Так уж повелось, что по традициям нашего рабоче-крестьянского общества в классическом таком доме непременно должен быть алкоголик, а лучше несколько. И если в крутых новостройках и в новых районах с алкашами может быть не особо, то в классических спальных районах это просто обязательно. Без них и дом не дом.
В сумеречном моем Чертанове все было как заведено. В лихие 90-е причин для того, чтобы свалиться на крыло в алкогольный штопор хватало, так что указанных господ было в избытке. Одна семейка как-то раз чуть не сожгла на хрен дом (10 этаж, сгорели вместе с квартирой). Другой всю жизнь рассказывал драматические истории про то, как он принимал у каких-то негритянок роды посреди пустыни и спасал мир в свободное время от основной работы по обслуживанию "мэров и пэров" (с) (9 этаж, бросил пить, но паркует во дворе машину как Бог на душу положит).
А на 4-м этаже жил не тужил интеллигентный некогда дядя Саша П. Был он условно безобидным вариантом, который до всех неагрессивно докапывался, клянча денег и сигарет, но периодически устраивая дебоши у себя в квартире, за что был страшно любим соседями по холлу (мама моего приятеля писала у него на двери "СВОЛОЧЬ!" большими буквами), от которого они в итоге отгородились решеткой и Ночным дозором. Был он пьян с утра до вечера 7 дней в неделю, выписывая противоторпедные зигзаги по двору, периодически выплывая к нам на футбольную площадку и изящно комментируя нашу игру, особенно отдельных игроков, за что временами бывал ими бит, но без фанатизма.
Вышеуказанный дядя Саша очень меня за что-то любил, приветствовал меня исключительно по имени-отчеству, но с оговоркой: "О! - говорил он, - Ивансергеич... Но не Тургенев!". И поднимал жуткий палец с неизменно обломанным ногтем, акцентируя внимание на этом обстоятельстве.
Также был он знаменит тем, что однажды проснулся в морге. Просто после очередной интоксикации его приняли за переехавшего в лучший мир и увезли куда положено. Очнулся он там настолько впечатленный и озадаченный, что даже не пил потом года пол.
А еще у него всегда были собаки. Первым, кого я помню, был Ричи. Это было страшное существо, этакий собачий Иов, мучимый всеми известными и неизвестными болезнями. Он ковылял, как раненный в обе ноги морпех после контузии, а когда поднимал на тебя свои слезящиеся глаза, они молили "Убей меня!", как в фильме "Чужие". Справедливости ради сказать, в таком состоянии я помню его на протяжении многих лет. Когда он всё отправился на следующий, несомненно более счастливый, круг своего колеса Сансары, ему на смену пришла более бодрая парочка: метис овчарки и непойми кого Абрек и совсем уж непонятной породы нечто с лаконичной кличкой Мудак. Я сильно сомневаюсь, что в родословной у него было написано Moudaque Lernier Delacroix III, но получилось ярко и от души. И если ты слышал во дворе раскатистое "МУДААААК!!!" это совсем не означало, что следом последуют вопли и побоище, это просто дядя Саша зовет собачку домой.
С тех прошло много лет, пить дядя Саша все-таки бросил (теперь всех веселит лихой и гостеприимный Труссарди с 15, кажется, этажа), мы уже несколько лет как переехали, но иногда я до сих пор вижу его, постаревшего и похудевшего, сидящим на скамеечке у дома или, если холодно, на первом этаже к кресле у лифта. Он перестал звать меня Ивансергеичем и зовет просто Ваней. А я всегда пожимаю ему руку и иногда даю денег на сигареты. Память, знаете ли.