Маша была в растерянности. Маша смотрела в зеркало и видела все еще молодую, недавно загорелую женщину, с глазами цвета крымского горизонта. В уголках глаз и слегка печальной улыбке уже угадывалась Марьпетровна, а эта подлая родинка на щеке через пятьдесят лет обязательно превратится в гриб, однако же, что то необходимо было делать прямо сейчас.

"Что же ты творишь, Масенька. Они же тебя сожрут. Сожрут и не поморщатся".

Эти мысли притащили с собой неуместную сейчас совершенно тоску. Печаль по порушенной судьбинушке, по бронзовокожему крымскому Виталику, обошедшемуся ей в без малого 28 тысяч кровных рублей за месяц отпуска и отчего-то по Антон Палычу.

Антон Палыч оказался как никогда уместен.

"Футляр, Формуляр, Фрактал, Формация...".

"Профдеформация" - зацепилась наконец Маша за колючее, умное слово - " эх, здравствуй, злобная ты сука. Ты очень вовремя".

"....посредством борьбы против..."

Еще не совсем то, что нужно, но знакомые мурашки на внутренней стороне бедра уже вовсю воодушевляли и звали вперед:
"Кризис"

"Кризис немыслимых масштабов... Классовые противоречия

...ненависть этого международного всемирного заговора была обращена..."

теплые, милые словесные конструкции проникали в тело, молниями проносились через позвоночник и отдавались пощелкиванием в крестцовом сплетении

"...оно было отклонено международными и еврейскими поджигателями войны..."

"...однако правительство Германского ...о-ох... рейха не могло бы терпимо отнестись к новой войне России против маленького финского народа..."

бравурным маршем валькирий мысли рвались наружу, перерастая в заглушенные ладонью стоны

"Сегодня об этом можно рассказать немецкому народу: антигерманский государственный переворот в Сербии произошел не только под английскими, но и, прежде всего, под советскими знаменами"

"Поэтому я сегодня решил снова вложить судьбу и будущее Германского рейха и нашего народа в руки наших солдат. Да поможет нам Господь в этой борьбе!"

Красное зарево вспыхнуло под закрытыми веками отразившись мощной судрогой по всему телу. В руке хрустнул и осыпался на пол мел.

"А-А-Ах. Мммх. Аншлюс. Аншлюс меня полностью."

Тяжело дыша, Марьяна взяла со стола салфетку, промокнула уголок губ от предательской слюны, постояла немного. Затем ловко, по-гренадерски, бросила скомканную бумажку в урну. Так же ловко развернулась цокнув каблуками, выпрямила спину и направилась к двери ведущей из подсобки в класс, уже вовсю звенящий детскими голосами.

Оставалось 3 минуты до первого сентябрьского звонка и 34 недели до конца учебного года.

"Не сожрут. Подавятся, мои хорошие. С первым сентября вас".