О нищенстве.
Монотонно шелестят шины по нашему российскому заскорузлому асфальту. Машина мягко приседает на случающихся волнах дорожного покрытия, гулко бьёт подвеской на периодически встречающихся колдобинах, которые не успеваю объезжать. Встречный ветер шумит, пытаясь проникнуть за резиновый уплотнитель дверей. Кондиционер мягко вливает в салон приятный прохладный воздух. Неназойливо играет музыка на «DFM».
Еду куда-то по городу, по делам. Красный свет. Останавливаюсь на светофоре за старыми жигулями. Привычно оглядываюсь на притормозивший в соседнем ряду автомобиль, смотрю в зеркало заднего вида. Ловлю себя на мысли, что всё-таки, это странная в некотором роде привычка: при каждой остановке рассматривать рядом стоящие машины и тех, кто в них находится.
От стены дома, стоящего возле дороги, отделяется живописная фигурка мальчика примерно пяти-шести лет, одетого в аляпистые, яркие, совершенно замызганные восточные халат и штаны. Ребёнок с протянутой рукой подходит к впереди стоящей машине, прижимается к стеклу, заглядывая внутрь; делает жалостливое лицо, целует пыльное левое крыло автомобиля; проводя ладошками по своему лицу, заклинающе просит, умоляет на своём родном, совершенно непонятном нам языке; многозначительно и жалостливо протягивает руки к водителю, проводит своими маленькими грязными пальчиками по стеклу. Тот не обращает на него, видимо, никакого внимания или отрицательно качает головой. Мне точно этого не видно из-за тонировки на его заднем стёкле.
Мальчик направляется между двумя рядами автомобилей, стоящих перед светофором, выискивая взглядом того, к кому лучше бы было ещё обратиться, с тем, чтобы хоть что-то получить, за несколько оставшихся секунд, пока горит красный свет.
У меня всегда припасены на этот случай конфеты. Давно бросил давать мелочь детям на дороге, посмотрев про них передачу по телевизору и понимая, что наличные деньги их ни к чему хорошему не приведут. Всё или отберут криминальные элементы, построившие на этом свой «бизнес», или они могут купить на них сигареты, алкоголь, клей… Ни то, ни другое нельзя поощрять. Если это не пресекать, то наши улицы могут наводнить попрошайки, а это дети, часто отнятые или проданные родителями, в любом случае нещадно эксплуатируемые… это криминал и так далее.
Но ведь этот, идущий по улице между машинами, ребёнок ни при чём. Почему бы не угостить его конфетами, которые он, возможно, сто лет уже не пробовал? Когда, бедолажка, в последний раз ел сладкое? Кто знает?
Облегчаю ему выбор, опуская стекло. Сам копаюсь в этот момент в подлокотнике. Извлекаю оттуда пакет с конфетами. Цепляю своей пятернёй всё, что могу схватить и высыпаю их в подставленные ребёнком ручки. Даже в две ладошки не помещаются все конфеты, они сыпятся, падают на дорогу. Загорается зелёный свет. Машины медленно трогаются и я тоже. Сквозь поднимающееся левое стекло, смотрю в зеркало заднего вида, как мальчик распихивает конфеты по карманам, а они при этом валятся, он их поднимает, но не все, и с радостью двигается дальше, вдоль рядов медленно едущих автомобилей, ожидая следующего светофора. Еду и думаю:
«Нищенство, попрошайничество… Что это? Отражение, выражение серьёзных социальных проблем в стране, или паразитирующий образ жизни определённого слоя в обществе? Что может заставить человека выйти на улицу с протянутой рукой? Что может заставить пойти по квартирам просить подаяние? Потеря работы, паспорта, места жительства, при отсутствующих родственниках и друзьях? Согласитесь – это очень редкое, на самом деле, стечение обстоятельств.
Даже в нашем, таком, казалось бы, равнодушном и озлобленном обществе есть соответствующие городские службы, которые на самом деле оказывают посильную помощь в трудных случающихся жизненных перипетиях. Более того, увидев реальную проблему, они действительно ХОТЯТ помочь её решить. Однако чаще всего в такие ситуации попадают всё-таки, видимо, не совсем обычные, или – точнее – не совсем адекватные люди, которые теряются или стесняются, не могут обратиться за помощью, не знают, что делать и пропадают.
Ведь попав даже в безвыходную ситуацию, любому нормальному человеку трудно заставить себя пересилить и отбросить все свои, годами усвоенные комплексы, стереотипы и начать просить милостыню. Нас так не воспитывали. Мы к этому не привыкли. Чтобы на это решиться, должно действительно произойти нечто чрезвычайное. Каждая минута такого положения, каждая просьба о помощи, каждый час и день, проведённые таким образом, будут резать, кромсать и мучить самолюбие. Поэтому при первой же возможности любой нормальный человек постарается вырваться из этой ситуации.
А как же тогда те личности, которых годами мы видим в разных частях нашего города? Очевидно, что они или уже настолько свыклись с таким своим положением, или оно их изначально устраивало.
Есть такое известное изречение, принадлежащее, если не ошибаюсь, Конфуцию: «Если у тебя просят поесть, то не давай голодному еды, но дай ему удочку, чтобы он сам наловил себе рыбы». Однако, как показала практика, в 90% случаев, «нищие» не хотят обычной нормальной жизни – честно трудиться и так далее, поэтому, переночевав, помывшись и перекусив в социальном центре, они тут же убегают, не поблагодарив, и продают «удочку» (в виде новой чистой одежды и того, что «плохо» лежало в приюте), покупая себе на вырученные деньги дешёвое спиртное.
Таким образом, большинство нищенствует не от обездоленности и не от безысходности (таким я бы с удовольствием помог). Решаются на этот шаг обычно вовсе не те люди, которым действительно стоило бы помочь. Но люди видящие в этом свой источник заработка, свой стиль и образ жизни – с их точки зрения «лёгкой», беззаботной, а по сути антиобщественной, так как цели и образ жизни таких людей прямо противоположны тому, чего хочет общество.
Почему же это явление существует в нашей жизни? Может быть оно нам нужно, чем-то необходимо? Есть ли от нищенства какая-то угроза обществу?
В разное время во многих странах мира нищенство было официально запрещено законом и преследовалось, как крайне вредное и негативное явление, считалось преступлением. В некоторых странах до сих пор сохранилось такое отношение к нищим. Возможно, что это правильно. Нищенство провоцирует преступность в своей среде. Однако эта преступность сама по себе не является такой уж опасной. Опасно другое – нищенствующие предопределяют образ жизни для своих детей. Более того, всё время вовлекают новых (в том числе воруют, «покупают»), прививают им свои паразитические «ценности», и не дают им вырваться из этого социума, с этого дна. Таким образом, опустившиеся антисоциальные элементы отбирают будущие у них – у этих вот грязных ребят, неизвестно как и откуда очутившихся на улицах наших городов, идущих между машинами, сидящих на тротуарах, в своих замызганных старых оборванных халатах. И вот хотя бы уже именно поэтому, с этим явлением стоит и нужно бороться!
Так почему же нищенство ещё живо, почему оно существует? Да потому что, как известно, именно спрос рождает предложение. Не менее 80% всех, кто попадается нам на дороге, прося милостыню – это профессиональные нищие, которые вполне неплохо живут (по своим меркам, конечно), ничего не производя и ничего не делая. Если бы мы их не поощряли, то не было и такой профессии. Часто мы даже сами обо всём этом догадываемся, но… всё равно подаём. Потому что призвание, назначение нищих, их социальная роль в нашем обществе – помочь нам почувствовать себя лучше, помочь нам очистить себе карму, что ли...
Хороший ли это способ? Что, нет более нуждающихся в помощи? Мы подаём мошенникам, зная об этом, догадываясь, для того, чтобы почувствовать себя лучше, чище, и оттого, что это рядом, из-за того, что хитрые обманщики, как хорошие продавцы (своих услуг по очистке нашей кармы) сами приходят к нам, вечно попадаются нам на пути. В другой раз мы, может быть, задумались бы о действительно каком-то нужном и важном деле (например – помощь детям-сиротам в детских домах, бедствующим соседям по подъезду и так далее), но мы уже положили денежку в жадную руку мошенницы, которая уже несколько лет подряд стоит в одном и том же подземном переходе и просит денег «на операцию» или на что-то там подобное. И мы чувствуем удовлетворение, и нам уже больше ничего не нужно, и мы уже больше никому ничего не дадим. Потому что мы уже кому-то «помогли»…
Милосердие – это очень хорошо. Гуманность – это одно из высших достижений человеческой культуры. Но это доброта должна быть слепой или всё-таки зрячей? Где грань между безусловной помощью нуждающимся, без права оценивать – достоин человек помощи или нет, и облагораживанием собственной ауры, посредством заигрывания с добродетелью? И не является ли бездумное подаяние фактически поощрением мелкого мошенничества? Вопросы, вопросы… А где ответы? Стоит подумать…
Добавляйте свои мысли
Автор ZSBooka
Еду куда-то по городу, по делам. Красный свет. Останавливаюсь на светофоре за старыми жигулями. Привычно оглядываюсь на притормозивший в соседнем ряду автомобиль, смотрю в зеркало заднего вида. Ловлю себя на мысли, что всё-таки, это странная в некотором роде привычка: при каждой остановке рассматривать рядом стоящие машины и тех, кто в них находится.
От стены дома, стоящего возле дороги, отделяется живописная фигурка мальчика примерно пяти-шести лет, одетого в аляпистые, яркие, совершенно замызганные восточные халат и штаны. Ребёнок с протянутой рукой подходит к впереди стоящей машине, прижимается к стеклу, заглядывая внутрь; делает жалостливое лицо, целует пыльное левое крыло автомобиля; проводя ладошками по своему лицу, заклинающе просит, умоляет на своём родном, совершенно непонятном нам языке; многозначительно и жалостливо протягивает руки к водителю, проводит своими маленькими грязными пальчиками по стеклу. Тот не обращает на него, видимо, никакого внимания или отрицательно качает головой. Мне точно этого не видно из-за тонировки на его заднем стёкле.
Мальчик направляется между двумя рядами автомобилей, стоящих перед светофором, выискивая взглядом того, к кому лучше бы было ещё обратиться, с тем, чтобы хоть что-то получить, за несколько оставшихся секунд, пока горит красный свет.
У меня всегда припасены на этот случай конфеты. Давно бросил давать мелочь детям на дороге, посмотрев про них передачу по телевизору и понимая, что наличные деньги их ни к чему хорошему не приведут. Всё или отберут криминальные элементы, построившие на этом свой «бизнес», или они могут купить на них сигареты, алкоголь, клей… Ни то, ни другое нельзя поощрять. Если это не пресекать, то наши улицы могут наводнить попрошайки, а это дети, часто отнятые или проданные родителями, в любом случае нещадно эксплуатируемые… это криминал и так далее.
Но ведь этот, идущий по улице между машинами, ребёнок ни при чём. Почему бы не угостить его конфетами, которые он, возможно, сто лет уже не пробовал? Когда, бедолажка, в последний раз ел сладкое? Кто знает?
Облегчаю ему выбор, опуская стекло. Сам копаюсь в этот момент в подлокотнике. Извлекаю оттуда пакет с конфетами. Цепляю своей пятернёй всё, что могу схватить и высыпаю их в подставленные ребёнком ручки. Даже в две ладошки не помещаются все конфеты, они сыпятся, падают на дорогу. Загорается зелёный свет. Машины медленно трогаются и я тоже. Сквозь поднимающееся левое стекло, смотрю в зеркало заднего вида, как мальчик распихивает конфеты по карманам, а они при этом валятся, он их поднимает, но не все, и с радостью двигается дальше, вдоль рядов медленно едущих автомобилей, ожидая следующего светофора. Еду и думаю:
«Нищенство, попрошайничество… Что это? Отражение, выражение серьёзных социальных проблем в стране, или паразитирующий образ жизни определённого слоя в обществе? Что может заставить человека выйти на улицу с протянутой рукой? Что может заставить пойти по квартирам просить подаяние? Потеря работы, паспорта, места жительства, при отсутствующих родственниках и друзьях? Согласитесь – это очень редкое, на самом деле, стечение обстоятельств.
Даже в нашем, таком, казалось бы, равнодушном и озлобленном обществе есть соответствующие городские службы, которые на самом деле оказывают посильную помощь в трудных случающихся жизненных перипетиях. Более того, увидев реальную проблему, они действительно ХОТЯТ помочь её решить. Однако чаще всего в такие ситуации попадают всё-таки, видимо, не совсем обычные, или – точнее – не совсем адекватные люди, которые теряются или стесняются, не могут обратиться за помощью, не знают, что делать и пропадают.
Ведь попав даже в безвыходную ситуацию, любому нормальному человеку трудно заставить себя пересилить и отбросить все свои, годами усвоенные комплексы, стереотипы и начать просить милостыню. Нас так не воспитывали. Мы к этому не привыкли. Чтобы на это решиться, должно действительно произойти нечто чрезвычайное. Каждая минута такого положения, каждая просьба о помощи, каждый час и день, проведённые таким образом, будут резать, кромсать и мучить самолюбие. Поэтому при первой же возможности любой нормальный человек постарается вырваться из этой ситуации.
А как же тогда те личности, которых годами мы видим в разных частях нашего города? Очевидно, что они или уже настолько свыклись с таким своим положением, или оно их изначально устраивало.
Есть такое известное изречение, принадлежащее, если не ошибаюсь, Конфуцию: «Если у тебя просят поесть, то не давай голодному еды, но дай ему удочку, чтобы он сам наловил себе рыбы». Однако, как показала практика, в 90% случаев, «нищие» не хотят обычной нормальной жизни – честно трудиться и так далее, поэтому, переночевав, помывшись и перекусив в социальном центре, они тут же убегают, не поблагодарив, и продают «удочку» (в виде новой чистой одежды и того, что «плохо» лежало в приюте), покупая себе на вырученные деньги дешёвое спиртное.
Таким образом, большинство нищенствует не от обездоленности и не от безысходности (таким я бы с удовольствием помог). Решаются на этот шаг обычно вовсе не те люди, которым действительно стоило бы помочь. Но люди видящие в этом свой источник заработка, свой стиль и образ жизни – с их точки зрения «лёгкой», беззаботной, а по сути антиобщественной, так как цели и образ жизни таких людей прямо противоположны тому, чего хочет общество.
Почему же это явление существует в нашей жизни? Может быть оно нам нужно, чем-то необходимо? Есть ли от нищенства какая-то угроза обществу?
В разное время во многих странах мира нищенство было официально запрещено законом и преследовалось, как крайне вредное и негативное явление, считалось преступлением. В некоторых странах до сих пор сохранилось такое отношение к нищим. Возможно, что это правильно. Нищенство провоцирует преступность в своей среде. Однако эта преступность сама по себе не является такой уж опасной. Опасно другое – нищенствующие предопределяют образ жизни для своих детей. Более того, всё время вовлекают новых (в том числе воруют, «покупают»), прививают им свои паразитические «ценности», и не дают им вырваться из этого социума, с этого дна. Таким образом, опустившиеся антисоциальные элементы отбирают будущие у них – у этих вот грязных ребят, неизвестно как и откуда очутившихся на улицах наших городов, идущих между машинами, сидящих на тротуарах, в своих замызганных старых оборванных халатах. И вот хотя бы уже именно поэтому, с этим явлением стоит и нужно бороться!
Так почему же нищенство ещё живо, почему оно существует? Да потому что, как известно, именно спрос рождает предложение. Не менее 80% всех, кто попадается нам на дороге, прося милостыню – это профессиональные нищие, которые вполне неплохо живут (по своим меркам, конечно), ничего не производя и ничего не делая. Если бы мы их не поощряли, то не было и такой профессии. Часто мы даже сами обо всём этом догадываемся, но… всё равно подаём. Потому что призвание, назначение нищих, их социальная роль в нашем обществе – помочь нам почувствовать себя лучше, помочь нам очистить себе карму, что ли...
Хороший ли это способ? Что, нет более нуждающихся в помощи? Мы подаём мошенникам, зная об этом, догадываясь, для того, чтобы почувствовать себя лучше, чище, и оттого, что это рядом, из-за того, что хитрые обманщики, как хорошие продавцы (своих услуг по очистке нашей кармы) сами приходят к нам, вечно попадаются нам на пути. В другой раз мы, может быть, задумались бы о действительно каком-то нужном и важном деле (например – помощь детям-сиротам в детских домах, бедствующим соседям по подъезду и так далее), но мы уже положили денежку в жадную руку мошенницы, которая уже несколько лет подряд стоит в одном и том же подземном переходе и просит денег «на операцию» или на что-то там подобное. И мы чувствуем удовлетворение, и нам уже больше ничего не нужно, и мы уже больше никому ничего не дадим. Потому что мы уже кому-то «помогли»…
Милосердие – это очень хорошо. Гуманность – это одно из высших достижений человеческой культуры. Но это доброта должна быть слепой или всё-таки зрячей? Где грань между безусловной помощью нуждающимся, без права оценивать – достоин человек помощи или нет, и облагораживанием собственной ауры, посредством заигрывания с добродетелью? И не является ли бездумное подаяние фактически поощрением мелкого мошенничества? Вопросы, вопросы… А где ответы? Стоит подумать…
Добавляйте свои мысли
Автор ZSBooka