Второй триумвират. Часть 6. Закат второго триумвирата⁠⁠

Автор: Владимир Герасименко (@Woolfen)

Победа Октавиана над Секстом Помпеем и Лепидом позволила ему снять часть проблем. В западной части империи больше не было альтернативных центров силы, и в военном плане никто не мог пока что бросить ему вызов. Однако не стоит думать, что положение Октавиана было прочным. Слишком многие были недовольны ситуацией в Италии и действиями Октавиана. Прекращение торговой блокады Помпеем позволяло надеяться, что вскоре станет лучше хотя бы с ценами на зерно, и часть недовольства уйдет сама собой.

Читайте также:

• Второй триумвират. Начало

• Второй триумвират. Часть 2. Перекаты

• Второй триумвират. Часть 3. Проблемы только начинаются

• Второй триумвират. Часть 4. Неустойчивые альянсы

• Второй триумвират. Часть 5. Удача переменчива

Тем не менее, мятеж консула Луция Антония и последовавшая Перузинская война показали, что в любой момент этим недовольством мог воспользоваться достаточно популярный политик. Сейчас все такие были на стороне Октавиана, но кто знает, как будет в будущем. При этом надеяться на полную лояльность легионов тоже было нельзя — они уже неоднократно показывали свою строптивость и даже мятежные настроения.

Поэтому первоочередной задачей Октавиана стало укрепление собственного положения. После возвращения в Рим он зачитает отчет о своих действиях в предыдущие годы, где сформулирует новые пропагандистские установки. Он заявил, что все его действия были направлены на окончание гражданской войны и возвращение мира, как условия для восстановления республики. Все проблемы прошлых лет Октавиан свалил на Помпея (что частично резонно) и Лепида (а вот тут сомнительно) и пообещал скорое восстановление экономики.

Одной из первых его мер стало возвращение бывшим владельцам 30 000 беглых рабов, захваченных у Секста Помпея. Благодаря пополнению казны за счет захватов у Помпея и Лепида, Октавиан смог наконец отказаться от реквизиций земли для ветеранов и начать выкупать её по рыночной цене. Относительная нормализация поставок зерна в Италию позволила стабилизировать цены. Кроме того, Октавиан при поддержке его друга Мецената начал программу восстановления и реновации Рима и Италии. Всё это активно освещалось в пропаганде и выставлялось, как заслуга одного единственного человека — скромного юного Октавиана.

Благодаря всем этим мерам Октавиан наконец смог перетянуть на свою сторону симпатии плебса, а многие сенаторы вынуждены были принять сложившуюся реальность. Но успех пропаганды дал неожиданный эффект: легионеры начали требовать демобилизации, так как войны же закончены. Дошло даже до бунтов, которые пришлось купировать отправкой на войну в Иллирию, откуда ужасно грозили Риму местные племена.

В то же время у Антония дела шли не очень. Неудача в походе против Парфии вызвала целый каскад последствий, каждое из которых в отдельности не могло сильно повредить, но все вместе сделали ситуацию крайне опасной.

Так как Антоний не мог свободно набирать легионеров в Италии, то понесенные им потери требовалось компенсировать за счёт контингентов клиентских царств востока. Для этого вновь будет произведена перенарезка территорий, чтобы усилить наиболее компетентных правителей и их царства. Трудное положение толкнуло Антония к ещё более тесному союзу с Клеопатрой, с которой теперь уже точно у него была прочная любовная связь. Египет всё ещё был чертовски богат и мог обеспечить Антония ресурсами для войны с Парфией, и его царица готова была дать всё необходимое любимому… за ещё большее усиление Египта.

Египет после окончания парфянской войны должен был стать центром римского влияния на востоке, став как бы государством в государстве. Дети царицы получили бы под своё управление значительные территории: Александр Гелиос — Армению и земли за Евфратом, Птолемей Филадельф — Сирию и Малую Азию, Клеопатра Селена II — Киренаику, а старший Цезарион должен был стать “царем царей”, т.е. главным в этой династической империи. Такое усиление Египта может показаться чрезмерным, но во-первых, власть этих царей была бы номинальной, и последнее слово всегда было бы за Римом. А во-вторых, Александр Гелиос, Птолемей Филадельф и Клеопатра Селена были детьми Антония, а Цезарион — Цезаря.

Но этот шаг вообще не поняли в Риме. Кроме того, что Антоний делил шкуру ещё не убитого медведя — он раздавал земли своим детям от египетской царицы и фактически становился царем подчиненной Риму державы. Каким бы поборником республики себя не выставлял в пропаганде Марк, эти действия выглядели уже откровенно монархическими. Открытое сожительство с Клеопатрой на этом фоне выглядело ещё и как предательство интересов Рима — ведь формально-то земли отдавались Египту, хотя воевал бы за них Рим. Октавиан активно использовал эти два тезиса, чтобы настроить римлян против Антония.

Другой причиной для недовольства стала армянская кампания, проведенная в 35 году. Антоний захотел отомстить царю Армении за “предательство” во время похода в Парфию и захватил того в плен, а потом оккупировал страну. Сами по себе эти действия не могли вызвать недовольства. А вот устроенный по возвращению в Александрию праздник, очень напоминавший триумф, пропаганда Октавиана раздула вообще до переноса Антонием столицы в варварский город. В ту же точку била и история с женой Антония Октавией, которую он заставил вернуться в Рим из Греции, по слухам, по требованию Клеопатры, опасавшейся конкурентки.

Также слухи о богатых пирах при царском дворе раздувались до фантасмагорических рассказов о самых разнузданных непотребствах. Антонию даже пришлось писать целую книгу “О моем алкоголизме”, в модном ныне жанре “исповеди звезды” и ловле за руку дешёвок на вранье. Если до этого Антоний был гораздо популярнее своего коллеги по триумвирату, то теперь симпатии римской публики начали смещаться.

В 33 году Октавиан достаточно уверился в собственных силах и начал уже открытую кампанию против Антония, обвиняя его в предательстве Рима. Антоний отвечал агрессивно-примирительными письмами в духе “чья бы корова мычала, но давай всё же договоримся”. Однако Октавиан не желал компромисса, чувствуя, что чаша симпатий клонится в его сторону.

33 год до н.э. должен был стать последним для полномочий триумвиров. Так как ни Антоний, ни Октавиан никаких новых соглашений на этот счет на заключали, то получился комичный казус. Оба триумвира заявляли, что готовы снять с себя полномочия, но… не сняли. С 1 января 32 года до н.э. их официальный статус был совершенно неясным. Формально и Антоний, и Октавиан становились частными лицами, но они продолжили командовать войсками и фактически управлять своими половинами Республики.

Такая неопределённость положения усугубилась тем, что оба консула 32 года, Гней Домиций Агенобарб (ага, тот самый сын непримиримого помпеянца и бывший республиканец) и Гай Сосий, были сторонниками Антония. И они не преминули в сенате начать пропаганду против Октавиана. В вину ему ставилось совершенно незаконное отстранение от триумвирата Лепида, захват Сицилии и снова всплыл вопрос расселения ветеранов. Всё это было уже привычной рутиной для Рима.

Формально, разрыв не был выгоден ни одному из триумвиров, так как было совершенно неясно, кто победит. Но затягивая решение конфликта, Октавиан мог поставить себя в куда худшее положение. Весь 33 год Антоний готовился к кампании-реваншу против Парфии и даже сумел переманить на свою сторону царя Атропатены. Как только война на востоке началась бы, Октавиан стал бы заложником её исхода. Ударить в спину Антонию он не мог, так как такого мува не поняли бы его легионеры. А в случае победы в Парфии Антоний получил бы такой моральный и финансовый гандикап, что от Октавиана отвернулись бы все, кроме ближайших сподвижников. Шансы на очередную неудачу Антония, конечно же, были, но строить планы на таком исходе было очень рискованно.

Октавиану повезло, что Антоний тянул с началом похода на Парфию. Злые языки поговарили, что всё это из-за любовных утех с Клеопатрой. Однако, как мне кажется, он просто выжидал, когда позиция Октавиана станет явной. И он дождался. Весной 32 года до н.э. Октавиан устроил демарш. В окружении воинов он пришёл в сенат, уселся на кресле между консулами и заставил всех выслушать речь, обличавшую Антония. В самом выступлении не было ничего нового, но вот его условия были чрезвычайны. После этого оба консула и многие сенаторы бежали к Антонию, так как по их мнению Октавиан своими действиями уничтожил последние остатки res publica.

Впрочем, и среди сторонников Антония тоже всё было непросто. Сожительство Марка с Клеопатрой многих раздражало, но пока это не мешало римским интересам, то с ним мирились. Однако царица стремилась всё время участвовать в принятии решений, даже не касавшихся Египта. Конечно же, исключительно как союзник Рима. Но многие боялись, что интересы Клеопатры стали для Антония важнее интересов Республики. Поэтому, когда пришли вести из Рима, и Антоний принял решение всё же перебросить войска в Грецию, его уговаривали не брать с собой египетскую царицу. Однако он не внял просьбам, и это привело к разрыву с ним некоторых из сподвижников.

Вскоре в Рим прибыли старый сторонник Антония Луций Мунаций Планк, ранее командовавший войсками в Галлии, и его родственник Марк Тиций. Оба они были из ближайшего окружения Антония и знали немало его грязных секретиков. Например, о том, что в храме Весты хранится его завещание с очень своеобразными пунктами. Согласно этому документу, Антония следовало похоронить в Александрии, Цезариона — признать законным наследником Цезаря вместо Октавиана, а большую часть имущества Антония передать Клеопатре и её детям от Антония. Каждый из этих пунктов был возмутительным нарушением римских традиций и законов. Они свидетельствовали, что Антоний думал уже не как римский политик, а скорее, как египетский царь.

Естественно, что Октавиан не мог отказаться от столь мощного пропагандистского инструмента и поэтому, тоже в нарушение всех норм закона и морали, заставил весталок отдать ему документ. После чего, потрясая им, обвинил египетскую царицу Клеопатру в измене Риму. Египет выставлялся агрессивным хищником, который подчинил себе весь римский восток и даже триумвира Марка Антония. А теперь Клеопатра готовилась повести свои легионы на запад. Пропагандистская кампания оказалась крайне успешной. При этом до сих пор не ясно, а не подделал ли Октавиан завещание. Антоний ведь не не был дураком и должен был понимать, что по римским законам такое его завещание не имело силы.

Всё лето обе стороны готовились к войне. Антоний собрал стотысячную группировку в Греции и обдумывал вопрос высадки в Италии. Однако, так как Октавиан крепко держался за основные порты, передумал и решил заманить своего противника в Грецию, воспользовавшись превосходством на море.

Октавиан же, частное лицо, напомню, добился объявления его защитником Италии и на этом основании начал требовать личной присяги ему, как от легионов, так и от политиков, муниципиев и провинций. После чего через сенат был проведен закон об объявлении войны Египту. Все отлично понимали, что фактически война объявлена Антонию, но теперь он, вступая в конфликт, выглядел предателем Рима. А потому у легионеров впервые за долгие годы не возникло вопросов, почему они воюют против своих же. Финальный раунд гражданских войн начался.

Продолжение следует...

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Пост с навигацией по Cat.Cat

Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.
Канал автора в Телеграме ↩ – о Риме и не только.