Застрявшие, или что было, когда я умер (глава 24, продолжение)⁠⁠

Глава 1 Глава 24 (начало)

Это продолжение 24 главы. Начало - предыдущий пост.

Какое-то время я был в ступоре и словно выпал из реальности: даже не чувствовал скамьи, на которой сидел. Это был всем ступорам ступор. Пожалуй, ступор в квадрате.

Но затем возник запах… Несуществующий запах несуществующего парфюма. Что-то древесно-мандариновое. Видимо, туалетная вода.

И тут-то я уразумел: Ангел собственной персоной сидит рядом со мной, да ещё и надушившись, словно тусовщик. Наверное, смешал свои любимые ароматы.

Я медленно повернул к нему голову.

Если исключить кожаный тренч (к слову, очень даже стильный), то выглядел он так же, как и при встрече с Олей. Впрочем, вру – исчезли шрамы, а все пальцы на руках были в наличии.

Интересно, есть ли под очками глаза?

- Есть, хотя какой в них смысл? – непонятно спросил Ангел. – А очки мне просто нравятся… видимо, я стал шмотошником, - он виновато улыбнулся. – Вот что бывает, если часто наведываться в ваш мир.

- Где мы? – прошептал я.

Ясное дело, вопросов у меня был миллион – но этот первым пришёл на ум.

- В очень необычной нише, - охотно поведал Ангел. – Я тут, можно сказать, работаю. Борьба с Пришлым – это лишь часть моих обязанностей.

- А другая часть?... – зачем-то проронил я.

- Перевозка, - Ангел глянул в ту сторону, где толпились призраки. – Транспортировка душ. Большинство моих «коллег» – уж прости мне эту жуткую канцелярщину – предпочитают тоннель, ну а мне по нраву поезд, - деликатная улыбка вновь тронула его губы. – Тысячелетия назад я возил вас на пароме через мной же сотворённую реку. Потом были кареты, а вот теперь – поезда. Тоннель и свет – это так скучно…

Ангел умолк, и я услышал, как шепчутся поодаль души. Видимо, мне полагалось спросить, куда он их «транспортирует» (в новые жизни? иные формы бытия? рай или ад?), но я сдержался: знал, что Ангел не ответит.

Однако он вдруг сказал:

- По-разному, Семён. Для всех – по-разному.

Потом Ангел повернулся ко мне, и в его очках мелькнуло моё лицо. Мой рот был открыт. Наверное, всё это время я так и сидел.

Меня вдруг осенило:

- Вот как вы нас оставили среди живых: вы всего-то не взяли нас на поезд… не забрали души, которые должны были забрать!

Ангел снисходительно засмеялся:

- Ну, с вашей точки зрения это выглядело бы именно так. Будем считать, что ты прав… Впрочем, ты в любом случае молодец. Я знал, что ты поймёшь, как использовать платок.

Вопреки моему трепету я ощутил гнев.

- Но вы знали и про Олю… Знали, какая её ждёт участь…

- Не такая уж и страшная, - прервал меня Ангел. – Она сейчас там, где ей положено быть. Смерть, как говорил Сократ – это величайшая иллюзия человечества. Хотя, - тут Ангел усмехнулся, - упрямый чудак иногда нёс откровенную чушь. Он и сейчас этим грешит.

Подул ветерок, прошуршала позёмка. Я вдруг смекнул, что в этой нише есть времена года: будь у живых сейчас май, здесь цвели бы одуванчики. Видно, Ангелу и впрямь приглянулся наш мир, раз он усердно его копирует.

Помолчав, Ангел спросил:

- Помнишь, как твоя сестра пила твой любимый кофе через день после того, как тебя похоронили? Ты ведь стоял тогда рядом.

Я растерянно кивнул, не удивляясь тому, что он это знает.

- В этом есть истинное проявление смерти, - загадочно изрёк Ангел. – Смерть существует лишь для тех, от кого ушли – но не для того, кто ушёл. Тебя нет, а кто-то смотрит твои любимые фильмы, слушает твою любимую группу и заваривает кофе, который ты пил по утрам. Смерть – это всего лишь кофе, который пьют без тебя.

Я не знал, что сказать. Всё ещё хотелось злиться, но уже не получалось… хотя во мне ли было дело? Может, Ангел меня контролировал.

- Нет, Семён, - услышал я, - тебя никто не контролирует. Обещаю, что этого не будет и впредь.

Я недоверчиво вгляделся в его лицо. Ангел сидел, не шелохнувшись, будто чихать хотел на то, поверю я ему или нет.

- Зачем я здесь? – прошептал я.

- Чтобы узнать ответы.

Он так буднично сказал это, что во мне взыграла желчь:

- Ответы?.. Всего-то через два года? А почему не через четыре? Почему именно сейчас? – но тут я понял, что уже это знаю: – Из-за Часов? Из-за того, что они встали?

- Часы – это лишь символ, - Ангел придирчиво оправил невидимую складку на своём тренче. – Но в общем-то, ты прав: мне пришлось ждать, пока они остановятся – хотя поверь, будь на то моя воля, я не стал бы тянуть.

- Я не понимаю…

- А ты и не должен был: ни ты, ни твои соседи не должны были ничего понимать. В этом не было нужды.

- Не было?.. – повторил я. – То есть теперь нужда есть?

Мне захотелось добавить что-нибудь едкое, но я сдержался – однако от Ангела ведь мысли не скроешь. Он вздохнул и сказал:

- Ты вправе на меня злиться… вы все вправе: Кошатница, Макс, Близняшки, Палыч, Бабуля, Коршун. Я вас оставил, не объяснив, для чего. Это было высокомерно с моей стороны – я признаю это и прошу у тебя за это прощения… даже несмотря на то, что моё высокомерие было вынужденным. Но раз уж вы терпели его два года, то быть может ты не станешь рубить мне голову с плеч и потерпишь ещё пару минут?

Я был так обескуражен, что промычал нечто невнятное.

- Ну вот и славно, - Ангел счёл ответ положительным (да и мог ли тот быть иным?). – Тогда начнём.

Не успел я спросить, что он намерен начать, как перед нами возник экран: повис над перроном метрах в трёх от скамьи. Я вопросительно глянул на Ангела, но он молчал.

Я перевёл взгляд на экран.

Там появился семейный портрет.

Почему-то я сразу понял, что этого портрета никогда не существовало в реальности: его выдумал Ангел. А кракелюры (то есть трещины) на верхнем слое краски были намёком на трагедию. Едва глянешь – сразу ясно: запечатлённых на холсте постигла беда.

На портрете были трое… нет, четверо: младенца я не сразу заметил.

Слева стояла женщина – морщинистая, худая, с измождённым строгим взглядом и закрытыми платком волосами. Очень просто одетая: в старую кофту и длинную юбку. Над ней чернела надпись: «КСЕНИЯ ТРОШИНА. ЖЕНА».

Справа был мужчина – сутулый, небритый и какой-то помятый, словно кто-то его долго жевал, да и выплюнул, раздумав глотать. Под его мутными, пьяно сощуренными глазами набухли мешки. «ВИКТОР ТРОШИН. МУЖ», - сообщали темневшие над ним буквы.

Посередине была девушка: не дурнушка, не красавица, а что-то среднее… Хотя была бы красавицей, если б смотрела не затравленно. Над прилизанной макушкой (причёску тоже бы не помешало сменить; наверное, сзади была коса) имелось пояснение: «ЛАРИСА ТРОШИНА. ДОЧЬ».

На руках девушки спал младенец, но надписей над ним не было.

Я почувствовал озноб.

- Это же…

- Да, - сказал Ангел. – Да, Семён. Это тот самый малыш, которого родная мать отнесла на помойку. Тот, чью душу Пришлый сделал частью себя. Ему даже имя дать не успели.

Замерев на скамье, я глядел на младенца. Он был в ползунках, лысоватая головка покоилась на локте у девушки. Крохотные ручки были сложены на груди.

Мне представилось, как та, кто его сейчас держит, кладёт его в лужу. Не выдержав, я отвернулся.

- Почему?..

Ангел понял мой вопрос… думаю, даже без чтения мыслей.

- Лариса Трошина больна, - тихо сказал он. – Её отец пьёт, мать ударилась в религию… Постулаты о любви к ближнему в девочку в прямом смысле вбивали. По умению тиранить своё чадо Трошины получили бы сто баллов из ста. Прибавь сюда издёвки сверстников – и получишь рецепт методичного расшатывания психики.

Мне стало не по себе. Ангел помолчал и продолжил:

- Прошлой зимой Лариса Трошина пошла на день рожденья к однокласснице – конечно, втайне от матери. Правда, позвали её туда не по дружбе: просто хотели над ней посмеяться. И на том дне рожденья один из гостей – к слову, отнюдь не подросток – воспользовался тем, что девушка не умеет пить: опоил её, а после… - Ангел пожал плечами. – Это всё так банально, что даже скучно рассказывать.

Опять пауза. Я молча ждал, хотя дослушивать не хотелось.

- Протрезвев, - продолжил Ангел, - Трошина едва помнила, с кем спала: она так и не узнала, от кого забеременела. Но несложно догадаться, что она его возненавидела – а с ним и того, кто рос в её животе. Эта ненависть жгла её девять месяцев… И уж конечно, от родных не было ни слова поддержки: своими упрёками те лишь толкали её к безумию. За всем этим последовала послеродовая депрессия, и в итоге… - вздохнув, Ангел не стал рассказывать до конца. Если честно, я был этому рад.

Снова стал слышен шёпот призраков. Им вторил свист ветра на фальшивом перроне.

Через силу я вновь посмотрел на портрет.

В этот раз я глядел на одну лишь Ларису Трошину и потому увидел больше, чем раньше: отчаяние, боль, затаённую злость в глазах. Злость копилась в ней по каплям, а последней могло стать что угодно. Возможно, плач сына, просившего грудь.

От этой мысли я содрогнулся.

Ангел тихо сказал:

- Лариса Трошина помещена в психиатрическую больницу на принудительное лечение, а её мать и отец… впрочем, погляди сам.

Вместо портрета на экране возникло шоссе со старой, потрёпанной «Нивой», каким-то чудом несущейся на бешеной скорости. Она виляла, будто руль дёргали в разные стороны, и в конце концов, проломив ограждение, скатилась по склону. Ломая кусты (судя по ним, было ещё начало осени), автомобиль достиг дна обрыва и загорелся.

Я невольно испытал мрачное удовлетворение от увиденного.

- За рулём был Виктор Трошин? Он был пьяный?

- Нет, - сказал Ангел, – он был трезвый как стёклышко. Авария случилась потому, что его жена, сидевшая рядом, внезапно стала рычать, а затем попыталась откусить ему ухо. И наступила на ногу, не дав убрать её с педали газа, - в ответ на мой недоумённый взгляд Ангел кивнул: – Верно, Семён – это сделал Пришлый.

- То есть как?.. – проронил я. – Ведь его первыми жертвами были погибшие в кафе: старушка с ружьём и хозяин…

- Они были вторыми, - возразил Ангел. – Пришлый начал убивать не в октябре, а месяцем раньше – но, в отличие от других убийств, смерть Трошиных выглядела простой аварией. Следователь Ломзин, в чьи файлы ты влез в четверг, этим делом не занимался.

Я понял, что мой рот опять открыт. Не дожидаясь вопросов, Ангел задал свой:

- Помнишь, как в беседе с Олей я сказал о коллективной и индивидуальной ответственности?

Я растерянно кивнул.

- Есть закон, - произнёс Ангел, - неписанный, но незыблемый: если обитатель Нижнего мира, то есть Пришлый, проникнув в один из Средних миров, вершит правосудие, обитатели Верхних миров – к коим, если ты вдруг забыл, относится и твой покорный слуга – не вправе ему мешать.

Вот тут я запутался окончательно:

- Постойте… что значит «правосудие»?.. То есть Трошины, конечно, довели дочь до ручки, но ведь Пришлый не только с ними расправился – он же всех подряд убивал…

Ангел вместо ответа указал на экран, где возникли две фотографии. Я узнал вчерашних жертв Пришлого: Снегирёв и Попов. Добрый доктор и пациент.

Ангел заговорил сухо, будто читая протокол:

- Снегирёв был соседом Трошиных по даче. Он не раз видел, как Ксения Трошина бьёт дочь, но в ситуацию не вмешивался и никуда об этом не сообщал. Попов был собутыльником Виктора Трошина. Знал, что творится в их семье, но, как и Снегирёв, не встревал в происходящее. Их молчание – один из факторов, способствовавших развитию у Ларисы Трошиной психического расстройства.

Я изумлённо покосился на Ангела; едва взял в толк его слова, как фото Снегирёва с Поповым пропали. Зато возникли два других: Ледоколовой и Ледника. Тех, кто погиб на пустыре.

Ангел прежним тоном продолжил:

- Ледоколова жила в том же доме, где и Трошины: на той же лестничной площадке, в смежной квартире. Она годами игнорировала звуки побоев, доносившиеся из-за стены. Ледник был учителем в школе. В его присутствии Ларису Трошину унижали одноклассники, но он делал вид, что ничего не замечает. Он и другие учителя виновны в её психическом состоянии – а значит, и в том, как она поступила с ребёнком.

Фотографии опять сменились: я увидел погибших на вписке двоюродных братьев.

- Александр и Евгений Стуковы. Веселились на дне рожденья, где был зачат сын Ларисы Трошиной. И не просто веселились: отцом малыша был Александр Стуков. Евгений видел, как тот идёт в спальню с пьяной школьницей, которой тогда не было и пятнадцати, но в амурные дела своего старшего кузена предпочёл не лезть.

Я оторопело глядел на экран, а там уже были Костян с Гришей: погибшие в ноябре бомжи.

Комментарии Ангела не заставили себя ждать:

- Константин Горонов и Григорий Лавдин. Пили рядом с помойкой, где умирал младенец. Были так пьяны, что решили, будто им обоим мерещится плач. Ребёнка ещё можно было спасти, но они завалились в подвал и уснули.

Во мне всё похолодело. На последние фото – Зинаиды Львовны и Вагарша Давидовича – я взирал уже с дрожью.

- И наконец те, кого считают первыми жертвами: Зинаида Морзина и Вагарш Бахтамян. Находились в кафе «Вагарш», когда мимо прошла девушка с голым младенцем на руках… к слову, шла она дворами, а не по улице, так что прохожим на глаза не попалась – но в кафе есть пара окон, выходящих во двор. Вагарш Давидович с Зинаидой Львовной в них смотрели: она – на первом этаже, где ела салат, он – на втором, из кабинета. Они видели Трошину, но убедили себя в том, что им показалось… Удобный предлог ни во что не встревать: легче поверить в обман зрения, чем выйти из зоны комфорта.

Экран исчез. Я сидел на скамье и не мог шевельнуться.

Ангел тихо подытожил:

- Каждый из убитых был частично виновен в том, как Трошина поступила с ребёнком, поэтому Пришлый и забрал его душу: чистота этой души даёт ей право на месть. С точки зрения людей это никакое не правосудие, но в мирах нематериальных за поступки и их отсутствие расценки иные, - Ангел вновь оправил плащ, который сам же и сотворил. – И по этим расценкам душа мальчика вправе поквитаться с каждым, кто причастен к случившемуся… пусть даже своим молчанием. Это одна из двух причин, по которым я не мог вмешаться.

Экран погас, потом исчез. Я был так ошарашен, что даже не спрашивал, какова вторая причина.

Но Ангел назвал её сам:

- Вторая же причина в том, что кроме индивидуальной ответственности есть и ответственность коллективная. Ты, полагаю, не забыл, как я был одет во время нашей с Олей встречи?

- В военный плащ… - проронил я. – Вы сказали, что шли через лето сорок первого…

- Верно, - подтвердил Ангел. – А за много лет до этого, в семьсот пятьдесят пятом году, я преследовал Пришлого в доспехах военачальника династии Тан. События, на фоне которых мы столкнулись, сегодня известны как мятеж Ань Лушаня; в средневековом Китае эта гражданская война стала самой кровопролитной, - Ангел дал мне осмыслить сказанное, затем продолжил: – В другой раз я за ним гнался во время похода Тамерлана на Индию, обернувшегося бойней: чего стоят одни пирамиды из человеческих голов. Ещё один визит Пришлого пришёлся на октябрь шестьдесят второго, когда вспыхнул Карибский кризис, - Ангел снова сделал паузу, затем произнёс: – Пришлых влечёт кровь и смерть – они приходят в разгар войн или в те дни, когда человечество ставит мир на грань катастрофы. Это и есть вторая причина, мешающая таким, как я, с ними бороться: обитателям Верхних миров запрещено защищать тех, кто не ценит своё существование. И как бы вы ни оправдывались, в возникновении таких ситуаций виновны не только президенты и генералы: вы ведь молчите, когда они решают что-нибудь разбомбить? Потому мы и зовём это коллективной ответственностью.

- Постойте, - тут я уловил в словах Ангела нестыковку, - но ведь Пришлый из сорок первого года сбежал в восемнадцатый, так?

- И что тебя смущает? – с мрачной иронией спросил Ангел. – Или у вас сейчас мало войн, о которых большинство предпочитает не вспоминать?

Я пристыженно молчал. Ангел кивнул:

- До военных преступлений, попавших в учебники истории, нынешним конфликтам, конечно же, далеко… Но тут дело не в том, что случилось в две тысячи в восемнадцатом, а в том, чего не случилось, - Ангел посмотрел на меня, и я даже под очками ощутил его взгляд. – А не случилось, Семён, ядерного апокалипсиса: в сентябре две тысячи восемнадцатого одна из систем предупреждения о ракетном нападении сработала ложно. Ошибку сразу устранили, но даже мизерная вероятность ядерного Армагеддона открыла Пришлому дверь, - Ангел вновь отвернулся и, позволив мне сполна ужаснуться его словам, закончил: – Вы живёте на пороховой бочке, сколоченной собственными руками, а ведёте себя так, будто она пуста.

Он опять замолчал. Я не мог вымолвить ни слова. Наверное, так прошла минута.

Потом Ангел глянул куда-то в туман:

- Скоро поезд придёт… - он расправил плечи, будто те отекли. Хотя кто его знает – может, они и впрямь могли отечь?..

- Выходит, - тихо спросил я, - вы не могли бороться с Пришлым, потому что наш мир не заслуживает помощи? И потому что жертвы демона заслужили наказания?

Ангел не ответил, но в этом и был ответ.

- Тогда зачем же вы нас оставили? – недоумевал я. – Зачем вмешиваетесь в ситуацию, если не вправе этого делать?

- Может, потому что я редкий добряк? – с иронией бросил Ангел. – Или редкий дурак. Или это одно и то же.

- Разве ангелы могут быть дураками?

- Мы можем быть добрыми вопреки мирозданию – а оно, уж поверь, не отличается добротой. К тому же, в вашем неправильном мире можно стильно одеться, - Ангел с усмешкой поглядел на свой тренч, – так стильно, что хочется это копировать. Вы умеете создавать и ценить красоту, Семён… А кто ценит красоту, тот не безнадёжен.

Ангел встал со скамьи. Я тоже хотел встать, но он жестом остановил меня:

- Нет, Семён – ты сиди… сиди и слушай, потому что сейчас я скажу то, ради чего мы беседуем. Остальное – мишура.

Сглотнув, я кивнул.

- Начать придётся издалека, - сказал Ангел. – Планируя наш разговор, я решил в этом месте рассказать о Часах, но теперь вижу, что это было бы преждевременно: без некоторой… прелюдии о таком не расскажешь.

Я взметнул брови, но от вопросов воздержался.

- Тысячелетия назад, - продолжил Ангел, - когда связь Нижних и Средних миров была более тесной, чем сейчас, демоны являлись людям во сне. Из-за этого даже возникли культы: тот, кому снился демон, объявлял себя жрецом и придумывал обряды, совершавшиеся в честь нового божества – а на самом деле Пришлого. Само собой, в ходе обрядов приносились жертвы: так демон удовлетворял свою жажду крови. И тот Пришлый, что проник в ваш мир осенью, вскоре потребует того же.

- То есть как это – «того же»?.. – растерялся я. – Он что, захочет, чтобы ему приносили жертвы?

Ангел ответил чуть заметным кивком.

- Нет, ерунда… - я даже засмеялся, позабыв о почтительности. – Вы, наверное, ошиблись – сейчас такое невозможно…

Однако Ангел перебил меня:

- Речь не идёт о жертвоприношениях с алтарём и жрецами: просто кто-то из горожан увидит сон, в котором Пришлый его призовёт… собственно, такой кандидат уже есть: он видел эти сны много месяцев подряд, но утром всё забывал. Однако связь между ним и Пришлым росла, - Ангел сделал короткую паузу, словно подчёркивая сказанное. – Она росла до вчерашнего дня… точнее, до ночи. До той секунды, когда остановились Часы.

Я ощутил нечто вроде озноба – уже второй раз с начала беседы. Ангел продолжал:

- Остановка Часов означает, что избранник демона уже не забудет свой очередной сон: вскоре он явится на зов Пришлого и получит приказ кого-то убить, - рука Ангела взметнулась, предупредив мой вопрос: – Да, я знаю – Пришлый в помощниках не нуждается и может убивать сам. Но убийства невинных, совершённые чужими руками с соблюдением определённого ритуала сделают его сильнее. Именно невинных, Семён: тех, кто сохранил нравственную чистоту. Вот почему я обрёл право говорить с тобой, - Ангел будто чеканил слова, с каждым из которых в моём ознобе прибавлялось мурашек. – Все, кого Пришлый убивал раньше, были частично виновны в судьбе младенца, и из-за этого я не мог ему помешать – однако следующая жертва будет чиста душой… и в силу этого мои возможности расширились: я до некоторой степени могу вмешаться в происходящее. Потому-то я вас и оставил… точнее, именно вас.

Ангел умолк, давая мне поразмыслить над сказанным.

- Погодите… - чтобы не запутаться, я попробовал всё это структурировать. – Получается, Пришлый выбрал кого-то из горожан, чтобы тот принёс ему жертву? А Часы вчера в полночь остановились, потому что этот… горожанин…

- Назовём его жрецом, - прервал меня Ангел. – Это не совсем верно, но так будет проще.

- Хорошо, пусть будет жрец. Значит, Часы остановились, когда жрец увидел очередной сон?

- Который уже не забудется, - уточнил Ангел. – Но прежде, чем искать жертву, жрец отправится к Пришлому и выслушает, что тот скажет: связь между ними окрепла настолько, что жрец сможет его услышать. Примерно так, как слышали демона вы.

Я понимающе кивнул: голос Пришлого, когда тот говорил с нами, звучал как будто внутри нас.

- И кто этот жрец? – спросил я.

Мне показалось, Ангел смотрит на меня странно: будто хочет, но не может чего-то сказать.

- Ты сам увидишь, - произнёс он после паузы. – Пока лишь знай, что жрец – преступник, совершавший мерзкие вещи. Ни с кем иным Пришлый не смог бы войти в контакт.

- Ясно… - проронил я. – И что нам с этим делать? – но тут у меня возникла догадка: – Ковчежцы, которые вы нам присылали… они как-то помешают жрецу?

К моему удивлению, Ангел покачал головой:

- Нет, Семён – у ковчежцев иное предназначение. Ты скоро поймёшь, зачем они были нужны.

- И вы, конечно, не скажете, что в них…

Ангел лукаво улыбнулся:

- Пусть это станет сюрпризом.

Я вздохнул. Будто мало нам сюрпризов… С четверга их было столько, что хватит на любое посмертье.

- Так что же нам делать со жрецом? – повторил я.

- Не «вам», а «тебе», - загадочно изрёк Ангел. – Ты должен вернуться туда, где Трошина оставила сына. Если хочешь, можешь взять с собой соседей, но это необязательно: главное, чтобы там был ты. Жрец появится сегодня, и лишь ты сможешь понять, как его одолеть, - тут Ангел снова вскинул руку, не дав мне ни о чём спросить: – Не спрашивай, что и как делать: повторяю ещё раз – ты поймёшь. Я ведь сказал, что могу лишь до некоторой степени вмешаться в происходящее. Поверь, я говорю тебе даже больше, чем разрешено сказать.

Мрачно кивнув, я всё же спросил:

- Ну а с Пришлым-то как быть? Мы же против него бессильны…

Ангел молчал, но зато я услышал шум приближающегося поезда.

- Кажется, - проронил Ангел, - нам пора закругляться. Время, Семён… время поджимает. Я не должен запаздывать с доставкой душ – у меня ведь тоже есть контракт…

И меня словно обухом огрели по голове.

- Время… - прошептал я. – Часы… Контракт…

Ангел вновь улыбался своей лукавой улыбкой – чуть заметной и будто бы говорящей: «Тепло, Семён, очень тепло. Уже почти горячо».

- Контракт запрещает нам обсуждать свою смерть, пока не встанут Часы, - я растерянно глядел на Ангела. – То есть теперь мы должны рассказать друг другу, как умерли? Но не так, как рассказывали в день знакомства, а в деталях? И это поможет нам справиться с Пришлым?

Ангел не отвечал, однако достал из кармана платок и смачно в него высморкался. Потом бормотнул:

- Ох, и влетит же мне за эти намёки…

- Платок… - прошептал я. – Мы расскажем друг другу об обстоятельствах своей смерти и… - тут я зашёл в тупик. – И наши дальнейшие действия должны быть связаны… с платком Оли?..

- Там-тарам, там-тарам, - шутливо стал напевать Ангел. – Я ничего не говорил, я просто пою.

Поняв, что расспрашивать его бесполезно, я нахмурился – и тут подошёл поезд. У меня отвисла челюсть:

- «Хогвартс-Экспресс»?!

- Обожаю поттериану, - признался Ангел.

Я изумился ещё больше, когда из будки машиниста выглянул… Ангел! Блеснула лысина, мелькнул кожаный ворот плаща.

- Я заодно и проводник, - поведал мне машинист. – Нас тут много.

Двери вагонов распахнулись, души стали входить внутрь. Их удивление было не меньше моего. Паровоз, на котором ездил юный волшебник, был последним, что они ожидали увидеть.

- Три вопроса, Семён, - неожиданно сказал Ангел (тот, что стоял передо мной). – Любые три вопроса, не связанные с Пришлым и ковчежцами. Можешь задать их, пока есть шанс… Считай это моим подарком.

- Прощальным? – зачем-то уточнил я.

- Это первый вопрос?

- Нет, - я мотнул головой и выпалил: – Сегодня наш последний день?

Получилось сумбурно, но Ангел понял.

- Да.

Я совсем не расстроился – видимо, потому что уже это знал.

- Почему Близняшки с Бабулей могут воздействовать на мир живых?

Не знаю, с чего вдруг я спросил именно это – но слово не воробей, назад не вернёшь.

- Понятия не имею, - Ангел усмехнулся в ответ на моё изумление: – Правда, не знаю. Я ведь всего лишь ангел… или тот, кого в вашем мире сочли бы таковым. Нужно спрашивать тех, кто выше.

Я подумал над третьим вопросом. Хотел было спросить, верна ли моя теория про эфир, из которого мы якобы состоим (и не важно, так ли он на самом деле зовётся), но затем передумал: во-первых, слишком это сложно, а во-вторых… какая, в сущности, разница?

А больше на ум ничего не пришло.

Но тут мне вспомнилось, как мы застряли; ощущение того, что всё близится к концу, вернуло мои мысли к началу – и я спросил:

- Почему, когда мы очутились в Общаге, она была для всех разной? Я видел школьный холл, Кошатница – кафе, Палыч – бар…

- Потому что я люблю пошутить, - сообщил Ангел. – Кстати, по той же причине ты называл принесённый мной телик ОБГ: это я внушил тебе такое название, - он пожал плечами и, словно оправдываясь, добавил: – Моя работа слишком важна, чтобы браться за неё с серьёзным лицом.

Мне оставалось лишь качать головой. А Ангел, опять сунув руку в карман, достал оттуда ларец – такой же, как те, что мы разносили по Пскову.

- Это последний, - он протянул ларец мне. – Отдай его кому-нибудь из соседей, и пусть он или она всё время держит ларец при себе. Так надо.

Бережно взяв ковчежец, я положил его в карман худи. Перрон уже наполовину был пуст.

- Ну вот и всё, - сказал Ангел. – Тебе пора обратно в Общагу, а мне… - он кивнул в сторону призраков, толкающих в поезд тележки. – Мне пора выполнять свои служебные обязанности.

- В чём смысл жизни? – спросил я.

- Это уже четвёртый вопрос, Семён, - снисходительно заметил Ангел. – Если честно, я и этого не знаю. Может, в том, чтобы найти его, потому что он у каждого свой? А может, его и нет… Выбирай, что больше нравится.

Ангел шутливо махнул рукой, и я снова рухнул в бездну.

Слова автора: С другими авторскими произведениями (впрочем, и с этим тоже) можно ознакомиться здесь: https://author.today/u/potemkin

На Pikabu роман будет выложен полностью и бесплатно.