Война за Одессу: от Очакова к Рымнику. ( русско-турецкая война 1787-1791 годов)⁠⁠

Война за Одессу: первые выстрелы.( русско-турецкая война 1787-1791 годов)

С трудом покорив упорный Очаков, светлейший князь Григорий Потёмкин-Таврический отбыл праздновать в Петербург. На зиму воцарилось относительное затишье, затем османская конница потеснила передовые отряды расположившейся в Молдове второй российской армии. По приказу её командующего Петра Румянцева, русский немец генерал-поручик Вилим Христофорович (Отто Вильхельм фон) Дерфельден в апреле 1789 года укротил наступательный порыв турок, разбив их в трёх сражениях подряд — в дерзком атакующем стиле, сбивая неприятеля даже с хорошо укреплённых позиций. В одном из боёв под ним была убита лошадь, генерал вылетел из седла и сильно разбил лицо, однако вскочил, обливаясь кровью, и лично повёл гренадеров вперёд — за победой и славой. Вскоре он окажется в подчинении у генерал-аншефа Александра Суворова. Между ними сложатся прекрасные отношения: Дерфельден и Суворов, оба энергичные и решительные, станут соратниками и истинными боевыми товарищами вплоть до легендарного Швейцарского похода 1799 года.

Вилим Дерфельден

Увы, гениальный Румянцев, сохранив ум и проницательность, энергией уже не блистал. Это обстоятельство использовал против него Потёмкин. Два фельдмаршала, два Александровича, но сердечным другом императрицы Екатерины был только один из них, и он не любил делиться славой. В итоге обе армии весной 1789-го объединили в одну во главе с Григорием Александровичем, а Петра Александровича отстранили, хотя тот, обиженный до глубины души, надолго застрял в молдавских Яссах в знак протеста. Командовать частями, которыми прежде руководил кагульский герой, временно назначили генерал-аншефа Николая Репнина. А чуть раньше царица направила в Румянцевскую армию Суворова, зная о его сложных отношениях с Потёмкиным (в понимании светлейшего, прошлым летом генерал проштрафился под Очаковом, в связи с чем лишился милости любимца государыни). Однако после отстранения Румянцева Суворов вновь оказался в подчинении у всесильного фаворита, а в определённой степени — и у Репнина, хотя они являлись полными антиподами и не выносили друг друга.

Александр Васильевич получил дивизию, дислоцированную у города Бырлад (ныне Румыния). В относительной близости от неё располагался австрийский корпус принца Кобургского, недавнего покорителя Хотина, и это оказалось для Суворова настоящим подарком судьбы.

Когда светлейший, наконец, прибыл в армию, мысли его занимали Бендеры, мощная крепость на Днестре, захват которой прославил Петра Панина в 1770 году. Расквартированные в Молдавии дивизии рассматривались как вспомогательные в этом деле. Потёмкин, подлинно великий государственный ум, благодетель солдат и отличный командир дивизии, терялся, когда надо было руководить армией. Суворов же, напротив, мечтал получить самостоятельность в действиях и как можно больше людей, необходимых для эпических свершений. Пока, однако, он довольствовался десятью тысячами. Так бы и застрять ему на вторых ролях в молдавской глуши, если бы на выручку не подоспели… османы.

Возглавлял их тоже самый что ни на есть осман — Осман-паша. Он и не знал, что спешит на север делать Суворову карьеру, поскольку изначально великий (верховный) визирь Коджа Юсуф-паша отправил Османа потрепать австрийский корпус Кобурга, выделив для этого 30 тысяч воинов — тысяч на 10 больше, чем имели австрийцы. Вдобавок, распуская слухи, турки сильно преувеличивали численность наступавших, и принц запросил помощи у Суворова.

Оставив необходимый заслон в Бырладе, Александр Васильевич устремился на выручку. Переход был совершён с молниеносной скоростью; позже Суворов не без основания заявит: «У меня нет медленных и быстрых маршей. Вперёд! И орлы полетели!» «Орлы», одолев многие природные препятствия, прилетели как раз вовремя: турки только приближались к австрийцам. Обрадованный Кобург 18 (29) июля послал к Суворову адъютанта, прося о встрече для выработки плана совместных действий. Однако посланцу деликатно объявили, что генерал Суворов отсутствует. Второму гонцу вежливо сообщили, что генерал Суворов молится Богу. Третий Кобургов адъютант не без интереса узнал, что генерал Суворов спит.

Читателям наверняка не составит труда представить чувства принца, а немецкий язык достаточно богат, чтобы породистый военачальник мог их образно сформулировать. И вдруг поздним вечером того же дня Кобург получил краткую категорическую записку от русского полководца, где излагались задачи их корпусов во время совместного похода и грядущего сражения. К счастью, у принца хватило ума и выдержки не оспаривать мнения коллеги, о котором он уже был наслышан как о чудесном полководце, хотя Кобург обладал формальным старшинством, да и австрийцев было примерно 18 тысяч, а русских — не более 7 тысяч.

Союзники двинулись в совместную атаку на османов у города Фокшаны и 21 июля (1 августа) в тяжкой битве вдребезги разбили их. Вдохновлённые яростной наступательной манерой Суворова и его «чудо-богатырей», австрийцы отчаянно стремились соответствовать и дрались блестяще.

Особенно отличился лихой кавалерийский командир Андреас Карачай, с тех пор и до конца своих дней остававшийся горячим поклонником Александра Васильевича (своего родившегося вскоре сына он назовёт Александром).

Подлинно великодушный Кобург, вдобавок окрылённый крупной викторией, легко простил суворовскую выходку перед боем (её автор потом объяснял, что просто хотел избежать ненужного спора с австрийцем, храбрым, умным, но привыкшим действовать по шаблону, а план Суворова схему ломал и к тому же заставлял импровизировать). Два генерала превратились в настоящих братьев по оружию, и потом оба вспоминали период их взаимодействия как самое чистое, самое искреннее сотрудничество. Благородный принц безоговорочно признавал гений «напарника», называя Александра Васильевича своим «великим учителем». Именно этому боевому братству Россия обязана второму по масштабам и невероятности произошедшего (после Кагульской битвы) торжеству русского оружия в полевом сражении 18 века.

Однако хронологическая последовательность требует отвлечься от суворовских дел и упомянуть о делах репнинских, тем более что они снова, как и за 19 лет до того, происходили в Буджаке (юго-запад нынешней Одесской области). Кстати, Репнин, считавший Суворова «натуралистом», не обременённым полководческим дарованием, но баловнем военной фортуны, после Фокшан горячо поздравил Кобурга, будто тот и был главным автором победы, за что получил выговор от Потёмкина, в котором гордость за «своего» оказалась выше личных конфликтов с Суворовым.

Теперь уже Репнин, прикрывая фланги светлейшего, набросился на активизировавшийся отряд отважного Хасана-паши. В упорном бою у слияния рек Малая и Большая Сальча, недалеко от нынешнего Болграда, Николай Васильевич нанёс поражение способному противнику. Османы оставили ночью хорошо укреплённый лагерь с многочисленными припасами и с завидной скоростью устремились к измаильским стенам. Князь энергично преследовал неприятеля. Подойдя поближе к Дунаю, он направил надёжных людей на рекогносцировку.

Рекогносцировка показала то, что уже знали и раньше: измаильская крепость, пусть незавершённая, разительно изменилась со времён первого появления там Репнина почти два десятилетия назад. Она превратилась в мощнейшую твердыню, овладеть которой с суши едва ли представлялось возможным, тем более без осадной артиллерии, с солдатами, утомлёнными боями и переходами. Однако Николай Васильевич решил попытаться, надеясь на панику, проявившуюся ранее у османов на Сальче, и рассчитывая как минимум уничтожить предместье, чтобы облегчить занятие Измаила в будущем.

Опрокинув турецкую кавалерию, войска расположились на расстоянии пушечного выстрела от огромных валов, надёжно укрывавших противника. 58 полковых орудий Репнина часами расстреливали крепость и предместье. Турки яростно отвечали, обе стороны несли ощутимые потери. Русским удалось зажечь строения, пожар энергично распространялся, охватив большую часть города. Османские укрепления были повреждены огнём артиллерии, солдаты ожидали приказа броситься на штурм, однако последовал иной приказ — отступать. С музыкой и барабанным боем, но — отступать!

Некоторые искренне считали, что проявивший такую энергию и решительность Репнин просто не мог отойти без прямого приказа Потёмкина: мол, светлейший возревновал к удачливому сопернику, побоялся, что тот за взятие Измаила получит фельдмаршальский жезл, и велел ему крепости не брать. Источники действительно зафиксировали прибытие в решительный момент курьера от главнокомандующего, после чего стрельба и прекратилась. Между тем сам Репнин в рапорте к своему начальнику взял ответственность на себя: «Исполнив повеление вашей светлости, чтобы сберегать людей, на эскаладу крепости я не решился, а только продолжал канонаду…»

Действительно ли один князь подчинился приказу другого, или же генерал-аншеф побоялся страшного штурма мощной крепости во главе уставших, голодных солдат, штурма, который вовсе не обещал успех, но гарантировал громадный урон, за который пришлось бы отвечать не только перед Богом, но и перед Потёмкиным и императрицей?.. Факт в том, что русские войска на сей раз отошли от измаильской твердыни, хотя сильно потревожили её.

То, что Потёмкин с энтузиазмом загубил бы карьеру Репнина, не простив ему больших потерь в случае неудачи, явствует из дальнейших распоряжений светлейшего. Фельдмаршал разделил Репнинский корпус на три части, направив их в подкрепление другим генералам. Самого же Николая Васильевича убрали с глаз долой в Крым, вместо сражений с османами вынудив заведовать строительством землянок для солдат.

Румянцев уже был отстранён от командования. Теперь другого восхитительного военачальника, Репнина, удалили из действующей армии. Таким образом, из трёх лучших шпаг России того времени на театре боевых действий осталась одна, суворовская. Но и её хватило.

Османская держава тоже предприняла рокировку: Коджа Юсуф-паша в должности великого визиря был сменён бравым черкесом пашой Кетхюдой Хасаном. Тот решил для начала попрактиковаться на австрийцах и в качестве «мальчика для битья» снова выбрал принца Кобургского, только атаковать решил не корпусом, а целой армией, численность которой оценивают в 60, 75, 90, 100 тысяч. Осознав это, австрийский аристократ почувствовал себя крайне неуютно и вновь стал слать гонца за гонцом к Суворову. Александр Васильевич снова бросился выручать соратника, а Потёмкин доложил Екатерине II: «Кобург почти караул кричит», но Суворов едва ли поспеет вовремя.

К счастью для союзников, османы не отличались стремительностью, в отличие от суворовских солдат, вновь преодолевших массу трудностей (из-за обильных дождей обычно смирные местные реки сделались серьёзной преградой) и снова опередивших турок. Кобург радостно приветствовал своего «спасителя», но Суворов тут же шокировал его, заявив, что надо атаковать неприятеля.

У союзников людей было примерно столько же, сколько при Фокшанской баталии — 25 тысяч. Османов, как они полагали, — 100 тысяч. Скорее всего, это количество преувеличено или включает в себя немалое число нестроевых, но союзники считали именно так. Напасть на турок в укреплённом лагере, когда они вчетверо превосходят по численности? Самоубийство и сумасшествие. Принц стал отпираться, Александр Васильевич — напирать и заявил, что если Кобург откажется, русские (7 тысяч) сами атакуют врага. Бедному австрийцу пришлось согласиться.

Оставив измученных сверхскоростным маршем солдат отдыхать, почти 60-летний Суворов вскарабкался на дерево и тщательно осмотрел расположение неприятеля. Турки фактически раздробили свои силы на три части, и этим генерал решил воспользоваться.

А дальше 11 (22) сентября у реки Рымник произошло просто невероятное: вихрь, буря, ураган пронёсся над бесчисленными полчищами неприятеля, и имя ему — Суворов. Внезапно атаковав, русские в бешеном темпе теснили турок, громя противника по частям; Александр Васильевич, ещё недавно мучимый лихорадкой, поспевал везде, был в первых рядах, подбадривал, вселял уверенность. На своём фланге геройски сражались австрийцы во главе с Кобургом, действовавшим очень грамотно. А между двумя корпусами, эдаким «связующим звеном», отчаянно рубились с искусными восточными всадниками доблестные кавалеристы Карачая, к которым порой устремлялась на помощь русская пехота. Артиллерия союзников работала замечательно, подавляя вражеские батареи. Этот смерч просто выкорчёвывал сопротивляющихся османов, потрясённых и тем, что они видят перед собой русских, которые, по их предположениям, должны находиться далеко от места битвы, и тем, что горсть гяуров имеет дерзость атаковать главную армию Блистательной Порты на укреплённых позициях.

В конце концов союзники соединились перед главным неприятельским лагерем, и тут Суворов сделал нестандартный для той эпохи ход конём — почти в прямом смысле слова, поскольку, заметив небольшую высоту турецких укреплений, бросил на штурм лагеря всю союзную кавалерию. Разноплеменные конники лихо перемахнули через окопы, сковав боем опешивших янычар. В это время в яростную штыковую атаку устремилась пехота.

Османы побежали. Войско визиря охватила дикая паника. О сопротивлении уже не помышляли — мечтали только быстрее удрать за вздувшийся от дождей Рымник. Разгром был полнейший. Полевая армия Османской империи перестала существовать, большей частью рассеявшись по валашским просторам, оставив победителям все 80 орудий и богатый обоз. Её потери оцениваются в пределах от 5 до 20 тысяч, тогда как победители лишились примерно 650 бойцов (согласно официальным данным, возможно, заниженным).

Фантастическая виктория на Рымнике принесла Суворову российский титул графа Рымникского и заодно графа Священной Римской империи, высочайший полководческий орден святого Георгия 1-го класса и «целую телегу с бриллиантами», по выражению императрицы, расщедрившейся на многочисленные усыпанные алмазами награды для своего триумфатора. Принц Кобургский, превратившийся в героя в глазах австрийского высшего света, также был щедро награждён, хотя, разумеется, его особо одаривала Вена, а не Петербург.

Рымник подорвал мужество гарнизонов османских твердынь, не рассчитывавших более на помощь извне. Мощный Белград сдался Лаудону, Кобург же вступил в Бухарест, важный не как крепость, а как город. В свою очередь Потёмкин без труда овладел могучими Бендерами, которые в прошлую русско-турецкую войну оказали героическое сопротивление.

Кроме того, в ходе кампании 1789 года на территории современной Одесской области пали крепости помельче, включая эффектный Аккерман и замок, что защищал небольшое поселение Хаджибей, на месте которого позже раскинется Одесса.

Казалось бы, военное счастье полностью на стороне союзников. Но 1790 год всё сильно усложнил.

Владислав Гребцов