Впервые на всю советскую страну «Паровоз» прогремел в 1965 году в комедии Гайдая «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». Тогда эту песню исполнил Никулин, а последний куплет – Вицин.

Сам Юрий Владимирович так вспоминал историю появления шлягера в фильме: «Я с юности, кроме анекдотов, коллекционировал песни. Даже в армию взял альбомчик, который прошёл со мной через войну. Песня «Постой, паровоз» тоже была в том альбомчике. Автора я, конечно, не знаю. Её я записал уже после войны, когда демобилизовался. А в фильме песня появилась так. Во время съёмок «Операции» Гайдай сказал: «Нужна песня, какая-нибудь блатная». Я спел парочку, но они показались ему грубыми, а нужна была жалостливо-лирическая. И я вспомнил «Постой, паровоз» – она подошла».

Вот канонический вариант песни из «Операции Ы»:

Постой, паровоз,

Не стучите, колёса,

Кондуктор, нажми на тормоза.

Я к маменьке родной

С последним приветом

Спешу показаться на глаза.

Не жди меня, мама,

Хорошего сына.

Твой сын не такой, как был вчера.

Меня засосала

Опасная трясина,

И жизнь моя – вечная игра.

Постой, паровоз,

Не стучите, колёса.

Есть время взглянуть

Судьбе в глаза.

Пока ещё не поздно

Нам сделать остановку,

Кондуктор, нажми на тормоза.

Долгое время официально считалось, что эти строчки в 1946 году на пути в карельский ГУЛАГ написал юный поэт Коля Ивановский – человек, чья биография и без «Паровоза» заслуживает отдельного романа.

С середины 50-х годов и вплоть до начала перестройки колоритная личность Николая была хороша известна на «Ленфильме»: начальник цеха светотехники дядя Коля Ивановский был с головы до ног покрыт «авторитетными» татуировками. В свободное от съёмок время он брал в руки гитару и под рюмочку пел песни, как утверждал, собственного сочинения, в том числе и «Постой, паровоз». Тогда на застолья к Ивановскому приходили многие звёзды советского кино, но никто не знал настоящей биографии этого ленфильмовского чудака.

Другой претендент на авторство текста песни – личность не менее противоречивая, чем Ивановский. Гитарист, музыкальный педагог, публицист, писатель, вор в законе Генрих Соломонович Сечкин – именно его имя можно найти в исследовательских материалах, посвящённых истории песни про паровоз, и именно его многие исполнители называют истинным автором шлягера. Ведь слова точно списаны с беспутной юношеской биографии Сечкина!

Он родился в интеллигентной московской семье, в Трёхпрудном переулке, а когда ему исполнилось восемь лет, началась война. Отец  погиб на фронте, мама, сотрудник «Известий», умерла от голода. Генрих остался на улице.

Стал беспризорником, сдружился с такими же бездомными детьми, начал воровать, чтобы не умереть с голоду. Первый срок получил задолго до совершеннолетия: погорел на квартирной краже. Освободившись, в 17 лет был сослан на «101-й километр». Ни родных, ни друзей. Из документов – только справка об освобождении, с которой не брали ни на какую работу. Один на всём белом свете.

Тогда Генрих вышел к железной дороге, положил голову на рельсы и стал ждать поезда. Как он потом вспоминал в своих автобиографических книгах «За колючей проволокой» и «На грани отчаяния», именно в этот момент в памяти у юного поэта возник образ давно умершей матери. И родилась строчка будущей песни: «Я к маменьке родной с последним приветом…» Поезд приближался, и неведомая сила заставила Генриха крутануться под откос и избежать смерти.

Голодный, измученный, он поплёлся на станцию. Первое, что увидел, – батон копчёной колбасы, торчавший из сумки какой-то тётки. Схватил. Стал жадно жевать колбасу, забыв о конспирации. Тётка закричала. Юношу схватили и дали новый срок.

В лагере в Коми он получил «звание» вора в законе и кличку Сека, созвучную с фамилией. Работал на лесоповале. Побег готовил несколько месяцев. Вместе со своим другом, юношей по кличке Бизон, выдолбил в толстых елях дупла, и оба, как в пеналы, влезли в них. А подельники срезами всё тех же елей, как пробками, закрыли дупла, в которых спрятались беглецы. Несколько часов, пока брёвна везли к берегу реки и спускали на воду, Сека и Бизон находились внутри. И лишь перед самым лесосплавом остроумные беглецы выбрались наружу.

Неделю скитались по лесу, кишевшему волками. Шли на север, пытаясь сбить тюремную погоню со следа. Как-то, проснувшись после долгого пути, Сека увидел, что от его друга Бизона осталась одна нога. Остальное съели волки. А вскоре обезумевшего от скитаний пацана настигли преследователи.

В общей сложности автор «Паровоза» отсидел 15 лет.

Освободился Сечкин в середине 50-х. Тогда и началась его музыкальная карьера. Много гастролировал, выступал на радио, в Кремлёвском дворце съездов. И даже получил награду из рук Брежнева. Но в восьмидесятые зона снова настигла Сечкина: он оказался в тюрьме за просмотр запрещённых видеокассет.

Скончался музыкант в 2009 году.

А может быть, всё-таки следует повнимательней вчитаться в текст? В нём-то и кроются все ответы!

«Кондуктор, нажми на тормоза!» – где вы видели кондуктора, который жмёт на тормоз? Мы таких не видели, но зато их знали наши предки, жившие в царской России. Тогда существовала профессия – тормозной кондуктор. Уважаемый и высокооплачиваемый специалист сидел в будоке на тормозной площадке последнего вагона и на крутых спусках,  с помощью специального штурвала контролировал скорость.

В репертуаре Жанны Бичевской есть старинная солдатская песня «Вот тронулся поезд». Несложно узнать отголоски того самого «Паровоза».

Вот тронулся поезд в далёкую сторонку –

Кондуктор, нажми на тормоза:

Я к маменьке родной с прощальным поклоном

Спешу показаться на глаза.

Летит паровоз по долинам и взгорьям,

Летит он неведомо куда;

Я к маменьке родной заеду ненадолго,

А срок мне представлен на три дня.

Прости меня, мама,

Прости, дорогая! –

Вот всё, что я маме скажу.

Теперь я не знаю, в которую минуту

Я буйную голову сложу.

Здесь рассказана история простого русского солдата, которому дали отпуск на три дня, чтобы он перед уходом на фронт простился с матерью. И воевал этот солдатик, скорее всего, ещё в позапрошлом веке или же в самом начале прошлого – в Первую мировую.

А в репертуаре современного ансамбля «Казачий строй» из Мариинска Кемеровской области есть старинная казачья песня, в которой, помимо уже известных нам куплетов, поют ещё и такие:

Не жить тебе, мама, ни с сыном, ни с внучкой,

Не жить со снохою молодой!

Осталась мне доля – семьёй моей стали

Лишь шашка да конь вороной.

Прости меня, мама, прости, дорогая! –

Вот всё, что я маме скажу.

Теперь я не знаю, в каком диком крае

Я буйную голову сложу.

Укрой меня, мама, молитвой с любовью,

А я за тебя помолюсь.

Прости меня, мама, спаси меня, Боже,

А может, я к маме вернусь.

Последние строчки ясно указывают на то, что изначальный вариант «Паровоза» был написан задолго до революции, а соответственно, и до появления на свет «официальных» авторов – Ивановского или Сечкина. Вполне возможно, в советское время первоначальный текст перерабатывался на свой лад. Именно эту версию и исполнил Никулин в знаменитой комедии Гайдая, а следом за ним про «тормозного кондуктора» и «опасную трясину» запела вся страна.