Эхо среди звёзд⁠⁠

Мне всегда казалось, что космос — это про одиночество. Когда ты за тысячи километров от Земли, когда за бортом — абсолютная тишина, когда даже твое дыхание звучит как нечто инородное в этой стерильной тишине, — ты учишься жить внутри себя. Я не боялась пустоты. Я боялась не найти в ней того, кто услышит.

На станции мы вдвоём: я и он. Инженер Михаэль, молчаливый немец с точными движениями и невероятно спокойными глазами. Мы работаем в разных секторах, встречаемся на сменах, иногда пересекаемся на завтраке. Месяц назад мы прибыли на станцию. Сперва — просто коллеги. Теперь… всё сложнее.

Эта история случилась на третьей неделе. Я проснулась раньше обычного — сон сбежал, будто чувствовал, что мне нужно быть начеку. В каюте тихо, экран на стене показывает маршрут станции. Я не вижу Земли — только звездную крошку.

Я пошла на пост управления — и увидела Михаэля. Он сидел в темноте, смотрел в иллюминатор, плечи чуть опущены, руки на коленях. Я не стала говорить. Просто подошла и села рядом. Мы сидели, не касаясь друг друга.

Он тихо сказал:

— Здесь очень одиноко. Даже когда ты рядом.

Я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Я молчала. А потом положила ладонь поверх его.

Он не посмотрел на меня сразу. Только сжал мои пальцы — осторожно, будто проверяя, не исчезну ли я, как сон, как голос в радиоэфире, пропадающий на полуслове.

— Иногда мне кажется, что ты не настоящая, — сказал он после паузы. — Как будто ты — часть этой тишины, красивая галлюцинация, придуманный голос.

Я не знала, что ответить. Сердце било в груди слишком громко, как будто нарушало правила этой станции, созданной для беззвучных шагов и точных расчетов. Я посмотрела в иллюминатор — туда, где не было Земли, только бесконечная чернота, расшитая светом.

— Я настоящая, — сказала я. — Просто тишина здесь громче слов. И чувства… они как под увеличительным стеклом. Ты замечаешь каждую мелочь, даже взгляд.

Он кивнул. Медленно, будто боялся, что резкое движение разрушит хрупкую конструкцию этого момента.

— Я думал, что привык к одиночеству, — сказал он. — До тебя.

Мы сидели ещё долго. Потом он поднялся, и я подумала, что всё закончилось — но он протянул руку.

— Пойдём. Я покажу тебе кое-что.

Я пошла за ним, босая, по металлическому полу, чувствуя, как пальцы ещё хранят его тепло. Он открыл шлюз в технический отсек, который всегда был закрыт.

Там, в центре небольшого отсека, среди приборов и кабелей, стояла маленькая модель Земли — синяя, с материками, собранная из деталей от старых датчиков. Он выключил свет, и она засияла — изнутри, мягким зеленовато-голубым светом.

— Я сделал её в первые дни. Чтобы помнить, зачем мы здесь. Чтобы не забыть, что мы не одни. И теперь… теперь мне кажется, что ты — моя Земля.

Я стояла в полумраке и смотрела на светящуюся планету. И чувствовала, что впервые за всё время в космосе — мне не страшно.

Я не знала, что сказать. Слова показались бы слишком тяжёлыми, слишком земными для этого света, этой тишины и его слов. Я просто стояла рядом, и он это почувствовал — ему не нужны были ответы. Мы вернулись молча, и он не отпустил мою руку до самого поворота к каютам.

На следующее утро всё было как обычно. Смены, отчёты, калибровка сенсоров. Словно ничего не произошло. Но каждый наш взгляд — это уже было нечто большее. Простое «доброе утро» в интеркоме звучало, как прикосновение.

А потом началось.

Сначала — мелочи. Несинхронизированные лог-файлы. Незначительные отклонения в уровне кислорода. Кратковременное мерцание панели в третьем модуле. Инженерные мелочи, которые Михаэль отмечал, но не считал критичными.

— Вероятно, просто сбой в автосистемах, — сказал он. — Такое бывает после обновлений.

Но я видела, как он нахмурился, когда уже третий раз за сутки сбивался внутренний таймер шлюзов. И как он всё чаще задерживался в техническом отсеке.

На шестой день мы потеряли связь с основным спутником связи. Сигнал просто пропал — без аварии, без предупреждения.

Мы оба понимали: это не случайность. И не стандартная поломка.

В ту ночь он пришёл ко мне. Не в обнимку — не за лаской. Просто сел рядом, снова в тишине. И сказал:

— Кто-то ещё на станции...