной информации в Центр о начале очередной войны или о перебазировании свежего авианосца. Но компания недоучек была не в состоянии понять смысла плотно зашторенных окон. Расположившись на лавочке и лузгая семечки, героиня, познавшая радость Великого Заморского Просвещения, в пятый раз разогревала эротические фантазии полудевственных подруг. Ухажеры-недомерки, не достигшие полноценного полового созревания, были посланы за очередной бутылочкой портвейна.
Смеркалось, когда вдруг на плотно задернутых оконных занавесках, как в фильмах про привидение, начали проступать тени. Тени колебались и раскачивались в такт музыке, которую не слышно было на улице, медленно наливаясь плотью и кровью пока не превратились в обнаженные тела. Героиня пригляделась и ахнула.
Вот оно! Вот оно чудо познания и ощущения. А чудо усиливалось, становясь все более пышногрудым и похотливым.
- Это ж оно и есть!- вожделенно прошептала Главная жрица, познавшая чудо.
Во дворе стемнело, и все замерли, взирая на это замечательное зрелище. Но апогей наступает даже и в этих на первый взгляд бесконечных сценах. Все молчали, вытирая, кто слюни, кто слезы, а кто-то намокшие кулаки.
Технически все выглядело до обидного просто. Николай Васильевич пригласил к себе домой для просмотра порнографических слайдов очередную первооткрывательницу, повесил на оконный карниз простыню и направил на нее слайдпроектор. Перевернутое изображение проступило на уличной стороне с наступлением темноты.
- Мало! - сказала самая любознательная.
- И не сначала,- вторила с превосходством уже самая образованная.
- Надо бы повторить, - промолвили, забыв о портвейне, быстро созревающие пацаны.
- Эй! Повторить! - крикнул один, как всегда самый смелый и задохлый.
- Повторить! - ухнули остальные.
- А можно ли? - засомневалась просвещенная жрица любви. Словно она не хотела, чтобы такая большая тайна досталась вот так сразу даром и всем. Несправедливо как-то. Она восприняла это как покушение на уже выстраданную тайну.
- Повторить! - грохнул хор сексуальных недоучек: - Повторить!
Занавески слегка качнулись. Затем все исчезло. За окном воцарилась темнота.
- Щас окна побьем!
Темнота стала еще полнее.
- Вы что орете, хулиганы! - заворчали бабушки на соседней лавочке.
- Я вот вам окна-то побью, быстро милицию вызову!
- Милицию! Милицию! Спасибо! Бабушки, спасибо за идею!
На переговоры отправили двух отличников. Подкравшись к учительской двери и долго прислушиваясь, они тихо постучали. Никто не ответил. Стук повторили. Результат был тот же. Тогда самая что ни на есть «круглая» отличница елейным голосом позвала Николая Васильевича по имени и отчеству. Ответа, естественно, не последовало. Его особо и не ждали. Все понимали, что замечательный педагог стоит прямо за дверью в лучшем случае в одной простыне и мягких домашних тапочках.
- Итак, Николай Васильевич, если Вы сейчас не повторите нам сеанс Вашей познавательной программы, то с Вашей просветительской деятельностью мы будем вынуждены познакомить весь личный состав соседнего отделения милиции. А они там очень возбудимые, - со знанием вопроса продолжала информировать круглая отличница.
Дети медленно спустились по лестнице и чинно сели на лавку.
Голубой огонек на шторе загорелся, как знак хоть и безысходного, но в данном случае, дружеского примирения. Самодеятельный экран озарился торжеством плотских фантазий, немыслимых, и как с годами выяснилось, не очень физиологически осуществимых.
Поток информации нисходил со шторы на просвещаемых детей, которые медленно, от кадра к кадру вступали в неведомую взрослую жизнь.
Расходились за полночь, восхищенные. За три непрерывных показа «Коля -умелые ручки» под натиском реальных угроз разоблачения был вынужден сменить разноцветные занавески на не очень глаженную холостяцкую простыню. Добавить мурлыкающе плавающий звук. И распахнуть форточку для прохождения этого утробно-заунывного звука.
Следующим вечером, ближе к сумеркам уже большая часть класса стояла возле вожделенного окна. Сначала ждали тихо, потом стали посвистывать, потом угрожать. Но окно было распахнуло настежь, занавески открыты, и хотя звонок и трещал, никаких скрипов половиц или других признаков жизни в квартире не наблюдалось.
На уроках Николай Васильевич стал вести себя подчеркнуто вежливо, был аккуратен в выражениях и слегка печален. Былых вольностей со старшеклассницами себе уже не позволял.
Однако женская часть педагогического коллектива, в особенности те, кто отдал чужим детям самую сексуально пригодную часть своей жизни, стали вдруг по-свойски заходить в кабинет труда как бы на огонек или скажем вернее - на рюмку чая. У многих стали в гололед ломаться каблуки, и они, пренебрегая соседним пунктом ремонта обуви, шли, как говорится, в кабинет труда напрямую.
А тут и развод не заставил себя ждать. Лучшая ученица и проникновенная освоительница монументального шедевра вдруг поняла свою многотиражность и гордо покинула кинотеатр на дому имени «Коли-умелые ручки» и отправилась искать счастья прочь от тлетворного и загнивающего буржуазного влияния к спокойному очагу целомудренной социалистической обыденности и посредственности.
Но по ночам, бессознательно томясь по многообразию красок и форм, которое принимало ее уже почти умелое тело, в руках, небезосновательно прозванными «умелыми», и скучало по их бесстыдной и чарующей виртуозности.
Коля же быстро поменял съемную квартиру, но кабинет труда менять почему-то не стал, видимо, кабинет удовлетворял его тягу к освоению новых сторон бесконечной и разнообразной жизни, медленно проступающей из-за начинающего уже ржаветь «железного занавеса».
На новую Колину квартиру мы с Витей зашли через полгода после описанных событий. И все было как всегда: условный стук в дверь, длинная пауза под шелест халата за дверью. Осторожное «кто там?» После названных паролей мы проникли в это урочище старого холостяка. Внутри - по-холостяцки пустой стол, плотно задернутые шторы. К окну не подходить, а то очередная жена будет звонить и скандалить в подъезде... И все остальные атрибуты явочной квартиры после провала. И вместо передатчика - приемник с незабвенным «Голосом Америки» и Севой Новгородцевым, который прославился тем, что вещал нам же о нашей жизни. А мы в ответ ухитрялись ее не узнавать. После недолгих рассказов о трудностях настоящего секса на советском пространстве и гонениях на этой почве мы вынуждены были удалиться, причем сначала наш секс-символ долго прислушивался к шорохам в подъезде, а потом инструктировал нас на случай, если мы столкнемся с женой, притаившейся прямо за дверью. Но чуда не случилось. Мы вышли и вздохнули с облегчением. Жизнь сексуального нелегала даже в советской стране тяжела и обременительна.
Идет 4 час новогоднего корпоратива, остались самые стойкие сотрудники, в числе которых библиотекарь, трудовик и несколько учителей предметиков, всего не больше 8 человек, в числе которых и я. Работники школьной столовой собираются домой, и мы плавно перебираемся из столовой в школьную библиотеку, что находиться рядом. Закуски осталось совсем немного, пара соленых рыбок и оливье, а мы как назло забываем взять тарелки под рыбу. Но тут на удивление учителей филологов и библиотекаря, трудовик, сидящий ближе всех к стеллажу с книжками, по-хозяйски хватает книжонку и начинает на ней резать селёдку. Так вот о чем это я: с тех самых пор прошел уже почти год, и было отмечено несколько весёлых праздников в библиотеке, в которой после прошлого нового года появился свой столовый сервис и к слову - трудовик, теперь в другой должности работает - завхозом.
Начнём с того, что узнать где он можно по перегару. Заходишь такой утром в автобус, принюхиваешься и понимаешь: трудовик рядом. Перегаром от него пахло всегда. Но после выходных ещё сильнее.
Наша добрая школа выдавала нам материал для работ на уроках: лобзики, пилки, фанеру и т.д. Наш добрый трудовик был хитёр. Он весь материал продавал на рынке, а нам говорил, чтобы тащили всё своё. Но это не всё. Нам он потом говорил: Чего вам фанеру туда-сюда таскать. Оставляйте её здесь. И потом нашу фанеру он тоже продавал на рынке. Всё, что мы делали на уроках труда, он просил оставить в школе, он потом выставку организует. Это он тоже продавал. Уволить его не могли, т.к. он ветеран афганской войны и у него какие-то там льготы. Но всё же, не знаю каким чудом, его однажды уволили. Он решил оставить свой след в стенах школы и, внимание, спиздил станок! Сука 300-килограммовый станок. Как? Как он его поднял? Вы представляете себе картину? Идёт по улице мужик и тащит на спине зелёный станок вдвое больше чем он сам. Сам Сталлоне согласился бы его взять в новые Неудержимые. На замену ему пришла симпатичная 24-летняя учительница, с которой мы мило беседовали на уроках. И, даже окончив школу, я к ней иногда заходил. А теперь заходишь такой в кабинет труда и в самом дальнем углу видишь 2 толстых зелёных провода, торчащих из пола. В общем весёлый был мужик. Так непривычно заходить в автобус и не чувствовать его, уже родного, перегара.