Часть. Насвай.
Да, узбек себе всегда насвай найдет. Ну, может не всегда, но как только увидит насвай - сразу найдет. Еще в учебке как-то иду мимо казармы, с тыловой стороны. Смотрю - человек 15 узбеков что-то жуют, прислонившись к стенкам между окон. Глаза устремлены вдаль, у всех ладошки свернуты, как будто там семечки. Ну я сразу:
-Семок отсыпте, а то пятнадцать рыл жует, чуть-чуть.
-Не, не семечки, - руку открывают, а там какие-то зеленовато-бурые катышки... Такого нам не надо. Потом как то у Инома спросил, что они там в учебке жевали.
-Насвай,-говорит,- Еще будет - дам попробовать.
Но дело уже в части было.
В части у Инома оказалась компания. Его призыва было еще трое земляков: Тажбаев, Ибрагим и Мустафа. Потом были еще узбеки из ЗГВ, но они были младше призыва, поэтому не считалось. Когда они собирались вместе - это была банда. Причем никакой дедовщины они не проявляли. Могли начать промышлять и с более старших призывов. Но, в основном, их "жертвами" были оказавшиеся в части с ремонтом машин водители - срочники, недавно переведенные к нам и ожидавшие перевода от нас. "Прикоммандированные". Мы же
знали эту гоп-компанию как облупленных, но иногда их внимание таки перемещалось на нас, когда "жертв" со стороны не было. И тогда берегись. Могли раскрутить на пакет печенюшек, пачку сигарет или даже кусок сала. Завидев съестное, они неслись как саранча, и "жертва" могла остаться без всяких ништяков. В карманы не лазили. Если вы видели, как "работают" цыгане - это было примерно так же.
Вся эта толпа окружала "жертву". Мустафа, похожий на мелкого, круглого и толстенького,
пронырливого и хитрого бухарского купца начинал разговор. Тажбаев, будучи самым
подтянутым из всех, вообще был типичным "татаро-монгольским захватчиком", только шапки не хватало с меховой оторочкой, лука, короткого меча с круглым щитом, громко периодически отвлекал на себя внимание "жертвы", производя какие-нибудь резкие движения. Ибрагим, выглядивший как весьма интиллигентный восточный ученый, хоть и сын чабана, сзади поддакивал и был "кивалой", а Ином, как самый высокий стоял сзади, и в момент, когда
"жертва" начинала активно сопротивляться, отвлекал ее хлопаньем по плечу, фразой "ээээ, ты слюшай, что тэбэ говорят". Все это касалось только жратвы. Если "жертва" пришла в казарму с булочкой, подлетали наши узбеки, по описанной выше схеме потихоньку, конечно с разрешения "жертвы", никак иначе, отгрызали по кусочку булочку, и через минуты 3-4 этого концерта у "жертвы" оставался только маленький кусочек между пальцами. После этого узбеки линяли.
Я иногда позволял себе стать такой "жертвой", только ради того, чтобы посмотреть весь этот цирк. Ином, правда, в этом не учавствовал, его я угощал и так. А троице приходилось постараться, чтобы кроме угощения раскрутить меня на пакет печенюшек. Ну или на пол-пакета. Правда, после я спрашивал:
-А где обещанные сырные шарики (курт, в армии я никак не мог запомнить это слово)?
-А! Ээээ, не прислали еще, съели все, нэту кароч, да?!
-А чеж так. Ты ж обещал!
-А, слющай э, вот скоро посылка прыдет, ты же сам первий узнаиш, да!?
Салом, как и самогоном, не брезговали. Говорили - они в пути, служба, лишения, можно
и даже нужно есть то, что едят местные.
Еще больной темой были "дэушки". Все, что имело хоть какой-то яркий вид, немедленно
превращалось в "дэушку". А уж если вам посчастливилось наклониться в присутствии этих товарищей, надо было держать ухо востро, и успеть немедленно разогнуться, иначе вы могли стать участником гомосексуальных демонстраций. Наклоняться не рекомендовалось никому - как-то они пристроились к таджику-дембелю, на что таджик от них быстренько сбежал с криком:
-Я дэмбэль, мэня нэльзя ипат!
Сварщик более старшего призыва обычно кидался с кулаками, и гонялся то за одним то за другим членом банды по казарме:
-Я щас те дам "дэушка"!
-Ээээ, мы пощютиль, да!
За всем этим рембат смотрел, лежа на кроватях и угорал.
Как ни странно, дежурили они хорошо и от службы не отлынивали. Служба у них считалась "крутяком", разжалование Инома было серъезным ударом по репутации дома. Но, когда еще Ином ходил дежурным по парку, все остальные узбеки шуршали. Потом, так как количество сержантов уменьшилось, мл. сержантом сделали Ибрагима. Но вместе их ставили как по роте так и по парку 1-2 раза. Потому что они общались только на узбекском. Зампотех нервничал и кричал на весь парк:
-Я нихрена не понимаю, что они там курлычут! Смените их накуй, еб вашу дивизию! Или пусть по-русски говорят!
Как-то я сменился с дежурства по роте, смотрю - стоят, как я видел когда-то в учебке: взор устремленный вдаль, что-то жуют, пристроившись вчетвером на подоконнике. Редкое зрелище, учитывая то, как их активно разделяли по разным нарядам.
Нет, таки это явная национальная коллективная медитация. Подхожу к ним:
-Так, и чего жуем?
-Ээээ, насвай,- и протягивает мне какой-то грязный изнутри мешочек.- Будэшь да?
-А взяли где?
-Зэмляк приходил, чут-чут прынес, да.
-Ну давай,- говорю,- а что делать надо?
-Надо брат чут-чут, жеват и под язык соват.
-А потом?
-Ну, там анаша ест, табак ест, ты ее жуешь и балдееш. Мы вот балдеем.
-Ну,-говорю,-А из чего вообще делают?
-По разному. Но этот - это смес анаши и мишиних этих мелький... какашек. Будэшь?
-Нет, спасибо, не претендую.
Жевать мышиное говно мне не хотелось, и с тех пор я к насваю и близко не подхожу.
