Война за Одессу: первый удар 1791 года( русско-турецкая война 1787-1791 годов)⁠⁠

Война за Одессу: первые выстрелы.( русско-турецкая война 1787-1791 годов)

Война за Одессу: от Очакова к Рымнику. ( русско-турецкая война 1787-1791 годов)

Война за Одессу: штурм Измаила ( русско-турецкая война 1787-1791 годов)

Война за Одессу: начало морского противоборства( русско-турецкая война 1787-1791 годов)

Война за Одессу: Сакен и Войнович( русско-турецкая война 1787-1791 годов)

Война за Одессу: бой у Керченского пролива( русско-турецкая война 1787-1791 годов)

Война за Одессу: триумф меж Хаджибеем и Тендрой( русско-турецкая война 1787-1791 годов)

Война за Одессу: весенние тревоги 1791-го( русско-турецкая война 1787-1791 годов)

Кампания 1791-го началась гораздо раньше странной кампании года предыдущего. И началась она на Дунае, где расположилась победоносная потёмкинская армия.

После падения Измаила султан Селим III сделал оргвыводы в османском стиле: верховный визирь Русчуклу Челебизадэ Шериф Хасан-паша был отстранён от должности, а затем убит. Вторым человеком в империи падишах назначил воинственного пашу Коджу-Юсуфа, который в недавнем прошлом на этом же посту сумел нанести череду поражений австрийским войскам.

Возможно, против австрийцев новый великий визирь и смог бы предпринять что-либо эффективное, но против него стояли русские полки, избалованные грандиозными победами, а под его началом были воины, огорошенные Рымником и подавленные Измаилом. Тем не менее визирь энергично взялся за дело, пытаясь воссоздать былую сухопутную мощь и просчитать дальнейшие шаги гяуров. Вероятно, они устремятся на Силистрию, мощнейшую твердыню Северной Болгарии, прикрывавшую путь на османскую столицу. Дабы воспрепятствовать этому, Юсуф-паша решил копить войска в районе крепости Мачин (современный румынский Мэчин). Оставалась также надежда на помощь извне, от Англии и Пруссии, а при хорошем раскладе ещё и Польши со Швецией. Тогда ободрившиеся янычары могли бы смести зарвавшихся северян с побережья Дуная. А пока приходилось действовать осторожно, благо ситуация позволяла: во-первых, было традиционное зимнее затишье, во-вторых, Петербург сам опасался резким действием спровоцировать Лондон и Берлин на совместное выступление.

Был ещё один плюс — ужасный Топаль-паша, «хромой генерал» Александр Суворов, покинул театр военных действий. Старый воин, сказочно награждённый за Кинбурн и Рымник, теперь удалён в великий град на Неве получать за Измаил в большей степени комплименты, нежели награды. А с исчезновением такого вражеского полководца дела правоверных должны пойти не в пример лучше. На это, во всяком случае, надеялись в Костантинийе-Стамбуле. Но не так думал Николай Васильевич Репнин, оставленный светлейшим князем Григорием Потёмкиным «за главного» на время его отсутствия.

Изначально планы российского главкома на 1791-й не отличались размахом, ведь самым серьёзным противником в начале года виделись вовсе не османы. Уезжая в роскошную северную столицу, фельдмаршал вручил основные силы действующей на юге армии генерал-аншефу Репнину и счёл достаточным, если тот ограничится обороной от турок земель на левом берегу Дуная (проще говоря, юго-западной части современной Одесской области). Удержать эти земли за собой тогда не помышляли — хотели лишь использовать их как предмет торга, возвращая который, Россия побуждала бы османов уступить прочие требуемые от них территории, отнюдь не громадные.

Покуда Репнин будет тихо сидеть за естественным рвом Дуная, генерал-аншеф Иван Гудович (по происхождению — шляхтич и «добрый козак» Стародубщины) должен, по мысли Потёмкина, нанести главный удар кампании в совершенно другом месте — на северо-востоке черноморского побережья, овладев мощной крепостью Анапой. В то же время севастопольская эскадра контр-адмирала Фёдора Ушакова получила задачу дестабилизировать морское сообщение между Константинополем и устьем Дуная, а заодно искать основные силы османского флота для нового сражения. Последнее было непросто: отведав хлебосольства Ушакова у Керченского пролива и особенно меж Хаджибеем и Тендрой, турецкие адмиралы не слишком томились желанием вновь увидеть на горизонте грозные флаги моряков-черноморцев.

Этот план в Петербурге в целом одобрили, однако не захотели ограничиваться на Дунае одной лишь обороной, решив при необходимости щекотать неприятеля и на правом берегу великой реки.

Выбор в качестве временного главкома Репнина, а не его вечного соперника и антипода Суворова, в тот момент представлялся верхам империи резонным. Суворов — взрывной, резкий, своевольный; такой может, коли привидится ему подходящий момент, ударить по османской орде со всей силы, да, того гляди, с его-то удачливостью и везением к Константинополю пробиться. А данного сценария в Санкт-Петербурге на тот момент страшились, ибо это гарантировало войну с коалицией европейских держав. Репнин — аккуратный, педантичный, исполнительный, отличный дипломат, прекрасно разбирающийся в хитросплетениях большой европейской политики, а также добротно изучивший дворцовые нравы и обычаи османов, что помогло бы, кабы султан, наконец, проявил тягу к миру. Такой человек, понимая все риски, просто будет чётко выполнять поставленные перед ним задачи.

К этому следует добавить, что полководческая репутация Репнина, князя-Рюриковича, между прочим, была одна из лучших в стране, хотя величайшее свершение ждало его впереди — в скором будущем. Так что армию Потёмкин оставлял в надёжных руках.

Правда, он сомневался, что эти руки, равно как их обладатель, находятся на его стороне в придворной борьбе, развернувшейся в столице. Зато светлейший знал, что в государственном деле на Репнина можно положиться. Князь не сдаст интересов своей державы ни за прусскую лесть, приятную лично ему с его давним пруссофильством, ни за британское золото, приятное каждому, кто его получает, — ведь он выдержал испытание покруче. В бытность свою послом в Варшаве красавец Николай Репнин имел бурный роман с обворожительной Изабеллой Чарторыйской, ярой польской патриоткой. Причём в тот момент отношения между Россией и Речью Посполитой, точнее, со значительной частью этого ослабленного, расколотого государства, были очень сложные, и кусочек этой «линии фронта» в какой-то мере проходил в постели двух страстных влюблённых. В итоге оба они не поступились интересами своих стран (разумеется, говоря об «интересах», мы имеем в виду то, как их субъективно понимали русский князь и польская княгиня).

Невзирая на крайне натянутые отношения с Лондоном и Берлином, Петербург позволил дисциплинированному, но жаждавшему активных действий Репнину в конце марта 1791 года атаковать османов, хоть и не слишком мощно. Обрадованный Николай Васильевич выбрал целью мачинскую крепость и выделил для первого задунайского, как тогда говорили, «поиска» отряды двух генерал-поручиков (генерал-лейтенантов) Сергея Фёдоровича Голицына и Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова.

Репнинская армия сконцентрировалась на левом берегу от Галаца к устью Дуная, и роль в ней Кутузова, превратившего Измаил в русский опорный пункт, была исключительна. Гениальный полководец, будущий сокрушитель Наполеона, в тот момент он, конечно, не имел таких лавров, однако уже был на лучшем счету у придирчивого начальства, а императрица Екатерина II, сказывают, утверждала: «Надобно беречь Кутузова, он будет у меня великим генералом». Правда, именно в её правление Кутузов получил две смертельные раны, но оба раза помирать отказался, несмотря на настойчивые рекомендации врачей. С каждым сквозным ранением в голову Михаил Илларионович всё больше умнел, демонстрируя недюжинные таланты на дипломатическом и административном поприще. И Потёмкин, и Суворов, и Репнин, имевшие сложные отношения меж собой, дружно благоволили «хитрому лису», умевшему найти общий язык со многими сильными мира сего. Причём ценили его не только за великолепное полководческое чутьё, но и за способность организовать работу тыловых служб, наладить быт армии и населения на территории, ставшей ареной боевых действий (не зря он побывал комендантом Аккермана, а теперь пребывал комендантом Измаила). Кроме того, Кутузов всегда располагал прекрасной разведкой, в том числе агентурной.

Сергей Голицын, впоследствии помогавший легендарному баснописцу Ивану Крылову, далеко не столь знаменит, однако тоже заслуживает добрых слов как военачальник. И в этом поиске именно он будет обладать формальным старшинством.

По плану операции, его войска (2000 пехоты, 600 донских казаков и 600 арнаутов) должны были на судах дунайской флотилии выйти из Галаца, чтобы занять Исакчу на правом берегу. Одновременно против османов выдвигался отряд Кутузова (3000 солдат, 800 пеших казаков-черноморцев, 500 черноморских и донских конников). Как видим, кутузовские части в немалой мере состояли из черноморских казаков, бывших запорожцев, отлично зарекомендовавших себя в эту войну. Ещё одна интересная для жителей Одесской области деталь: первый визит за Дунай в войне 1787-1791 годов наносился из Измаила. Измаильский удар по Османской империи! Мог ли кто-либо из верхушки Блистательной Порты помыслить об этом ещё год назад?

Первыми за Дунаем оказались кутузовцы — им было ближе и проще, на месте их высадки не было сколь-нибудь серьёзных заслонов неприятеля. Однако им надо было одолеть ещё одно гирло Дуная (в низовьях могучий поток распадается на три рукава), прежде чем оказаться на правом берегу в строгом смысле слова. Это произошло примерно тогда, когда голицынские части вступили с противником в бой.

24 марта (4 апреля по новому стилю) Голицын отплыл из Галаца, днём позже на правом берегу десантировался отряд полковника Бардакова, очистил берег от турок и занял более-менее прочные позиции под Исакчей, а 26-го высадились основные силы. Флотилия талантливого Осипа (он же Джузеппе, Жузеп, Хосе) Михайловича де Рибаса расположилась у Исакчи так, что могла энергично обстреливать городок и его окрестности. Совместными усилиями сопротивление османов было подавлено.

К этому моменту рядом уже находились войска Кутузова, однако соединять силы для похода на мачинскую крепость военачальники не спешили: Михаил Илларионович устремился преследовать часть турок, бежавших по направлению к Бабадагу, а Сергей Фёдорович дал своим отдохнуть. Кутузов, рассеивая арьергард неприятеля, стремительно преследовал отступавших до населённого пункта Монастырище, где 27 марта всё-таки навязал им бой. Поначалу османы защищались отчаянно, но подоспевшее от Голицына мобильное подкрепление, донцы и арнауты, окончательно сломило их боевой дух, и они рассыпались кто куда. В тот же день кутузовцы возвратились к Исакче. 28 марта соединённые силы генералов выступили на Мачин, а флотилия Рибаса, нагруженная трофейными ядрами, отправилась к могучей крепости Браилову (ныне румынская Брэила).

Удар на Мачин был стремителен, но нелёгок. На пути лежало длинное дефиле, где отряд вынужденно должен вытянуться в одну колонну, — удобное место для засады. Так считали и османы, и русские, а потому первые попробовали там задержать вторых. Безуспешно: помешали авангардные донские казацкие части под предводительством бригадира Василия Петровича Орлова, лихо очистившие дефиле. Турки получили крупное подкрепление и вновь притормозили авангард. Но и к Орлову подошла подмога, своевременно высланная Голицыным. По лесистой местности казаки скрытно обошли правый фланг турок, заняли высоты, а после решительно атаковали с фронта и фланга, гнав врага более 10 вёрст, на расстояние пушечного выстрела от Мачина.

Тут уж против русского авангарда высыпала вся турецкая конница (до 2 тысяч ), укрывавшаяся за стенами крепости. Орлов остановился, дождался новых подкреплений и приказа атаковать — и рассеял неприятельских всадников по камышам и лескам. В Мачине оставалось ещё примерно тысячи две османской пехоты, однако та, увидев, как бодро удирает кавалерия, решила не испытывать судьбу и при виде приближающихся солдат императрицы шустро погрузилась на суда, отплыв в куда более надёжный Браилов.

По русским данным, в ходе этой экспедиции османы потеряли убитыми 2000 человек, 73 взято в плен, в основном офицеры, включая главного защитника Мачина трёхбунчужного пашу Арслана. В крепости захвачены 9 пушек, 5 санджаков (штандартов, знамён), 11 флажков (у турок флаги использовались шире, чем в европейских армиях) и 2 булавы. Собственные потери россияне оценили в 27 погибших и 42 раненых.

Укрепления Мачина Голицын велел разрушить, а христианских его жителей переселить на левый берег Дуная, подальше от тягот войны. Основные же русские силы двинулись дальше к Браилову. О штурме этого крепкого орешка речи не шло, тем более что его нельзя было даже обложить со всех сторон: османский тыл надёжно прикрывали австрийцы, стоявшие в Валахии и по условиям перемирия не пускавшие туда россиян. Однако напугать браиловский гарнизон было можно.

Успешные действия флотилии под командованием капитана Поскочина, полковника Рибаса и, наконец, подоспевшего генерала Рибаса привели к тому, что турки уже утратили некоторые позиции вокруг крепости. С прибытием же солдат Голицына русские 31 марта яростно штурмовали 20-пушечный передовой турецкий редут на острове. Бой выдался тяжелейшим: османы стояли насмерть, им помогали батареи Браилова и пушки турецких судов. Столь же упорно бились солдаты и казаки-черноморцы, поддерживаемые огнём флотилии. После 45 минут страшной резни холодным оружием редут пал. Один из последних его защитников бросился к пороховому погребу, взорвал его, себя и нескольких победителей, включая майора Родена. В окровавленных руинах нашёл свою смерть и отважный Хусейн-паша, не оставивший вверенное ему укрепление. Всего, по русским сведениям, из 2000 бойцов, защищавших редут, в дунайских водах спаслись лишь 15, да ещё двоих пощадили в ужасной схватке, взяв живыми. Эти данные не стоит воспринимать как высшую истину, но они показывают, насколько серьёзной оказалась та браиловская битва.

Свои потери Голицын оценил в 88 убитых и 222 раненых, отчитавшись о захвате 17 орудий (ещё три были выведены из строя и по негодности сброшены в реку), а также очередной пригоршни знамён и флагов. После этой победы русские батареи и пушки флотилии открыли ураганный огонь по Браилову (благо в Исакче и Мачине трофейных ядер захватили немало), пустив на дно ещё несколько военных судёнышек неприятеля, а 1 (12) апреля Сергей Фёдорович и его соратники отправились в обратный путь.

Дело сделано, кинжальный удар по врагу нанесён, растерянность его усилилась. Голицын заслуженно получил награду «во уважение на усердную службу и отличную храбрость, оказанную им по переходе со вверенным ему корпусом за Дунай, когда он разбил войска турецкие, завладел и разорил назначаемое для стана визирского место, город Мачин, взял в полон трёх-бунчужного пашу со многими другими чиновниками и получа в добычу пушки и знатное количество разных воинских снарядов, а сверх того, сделал добрые распоряжения, успехом увенчанные, к овладению укреплением на острову пред самым Браиловым со всею бывшею тут артиллериею с истреблением войск там находившихся».

Но развить успех Репнину не дали. В апреле при дворе почти не сомневались в неминуемости столкновения с англо-прусским альянсом и обострять ситуацию на южном фланге не хотели. Зато когда кульминация «военной тревоги» миновала, дунайской армии снова развязали руки. Правда, главную роль светлейший отводил не ей — для сговорчивости Порты в первую очередь он считал необходимым покорить Анапу.

Владислав Гребцов