Началось всё с того, что из госпиталя выписали Саню. Саня – Нормальный Пацан. Поэтому, как только работа Саниного ЖКТ (желудочно-кишечный тракт) нормализовалась, Саня не стал косить под хворого-немощного. Он выписался и поехал в Руху выполнять свои прямые обязанности, связанные с перетаскиванием миномёта по горам Панджшерского ущелья. По минам и под пулями. А Гаўно-Чимкент, продолжил при помощи чужого поноса вводить в заблуждение доверчивый медицинский персонал. Соответственно, Саня выписался, а Гаўно-Чимкент остался в госпитале.
Дальше произошло следующее. Не знаю кому пришла в голову мысль назначить меня старшим палаты, но, имею все основания предполагать, что Гаўно-Чимкенту. Во-первых, я в тот момент видел его в компании старшины нашего инфекционного отделения. Во-вторых, кому надо разгильдяя-гитариста назначать в старшие палаты? В-третьих, то что произошло дальше показывает, что все последующие события были нужны только Гаўно-Чимкенту. Ни мне, ни старшине, ни Алиму ни всем прочим участникам это всё было не нужно ни на миллиметр. А теперь то же самое, но по порядку. Иначе не очень понятно кто такой Алим и нахрен он нам всем нужен.
Короче, к вечеру одного грустного дня из инфекционки выписали Саню, и тут же сообщили мне о том, что вместо Сани страшим палаты назначили меня. Я пропустил этот звук мимо ушей. Соответственно, пропустил мимо моего мозга всю ситуацию. Вместо того, чтобы подумать о том, какие на меня возложены обязанности, что я должен делать, в какие сроки, вместо всего этого я занялся организацией «проводов» Сани из госпиталя.
Саню мы проводили, потом продолжили «проводы» (по разгильдяйской привычке) у открытого окна. Потом улеглись спать, когда надо было бы уже вставать. Естественным образом я спал с открытым ртом в нелепой позе до тех пор, пока в палату не ввалился врачебный осмотр во главе с Толстым Майором. Я спал, никого не трогал, пускал во сне пузыри. А майор в этот момент обнаружил в палате не пол, а песочницу. Майора перекосило от злости. Он раскраснелся лицом от негодования так, что стал похож на Сеньёра-Помидора. Если бы я не спал, то я точно бы заржал. Но, я спал. Поэтому Майор открыл рот, поднял рёв, ор и подал команду «А подать мне сюда старшего палаты!»
От громких криков я проснулся. Вылез из-под одеяла с козырной койки, расположенной возле окна. Принялся глупо хлопать спросонья глазами и озираться по сторонам бешеным взглядом. Типа, вы чего?
Майор орал и раздувался пуще прежнего. Тем временем я не нашел ничего более умного, чем запрыгнуть внутрь моей помятой госпитальной пижамы. А мы помним же, что пижама та недавно вытащена из чавкающей жопы бегемота. Я ещё к Бендеру в ней ходил и заметил, что своим внешним видом та пижама вызывает чувство негодования.
Лучше бы я стоял перед майором в обнаженных фиолетовых трусах. Я бы тогда выглядел беззащитным. С какого хрена я принял решение в неё запрыгивать? Хер знает. Скорее всего по мотивам «Служу Советскому Союзу». Вспомнилось, что «рэзкий» солдат должен за 45 секунд «рэзко» запрыгнуть внутрь своего обмундирования. Вспомнил я и справился вдвое быстрее, чем за 45 секунд. Лучше бы я этого не делал. Лучше бы я не вспоминал сюжеты из «Служу Советскому Союзу».
- Это что за чучело? – Толстый майор покраснел не только лицом, но и всем своим большим туловищем. Если бы не белый халат, отражающий ИК-излучение, то одёжа на Майоре точно задымилась бы. От красноты.
- Ты что, боец?! О@уел? Почему такой помятый?
- Помялся. – Еле слышно промямлил я. Не мог же я ему могу сказать, что чарз курил и на гитаре бренькал до ста часов ночи.
Это моё «помялся» срубило Майора с копыт. Он взмахнул в воздухе руками, потом схватился за своё сердце, потом выскочил из палаты в коридор. Эхо долго разносило по закоулкам инфекционки обидные прозвища, которые Майор придумывал для меня.
Вслед за Майором выскочили все военврачи, которые пришли в нашу палату с врачебным осмотром.
А там прикол ещё такой, что Петрович, Младший-Чимкент и ещё два молодых бойца, они самостоятельно поднимались в 6 утра. Мыли полы, шлёпали полотенцами мух. Не потому что Саня их бил, а потому что они боялись «дедов». А по какой причине сегодня «молодые» перестали бояться «дедов»? Конечно же не перестали. Значит «молодые» получили от «дедов» конкретную задачу – полы не мыть. Думаю, что если бы я был нормальным старшим, а не разгваздосом, если бы я поднялся в 6 утра и принялся контролировать как «молодые» наводят порядок, то «молодые» объявили бы мне забастовку. Думаю, что Малой-Чимкент залупился бы на меня, на помощь ему пришел бы Гаўно-Чимкент и они вдвоём организовали бы на меня «наезд» насчет моего срока службы. Однако я, в силу своей дурости, не подарил им такой сладкой возможности. Потому что тупо проспал всё на свете и во всей своей красе выставился перед САМИМ Майором. Дурнее ситуацию придумать было невозможно.
Недавно я Кошеля подкалывал. За то, что Кошель разгильдяйничал. Я почти беззлобно подкалывал. Потому что в госпитале проявил себя таким же разгильдяем, как Кошель. Чарз курил, обязанности свои не выполнял, режим нарушал, головой НИ О ЧЕМ не думал. На русском языке это называется: «а ты на себя в зеркало посмотри!» Ты подойди к зеркалу, наведи резкость. Ты лучше, чем Кошель? Уверен? Да кто б спорил!
Не очень сильно мои поступки отличились от поступков Кошеля. Обязанности? А что такое обязанности? Спросил бы я хоть полслова про обязанности, которые навалились на меня с присвоением мне должности «старший палаты». Хоть бы спросил – а чё терь я должен делать?
Не спросил. Ни на миллиметр такая мысль не воткнулась в мою голову. А нахрена? Всё же зашибись! Бренькал на гитаре, хорошо кушал, курил чарз. Всё было зашибись. Особенно в ситуации, когда за меня всю неблагодарную работу разгребал кто-то другой. Жизнь была прекрасна и удивительна в такой ситуации. Какие обязанности, с какого перепугу? Побренькай на гитаре, покури. Есть время.
После инспекции Толстого Майора понеслась кривая в щавель. Едва офицеры удалились из палаты за дверь, Гаўно-Чимкент заявил мне, что раз я всё просрал, то теперь полы помою я.
Мне не впадлу было помыть полы. Это вообще следовало делать всем по очереди. Я не считаю, что я носитель голубой крови или дворянской кости. Но, по ходу событий я моментально смекнул, что вслед за помытыми полами я тут же получу двумя ногами по моей жопе и получу кличку не Петрович, так Василич. И тогда мне придётся драться. Мне дадут по жлпе, а я дам по морде. Я смикитил, что лучше уж дать по морде сейчас, не оттягивая резину в долгий ящик. Так что дело было не в полах, а в понимании, что полы были всего лишь предлог. Поэтому я заявил Гаўно-Чимкенту:
- Пошел ты на х@й. – Сказал и вышел к нему на середину палаты. Чтобы подраться.
- Если ты такой чувак из Минска, то так и скажи: «Я не буду мыть полы, потому что я такой чувак из Минска».
Тут я отчубучил очередную дурость. Вместо того, чтобы сказать ему «сынуля, ты кто такой? Я – старший палаты, поэтому я назначаю тебя мыть полы». Вместо того, чтобы заставить его мыть полы, я решил, что я офигенный герой и я заявил ему:
- А ты что тупой? Ты не понял с первого раза, что я такой чувак из Минска и я не буду мыть полы.
Блин, какой же я был дебил!
На это моё заявление мне было предложено пройти в палатку для выздоравливающих, в которой по вечерам деды проводили «гладиаторские бои». Со словами что меня там будут пи@дить. На это я ответил, что это я их там будут пи@дить и с огромным энтузиазмом проследовал в ту палатку.
В палатке собралось рыл десять-пятнадцать дедов, рыл пять молодых. Я ввалился в палатку с полным осознанием того, что я сейчас буду мочить Гаўно-Чимкента. Но Чимкент быстренько свалил в толкучку «дедов», а я остался стоять посередине в гордом одиночестве.
- Так ты куда, родной? – Обратился я Гаўно-Чимкенту.
- Вот он щяс тебя отпи@дит! - Гаўно-Чимкент из толпы показал на долговязого пацана с невообразимо тупой рожей. Выражение этой рожи показывало, что привезли её сюда из глухой деревни и пинают здесь каждый день. Для того, чтобы этот чувак на потеху «дедам» махался с другими «молодыми» чуваками.
- Иди, Ваня, ё@ни ему. – Приказал Гаўно-Чимкент из толпы.
- Ваня, ты чё, больной? – Это уже я Ване. – Если дёрнешься, я тебя убью прямо здесь.
Ваня посмотрел на меня, затем посмотрел на Гаўно-Чимкента, подумал, затем отрицательно покачал головой.
- Ладно. – Гаўно-Чимкент руководил процессом из толпы «дедов». – Алим, тогда ты.
Из кучки молодых вышел вперёд Алим. Моего роста пацан, моей комплекции, с большими пухлыми губами. Когда я по вечерам у открытого окна бренькал на гитаре и слушал рассказы про палату «гладиаторов», пацаны говорили, что Алим, наверное, боксёр.
Алим двинулся на меня в полной уверенности что он правильно делает.
- Ха! Ха! – С каждым выкриком Алим наносил удар в воздух то одной рукой, то другой. Это было что угодно, только не бокс. Потому что после третьего или четвёртого «ха» он левой рукой нанёс удар от левого плеча влево. «Бля, херня какая-то. В боксе таких приёмов нету». – Успел подумать я. Больше думать про бокс мне не осталось времени. Потому что Алим приближался ко мне и продолжал дрыгать своими конечностями. Со следующим «ха» какая-нибудь конечность Алима попала бы в какую-нибудь часть моего организма. Надо было действовать. Из левосторонней стойки я пробил ему двоечку в голову. Алим отшатнулся назад, мои руки вхолостую перемешали воздух.
- Бля-а-а-а, шо ты за салабон, если в молодого попасть не можешь! – Болельщики «деды» занялись привычным для себя занятием!
Боже, почему я такой тупой? До меня вдруг дошло, что я по своей личной дури вляпался в «гладиаторский бой». Получалось, что увеселяю этих сраных «дедулек»! Как меня угораздило заняться этой тупостью?
«Да хер им на рыло!» – Мелькнула у меня в голове мысль. Но вылезти из этой ситуации я уже не мог. Потому что Алим засадил левой рукой мне боковой в голову. Я видел этот удар. После криво исполненной двойки я оттягивал голову и корпус назад. В этот момент Алим «кинул» бокового. Теперь уже я отпрянул назад. Это хреновый способ уходить от такого удара. Надо было делать «нырок», «проваливать» противника, затем бить навстречу. Но я решил, что Алим махнул поздно. Но оказалось, что не совсем поздно. Его кулак чиркнул мне по переносице. Не сломал, не разбил, оставил на коже «ожог».
Я отпрянул назад, Алим пошел на меня, а я ближней к Алиму ногой пробил ему останавливающий «фронт» в грудь. «Фронт» мой получился хреновым. В госпитальных тапочках после тяжелых полусапожек я чувствовал себя, как без трусов на Красной Площади, плюс ноги после гор оказались «забиты». Алим подхватил мою ногу снизу двумя руками.
Я подтянул его к себе ногой, которую он держал. Прямым правым ударил ему в лицо. Из его пухлых губ в стороны полетели брызги крови.
Вошедшие в азарт «деды» в долю секунды притихли. Как же! Они болели за Алима, а тот пропустил прямой в лицо!
«Боже, что я творю! Как я сумел вляпаться в такую херь? Где мои мозги?» - Успел я подумать в очередной раз.
Алим выпустил мою ногу, сделал шаг назад. Я попробовал уменьшить радость «дедов» от представления. Опустил руки, громко спросил у Алима:
- Ну что? Ещё будешь?
Алим кинул по косому взгляду вправо-влево. Он сомневался. Страх перед «дедами» заставил его продолжить. Едва видным кивком головы он показал «буду».
«Херово». – Подумал я, снова «пробил» двойку. Я понимал, что дальше будет. Алим отшатнётся назад, потом кинет бокового, чтобы всё-таки попасть мне по переносице. Поэтому «двойку» я «бил» немного затянуто. Чтобы Алим успел увидеть и кинуть боковой.
Алим поддался на мою «замануху». Поэтому я «нырнул» под бьющую левую руку Алима, вышел из нырка у него за локтем и засадил ему правый боковой в голову.
Это не был нокаут. Это не был нокдаун. Я был слишком худой с моими тонкими ручёнками. Поэтому я стукнул Алима по затылку. Он немного провалился, промазав своей левой, плюс я его зарядил в том же направлении, в каком он проваливался. В результате Алим полетел в проход между двумя двухъярусными кроватями. Схватился за стойку кровати сначала одной рукой, его развернуло, он успел уцепиться второй рукой. В конце концов Алим повис на руках в проходе, жопой вниз, лицом ко мне.
Пока он летел, хватался за стойки и кувыркался, я подшагнул за ним, остановился в левой сойке. Он висел на руках между коек, я стоял перед ним. У него были разбиты губы в кровь и мелко-мелко бегали испуганные глазки. Он не ожидал такого оборота событий. Очевидно было, что к боксу он не имел никакого отношения. Я обратился к нему ещё раз:
- Ну что, ещё будешь?
Теперь он покачал головой отрицательно. В этот момент на меня толпой кинулись «деды». Я говорю слово «кинулись», потому что их действия, не были дракой или избиением. Это была массовая порнография. В палатке «дедов» было столько, что у них были все возможности втоптать меня в пол, растерзать, превратить в облако пепла. Но на мне в результате их деятельности не возникло ни одного синяка. Это надо назвать не словом «нападение», а словом «ссачка». Сам-то «дедулька» как будто кидался в драку, но бить меня он сцал. Вся эта шобла не нанесла по моей голове ни одного удара. Они чего-то ёрзали, пинали мне поджопники, при этом их было столько, что лично я не имел ни одного шанса сломать кому-нибудь нос или разбить ухо. Поэтому я подшагнул к самому здоровому из них по имени Андрюха, принял «глухую защиту» и стал выполнять нырки за его правый локоть. Поскольку в голову мне ничего не летело, то нырять было бесполезно. Но, на всякий случай, я «нырял» и заходил за правое плечо этого Андрюхи. Остальные «деды» лезли толпой за мной, мешали друг-другу, кто-то пытался дать мне подсрачника, кто-то рученкой старался ударить меня по туловищу. А я рассчитывал, что закручу всю эту херню вокруг Андрюхи, развернусь к выходу из палатки и выскочу наружу.
Выскочить не получилось. Андрюха схватил меня двумя руками за отвороты моей куртки. Он раздвинул мои руки своими руками, уцепился за мою куртку, несколько раз, потянув меня на себя, ударил правым коленом в мой корпус. Но опять же, то, что он сделал, это был не настоящий удар коленом в корпус. Настоящий удар коленом - это такое движение, которое приводит к контакту острия колена с корпусом, а затем производится реверсивное движение бедра опорной ноги и таза. После такого движения колено на 10-15 сантиметров проникает внутрь корпуса, производит там полную разруху. Андрюха этого не сделал. Или не умел, или боялся меня травмировать. Вместо настоящего удара он несколько раз шлёпнул моей худосочной грудью об своё толстое, широкое бедро. Ну, кто так бьёт? По здоровью, по комплекции, по силе Андрюха один способен был разорвать меня и раскидать ошмётки по гектару. Однако, он этого не сделал. В результате всей возни у меня всего лишь сломалась пластмассовая шариковая ручка. В нагрудном кармане. Я почувствовал, как она хрустнула об Андрюхино бедро.
Андрюха меня отпустил. Остальные «деды» тоже остановились. Стояли, сопели, смотрели на меня. Я вынул из кармана сломанную ручку, кинул её под ноги Андрюхе и сказал:
- Вот нахера такое западло делать?
- Какое западло? – Какой-то небольшенький, щуплый «дедулька» подал голос.
- Ты «только с вертушки»! Пока твои «деды» бляхой тебя не переведут в «черпаки», ты никто, ты – «душара».
«Вот бля!» - мелькнуло у меня в голове, - вот откуда, бля, эти деятели собирают такие «традиции»? Это в Уставе что ли прописано? Где это написано, кто их этому научил? Однако, времени на такие этнографические изыскания у меня не было. В такой ситуации либо ты нападаешь, либо на тебя нападают.
- В Рухе за такой «перевод» ты получишь пулю в башку. На первом ночном посту в горах. - Я развернулся на того «деда», кто это мне сказал.
- Хочешь к нам в Руху?
«Дед» сразу как-то замялся, как-то сник. Я решил, что надо «наезжать» на него, раз он тушуется.
- У тебя есть Шанс! Р-р-раз, и ты в Рухе! - Я немного шагнул к «деду», он подался назад. - У меня таких, как ты пол роты! Давай, родной! Разбей мне пятак!
«Дед» явно не собирался меня бить. Его мимика и поза показывали, что он меня не ударит. Поэтому я сделал ещё полшага к нему:
- Я разбил лицо Алиму. И мне по@уй. Потому что я уже в Рухе. А ты сцыш попасть в Руху. Сцышь ё@нуть меня по е@альнику. Потому что любой из этих молодых заложит тебя, и ты приедешь ко мне.
Я развёл в стороны руки, как будто для объятия, сделал ещё один шаг к «дедульке». «Дедулька» сделал шаг назад. Потихоньку открывался путь к выходу из палатки. Я понимал, что бежать нельзя. Потому что они на меня снова кинуться. На спину нападут. В лицо нападать пока сцат. Поэтому я продолжил выступать и потихонечку двигаться на «дедульку».
- В дисбат тебя не отправят. Дисбат, это надо суд, это пятно на часть. А в Руху тебя переведут приказом. Его намалякает любой писаришка. И ты приедешь ко мне, дорогой мой! И прострелят тебе башку «молодые». И спишут тебя на боевые.
Я потянулся к «дедульке» с объятиями.
- Чувак, я жду тебя. – С распростёртыми объятиями я медленно обернулся вокруг своей оси. – Пацаны, я вас всех жду! Приезжайте. Вы нужны Родине. – Я опустил руки и потопал к открывшемуся выходу из палатки. «Деды» угрюмо смотрели мне в след.
Я осёл. Я баран. Я топал из палатки «гладиаторов» с высоко поднятой головой и думал, что я сраный герой. Думал, что дал отпор «дедам», что показал молодым на личном примере как надо быть Настоящим Пацаном. Но на самом деле я был осёл и баран. Никогда не надо поступать так, как поступал я. Начиная от курения чарза (особенно на глазах у всех), продолжая поведением по отношению к Петровичу, далее продолжая забиванием на свои обязанности и заканчивая походом в палатку «гладиаторов». Дурак я. А думал, что герой.