Призрачное свечение теплых оттенков и словно танцующие в воздухе мазки красок… На первый взгляд французский импрессионизм не выражает (не вызывает) ничего кроме чистого восторга. Это, пожалуй, объясняет не утихающую популярность стиля в изобразительном искусстве.

Однако, глядя на произведение искусства, важно продолжать смотреть, так как зачастую его смысл далеко не всегда лежит на поверхности. И даже после того момента, когда мы сочли, что замысел художника нам понятен — именно тогда снова стоит присмотреться к картине поближе.

Как стиль, до сих пор остающийся современным, импрессионизм отражает и современную реальность. Со стороны может показаться, что он ее приукрашивает. Но это только на первый взгляд.

Шарль Бодлер, французский поэт и яркий современник модернизма не только в поэзии, но и в культуре, писал:

«Современность — это преходящее, беглое, случайное, половина искусства, а другая половина — вечная и неизменная.»

Это самое «преходящее, беглое, случайное» в изобразительном искусстве импрессионизм выразил как никакой другой стиль живописи: его быстрая техника воспроизведения реальности захватила и прокомментировала быстрый темп жизни, став наглядным отождествлением самой мимолетности, самой сути современности (модернизма) — потенциально неудовлетворительной жизни современного города.

Важный флэшбэк. 1860-е годы стали для Парижа временем дезориентирующих потрясений. В 1853 году Луи-Наполеон Бонапарт III-й начал масштабную реконструкцию Парижа, назначив ответственным за этот процесс барона Жоржа Эжена Османа. Формирование нового облика столицы Франции в результате получило прозвище «османизация». Извилистые мощеные улочки средневекового периода преобразились в просторные, усаженные деревьями, бульвары и проспекты с искусно оформленными фасадами зданий, которыми славится современный Париж.

Первой османизированной улицей стала Рю-де-Риволи. К ЭКСПО 1855' на ней построили роскошный «Гранд-Отель дю-Лувр».

Усилия барона Османа, несомненно, осовременили столицу Франции: автомобильные и железнодорожные перевозки стали более эффективными; новая канализационная система улучшила здоровье горожан, а новые широкие бульвары по существу были революционными. Однако далеко не всем парижанам эта революция в облике города пришлась по душе.

Османизация стерла с «лица» Парижа множество старых домов и зданий, которые для одних горожан олицетворяли отчий дом, родовое гнездо нескольких поколений, а для других — «лампово-теплый» уют и очарование старого города.

Недовольные османизацией считали новые бульвары скучными, однообразно-повторяющимися и весьма показательными для полудеспотического правления Наполеона III-го. Глубокое беспокойство парижан также вызывали полностью изменившиеся уклад жизни города и передвижения по нему.

По мнению искусствоведа Роберта Герберта, именно художники-импрессионисты лучше всего смогли изобразить то отчуждение, которое привнес собой новый Париж в сознание горожан. Прискорбным признаком такой модернизации была потеря чего-то личного, узнаваемого обществом — парижане словно превратились в толпу чужих и незнакомых друг другу людей.

А теперь посмотрите на картину «В кафе» Эдуарда Мане, где художник представляет калейдоскопическую ночную жизнь Парижа на удивительно компактном полотне.

Не смотря на такой сжатый формат, нарочито небрежную работу кисти и физическую близость изображенных людей, при кажущейся целостности композиции эти три фигуры объединяются в «треугольник» разрозненных взглядов, которые смотрят и смотрят куда-то, но кажутся скучающими, отстраненными, одинокими и, возможно, измотанными происходящими вокруг.

Эдуард Мане, «В кафе». 1879 г. Масло, холст, 47.3×39.1 см. Художественный музей Уолтерс, США.

Или, например, картина «Женщины на террасе кофейни вечером» Эдгара Дега. На ней изображены, кажущиеся уставшими после ночной работы, парижские проститутки, хотя в действительности ночь еще не началась.

На первый взгляд кажется, что белоснежные колонны портят «кадр», неловко разделяя женщин друг от друга, однако именно эти архитектурные детали лишь подчеркивают, что каждая из этих женщин пребывает в своем собственном пространстве. Причем таком, что даже кофейный столик — один на двоих — не может помешать их одиночеству. Размашистой кистью позади женщин обозначен головокружительный городской пейзаж, от которого они на мгновенье укрылись и от чего кажется, что эти женщины в действительности — не более чем призрачные образы, которые, быстро набросанные кистью художника, готовы исчезнуть в любой момент.

Эдгар Дега, «Женщины на террасе кофейни вечером», 1877 г. Пастель, монотипия, 41×60 см. Музей Орсе, Франция.

И, вероятно, поэтому, знаменитые «Танцы у мельницы в Галетт» Огюста Ренуара — это не тот рай, каковым он нам всегда казался, несмотря на пестроту освещения, розовые цвета, ощущение танца и непринужденности происходящего. Как будто положенные на холст одномоментно, эти фигуры — всего лишь гости в доме с толпой незнакомых друг другу людей...

Огюст Ренуар, «Танцы у мельницы в Галетт», 1876 г. Масло, холст, 131.1х175.3 см. Музей Орсе, Франция.

Accистенция:

WikiSource — Le Peintre de la vie moderne/IV

Коммерсантъ — Париж, разрушенный Османом

Artsy — The Dark Side of Impressionism

PS: Приношу извинения за изображения-баяны (популярные картины же)