Эй, толстый! Пятый сезон. 4 серия
«Да ведь и действительно, – подумал Петров. – Не было ведь здесь этих шкафов! Откуда они вообще здесь взялись?»
Эту мысль Петров до конца додумать не успел – в голове словно взорвалась сирена. «САША, ТЫ ДУМАЕШЬ О ХУЙНЕ, ТЫ ДУМАЕШЬ О ХУЙНЕ!»
Но, видимо, не о хуйне Петров размышлять не мог. Потому что еще успел породить мысль о том, что ему, Петрову, в общем-то повезло со шкафом.
«У меня-то шкаф – худосочный, – выстреливали мысли очередями пулемета «Печенег». – А вот у Баширова – пиздец, сука, здоровый. САША, ТЫ ДУМАЕШЬ О ХУЙНЕ!»
Баширову действительно достался опасный шкаф. Непробиваемый. За долю секунды Петров увидел, как Русик вышел на болевые. Так попробовал, сяк. Но бурый шкаф (наверное, афророссиянин) – здоровый и злоебучий, как рассерженный Терминатор, вдруг принялся натурально ломать Баширова – приложил Русика ебалом об стол (который, впрочем, оказался настоящим). Раздался треск.
– Мой нос, блядь! – кричал Баширов.
Бурый шкаф поднял голову Баширова рывком за волосы. У Русика по ебалу текла кровь. То ли об стол его так приложили, то ли пластиковый нос треснул и осколками порезал напарника.
«САША, ДУМАТЬ О ТОВАРИЩЕ – ЭТО ПИЗДАТО И ВСЕ ТАКОЕ, НО ПОДУМАЙ О ПЕРВОСТЕПЕННЫХ ПРОБЛЕМАХ».
Молниеносно оценив ситуацию, Петров понял, что ему повезло больше, чем Баширову. Хотя против него было двое – предатель Серега и приоконный мужик-шкаф – Петрову было легче. Серега занимался тем, что пользуясь шумом, начал прибирать коньяк себе в портфельчик. Пиздиться с профессионалом он явно не хотел, а, значит, опасности не представлял, но спиной к нему лучше было не поворачиваться.
А вот приоконный шкаф был опаснее. В принципе, по нескольким движениям, походке и широкоамплитудным жестам рук Петров считал школу противника. Это не было конторское самбо. И не каратэ. Скорее, джи-джи.
Каратистов Петров не боялся. Инструктора по рукопашке говорили, что дальневосточные единоборства отлично распиарены. Тут базару нет. Тут вам и Брюс Ли, и Джеки Чан, и Ума Турман. И на штатских не-бойцов угрожающий балет производит деморализующее впечатление. А вот на тех, кто драться мало-мало умеет, как раз и нет. Потому что тоже каратэ – но 90% состоит из пускания пыли в глаза. Ну, а 10% – это удары. И их немного, все они известны. И нормальный боец просто прочитает по пластике противника, куда и как тот собрался уебать.
Джиу-джитсу – более эффектная тема, говорили инструкторы. Но и здесь – если знаешь основные удары, то ты противника прочитаешь за нехуй делать. К тому же, джи-джи – тоже понторезы. Свечу погасить ребром ладони – это они всегда готовы. Но прочитать и понять их совсем не сложно.
И действительно – Петров без особого труда считал пластику белого шкафа, ушел от подсечки. Потом отпрыгнул от ноги противника, которой тот целил – куда? В висок, блядь.
«Это он что – задвухсотить меня хочет?» – подумал Петров.
Сделав обманный выпад в сторону плеча противника, Петров уебал его по голени. Думал, что шкаф упадет. Но так просто никогда ничего не случается. Шкаф и не думал падать. Он лишь квакающе и непонятно матюкался, а потом стал хуярить прямыми, короткими и резкими ударами, как в боксе.
Петров уворачивался, но сам не нападал. Потому что сзади был гнида Сережа. Который как раз стал приближаться к Петрову со спины. Петров делал вид, что ничего не происходит, но когда уловил движение воздуха, которое сообщило о том, что тело сзади пришло в движение, быстро нырнул влево – с риском уебаться о стену.
Нырок получился более, чем удачный. У шкафа удар уже прошел свой апофеоз, слабел, не долетев до цели. А быстро летящую, как стремительный домкрат, бутылку коньяка шкаф просчитал слишком поздно. И принял удар коньячной бутылки аккурат между глаз.
Шкаф рухнул на пол. А Петров, теперь уже не отвлекаясь на рефлексии, с разворота уебашил Сережу туда, где пузо переходило в грудную клетку.
И пиздос. Сережа бесформенной медузой стек по столу на пол. Он хватал ртом воздух, а дышать – не получалось.
У Баширова, тем временем, все было очень хуево. Какой-то прозрачной лентой бурый шкаф обездвижил Баширову руки. Русик лежал ебычем на столе, пытался брыкаться, а шкаф готовится уебать ему локтем в позвоночник.
«Блядь, они реально задвухсотить нас хотят!» – еще раз убедился Петров.
Да уж, в серьезный замес они попали. В пиздецовый какой-то.
Негр в костюме бурого шкафа был безнадежно опасен и очень быстр. Одним движением руки бурый шкаф расхуячил стол. Рукой, блядь! С ногой Петров бы еще смирился, но когда рука-кувалда превращает в щепки вполне себе крепкий офисный стол, это очень хуево. Под эту руку лучше не попадать.
Бурый шкаф был невыносимо жутким противником. Биться с ним было все равно, что с несущейся на тебя на скорости фурой. Или с мостовой, на которую ты летишь из окна.
Этот противник не размахивался. Петров нисколько не сомневался, что одним движением мизинца тот может играючи выдавить глаз или продавить темечко. Угадать его движения было невозможно. И боли новый противник, похоже, тоже не чувствовал.
Петрову пока везло. Благодаря какой-то сверхинтуиции он один раз увернулся. Потом включилось везение. Шкаф наступил на задыхавшегося толстяка, прямо ему на брюхо. И толстяк стал блевать. Петров видел, как тот залил бурому шкафу всю жопу. А тому было все равно.
И Петров понял, что скудный ресурс везения сегодняшнего дня выработан окончательно. На Петрова, как бессмысленный молот для забивания шпал, несся кулак. Несся даже не в ебыч, а, скорее, в ключицу. Петров запоздало поставил блок. Но это было все равно, что пытаться остановить руками тот самый свайный молот.
«Пиздец рукам!» – думал Петров, падая.
Удар смягчило тело шкафа №1 – джи-джишника. Петров мог бы уебаться об пол, но упал на противника, как на перину. С этой стороны, конечно, Петрову повезло. Но, если посмотреть с другой стороны, второй шкаф стал возвращаться в сознание.
Главное было шевелиться, двигаться, – понимал Петров. Стоит застыть на одном месте – и пиздец тебе, мальчик. Петров скатился со второго шкафа. И тут его настигла очередная удача. И мгновения не прошло, как свайный молот въебался прямо в рожу второго шкафа – туда, где только что был Петров. Шкаф №2 струей под напором, как фонтан, стал выплевывать кровь с кусочками зубов.
«На его месте должен был быть я», – подумал Петров.
Ушибленные руки Петров чувствовал. И это было еще одним везением. Хотя относительным, потому что слушались руки все равно плохо, какими-то чужими стали после того, как приняли чудовищный удар.
Везение это, понятно, было временным. Потому что следующий ужасный удар уже точно достанется Петрову.
Петров вскочил на ноги, отпрыгнул назад, как можно дальше. Въебался ногой в толстяка, и тот изверг из себя новую порцию блевотни – теперь уже на жопу Петрову. Но, что хуже всего, Петров потерял равновесие, и упал на толстяка.
И это снова оказалось промежуточным везением. Потому что Петров успел поднять ноги и оттолкнуть ими корпус бурого шкафа. Одна нога вписалась в живот, другая в грудину. Разницы Петров не почувствовал. Ебаный шкаф был словно сделан из сейфового металла. Но Петров снова выиграл примерно пол-секунды жизни.
Непослушной правой рукой Петров стал искать опору на полу. Вместо опоры нащупал стеклянный цилиндр. Коньяк! Петров швырнул его, совершенно не целясь, в бурого шкафа. Швырнул откровенно слабо и хуево. Вреда этот бросок нанести не мог.
И снова удача сыграла на стороне Петрова. Летящую бутылку перехватила чья-то нога. Поймала ее на плюсну, мгновенно подбросила. И с вновь обретенной силой бутылка полетела вперед, в сообщенном ей направлении. Удар был сильный.
«Баширов, братишка! – понял Петров. – Он же футболом занимался. И сейчас пенальти пробил».
И с этим ничего не мог поделать даже бурый шкаф. Он только осознал угрозу, только стал поднимать руку, чтобы отбить снаряд, как бутылка въебалась ему в лоб, расцвела на нем коричневой кляксой, в которую вдруг стали вплетаться красные нити. У него, оказывается, шла кровь! Удивительно было, что она вообще в буром шкафе была.
Противник покачнулся и издал страшный гортанный рык. Стал тереть глаза.
«Коньяк ослепил его!» – мгновенно понял Петров. Это был уже шанс на победу. Петров бросился вперед и самым быстрым движением в своей жизни поднял с пола стеклянную розочку – оставшуюся от бутылки часть, включающую в себя горлышко, с очень острыми краями.
Прикрыв голову предплечьем, Петров нырнул вперед, защищаясь левой рукой от локтей шкафа. Правой же ударил краями розочки в горло противника.
Артерии были как канаты, как коаксиальные кабели. Петров пилил их, без особой надежды на успех. Левая рука и темя принимали страшные удары. От одного из которых потемнело в глазах. Но угасающими остатками зрения Петров увидел, как Баширов переебал шкафу ногой по челюсти, и тот запрокинул голову. А только того Петрову и было надо. Он вгрызся розочкой в бурую плоть, раскрашенную под мебельный лак. Толстая коаксиальная жила, которую пилил Петров, вдруг поддалась. В лицо Петрову словно прорвало трубу с горячей водой. Губы ощутили вкус чужой крови.
А сознание – уплывало. Махало синеньким платочком. Петрова засасывало во тьму.
***
Его пинали ногами.
– Сашка, не засыпай! Не вздумай спать, нахуй. У тебя черепно-мозговая. Нельзя спать!
Открыть глаза удалось лишь благодаря какому-то сверхусилию. На веки кто-то словно бы подвесил тяжелые гири.
– Не сплю, – сказал Петров.
– Не спи, братишка! Уходить нам надо, – тревожно, словно причитая, говорил Баширов.
– Блядь, братан, если смогу. Помяли меня.
– Давай, братишка! Уходим нахуй отсюда. Мы тут нашумели, что я ебу. Пока менты не пришли.
– Я весь в кровище, – сказал Петров. – И жопа облевана.
Зрение потихоньку восстанавливалось, но показывало что-то совсем не радостное.
Толстяк Серега уже не дышал, лицо его посинело. «Задохнулся в блевоте», – понял Баширов.
И белый шкаф тоже не дышал. Тоже, кажется, сдох. Наверное, заснул, получив по голове.
Петров встал и начал инспекцию – какие части тела ему еще послушны. Слушались, как ни странно, обе руки. Хотя левая и пиздецки болела, но пальцы шевелились. И еще болела правая нога, притом в районе колена, что очень хуево. А вот левая была более-менее.
– Три двухсотых, Саня, – скорбно сказал Баширов.
– Да, от Фантомасыча, нам, похоже, пиздец приснится. Надо ему позвонить.
– Потом, Саня, потом! Надо отсюда уебывать.
– Куда? – спросил Петров. – Я весь в кровище, и жопа заблевана. У тебя рук нет.
– Этот кабан их мне каким-то пластиком замотал. Давит, сука. Пошевелишься, а он все сильнее стягивается.
– Не шевелись. Некроз может развиться.
– Да я не шевелюсь. Что делать-то будем?
«Добраться до ближайшего сортира, знать бы еще – где он, – мысленно сформулировал Петров. – Но должен здесь быть. Запереться в кабинку – лучше в две, чтобы не привлекать внимания. Оттуда позвонить Фантомасу».
Петров уже открыл рот, чтобы произнести план вслух, как вдруг речевой его аппарат сбился. Онемела гортань, перестал шевелиться язык, сжались зубы. Леденящая истина открылась ему. Ведь если их здесь ждали, расставили профессионалов в костюмах мебели, то им и прослушку поставить – как пальцы обрызгать. Скорее всего, здесь и есть прослушка. И сейчас сюда уже мчатся новые бойцы. А уж против них – нет никаких вариантов выстоять.
А Баширов не догонял. Он думал, что им – не пиздец.
– Надо эту ленту ебаную разрезать, – фантазировал он. – Тут же офисы, ножницы у людей должны быть.
– Я что, с кровавым ебальником пойду по офисам ножницы просить? – простонал Петров. – Уебываем отсюда. Быстрее!
Быстро показал – стены, уши, похлопал по запястью – цигель-цигель.
Баширов все понял, кивнул.
Петров пошел к выходу первым. Он приоткрыл дверь и выглянул в коридор. В нерадостной этой кишке, отделанной панелями цвета детсадовского поноса, было пусто.
«Может и получится, – подумал Петров. – Хуй его знает. Двигаться надо».
– Пошли, – сказал он Баширову.
И напарники пошли – Петров, с окровавленной рожей и перепачканным задом шел первым. Баширов же, тоже с кровавой кляксой на физиономии, со связанными лентой руками, шагал походкой горделивого страуса. И это было ни хуя не смешно.
Продолжение следует...