Найти рядового Гудзика. О пленных и пропавших без вести
Марина Ахмедова
спецкор “Русского Репортера”, писатель
”Будь ласка, допоможiть…” — так начинались сообщения, приходившие в фейсбуке после того, как я опубликовала в нем фото украинских пленных. Это было еще в феврале, и фотографий было две.
На одной пленный, раненый в ноги, лежит на кровати, под клетчатым одеялом (фото — нерезкое. Лежащий виден вполоборота). На второй — группа пленных сидит на матрасах на полу. И на ней видна кровать, а тот же раненый запрокидывает голову, чтобы слышать, о чем говорят другие.
Разные мамы и разные сестры узнали в этом человеке своего брата и сына, пропавших без вести на войне. В основном сообщения приходили из Западной Украины. Я знала, что раненного зовут Сергей. Ему тридцать три года. Он из Днепропетровска. Ноги не очень болят. Лечением обеспечивают. Видела я их в Донецке, на базе батальона ”Восток”.
- Я работал простым охранником. А я — монтажником. Я — слесарем. Строителем. Машинистом крана. Варщиком. Кладовщиком. Перечисляли свои профессии они, а потом один из них добавил — ”Как видите, олигархов среди нас нет”.
18 февраля мне пришло сообщение:
”Будь ласка допоможіть знайти мойого рідного брата Гудзика Дмитра Васильовича можливо він знахожиться у полоні в ДНР, або де інде”. К сообщению писавшая прилагала фотографии своего брата. На одной он в черной куртке сидел где-то в поле, на корточках, и смотрел в объектив вполоборота. На второй он уже был в камуфлированной одежде — куртке и кепке. Она скопировала мою фотографию с пленными и написала, что на кровати лежит ее брат. Но это был не ее брат. Так я ей и ответила — ”Это не ваш брат”.
Похожие ответы в течение недели я выслала и другим матерям, сестрам, которые узнали в Сергее Игоря, Алексея или Александра. Все они числились пропавшими без вести… Но на фото был Сергей, и было ему тридцать три года, а не двадцать пять, не двадцать три, не двадцать семь, и не двадцать восемь…
Из разговоров с ополченцами я узнала, что пленные с моих фотографий стояли на блокпосту в Красном Партизане. Перед штурмом блокпоста ополченцы им позвонили и дали пятнадцать минут на то, чтобы уйти. Но они не ушли. Начался штурм. Четверо погибли, двое были ранены.
- Почему вы не ушли? — спросила я их.
- Когда тебя кидают в самое пекло, — ответил самый разговорчивый, — и ты стоишь, не знаешь, куда бежать. Стрелять или застрелиться. В Красном Партизане выставили энное количество ВСУ против некоторого количества народной республики. Ну и количество народной республики сильно пересилило.
- А если бы это ВСУ были на их месте, они бы убили всех ополченцев, как вы думаете? — спросила я, и пленные переглянулись.
- …Наверняка, — ответил один из них.
”Будь-ласка скажіть де ті хлопці знаходяться. Іколи ви будете в Донецьку, я дуже вас прошу допоможіть чим зможете”, — тем временем продолжала писать сестра Гудзика.
Но, может быть, Сергей был Дмитрием? Или Игорем? Или Александром. Столько матерей и сестер хотели, чтобы он оказался не Сергеем, что я решила убедиться в том, что он Сергей еще раз. Приехать еще раз. Пройти через привычный уже разговор, в котором ополченцы, допускающие меня к пленным, снова упрекнут меня в том, что я этих пленных жалею, а сама даже представить себе не могу, в каких диких условиях содержатся их пленные на той стороне.
Я хотела сфотографировать Сергея-не-Гудзика крупным планом. Выложить фото в фейсбук. Развеять сомнения. Но когда я приехала во второй раз, кровать на которой лежал Сергей, была пуста.
- Как его звали? — спросила я пленных, которых теперь было в половину меньше.
- Сергей, — ответили они.
- Не Дмитрий? — уточнила я.
- Сергей, — подтвердили они.
- А где он сейчас?
- Его обменяли. Он дома. В Кривом Роге.
(продолжение в комментариях)