Тётушка. Часть вторая.
Вторая часть рассказа, затрагивающего мистику, тётушку и, на этот раз, её тараканов.
-Тётушка.
-Да, Аркаша?
-Куранты добивают. Я принёс вам бокал с шампанским.
-Зачем?
-Ну, вроде как принято желание загадывать. Под бой колоколов в эту ночь. Чтобы исполнилось наверняка.
-Часто исполняется, мальчик мой?
-Наверное. Я не замечал. Вы какая-то задумчивая. Я вас встревожил чем-то или огорчил?
-Нет-нет, Аркашенька. Я просто устала сегодня, много книг пришлось перебрать. В понедельник сможешь посмотреть мою библиотеку. А теперь - ступай, юное дарование.
-С наступающим Новым Годом, Тётя!
-И тебя, мальчик мой. Тебе, кстати, весьма идёт новая причёска.
-Спасибо...правда, мне кажется, что левый висок выбрит криво. Ну да чего это я. Отдыхайте.
Глядя на закрывшуюся дверь, женщина нервно дёрнула пальцами. Пришлось следить за дыханием, чтобы не выдать стон. Руку продолжало сводить, как разум, в который внезапно хлынули ненужные воспоминания. Всхлипнув громко против своей воли, она поддалась назад, отъезжая на кресле, упёрлась в холодную стену и закрыла глаза. Виски ломило, а перед опущенными веками кто-то повесил темный лист железа. И бил по нему молотками, оставляя красные потёки. Губы неслышно дёргались, пытаясь что-то то ли спросить, то ли позвать кого-то на помощь.
Крики стаи ворон на крыше стиснули грудь. Пальцы не успели, схватили чёрную шаль, сжали, отшвырнули.
В окно забились чёрные птицы. Одни стучали костяными наростами, другие ударялись всей тушкой. Если бы не заплатила за смену окон, сейчас здесь была бы "полна горница гостей". Нежданных, незваных, преждевременных. Сквозь шум в ушах, она начала различать какие-то хриплые звуки, повторяющиеся с определенной частотой. Словно зловещий караван, целенаправленно бредущий через пески. Чёрные покачивающиеся фигуры, везущие в деревянных ящиках чуму. Один из всадников на ярко-коричневом верблюде, отодвигает полоску ткани. Серые длинные губы растягиваются в неприятной усмешке, обнажая края ровных зубов. Он открывает рот шире и выталкивает из него имя. Её имя. Набор звуков, которые женщина в своей сидячей жизни слышала всего несколько раз.
Понимая, что его заметили, караванщик хлещет оглохшего от крика ворон верблюда и направляется прямо к ней.
-Тебя нет. Тебя нет! Вы все - просто моё воображение!
Он ещё далеко, их разделяют барханы. Но женщина знает, его уши улавливают то, что ему предназначено. Бег верблюда замедляется, ветер бросает его назад, сгоняет с бархана. Но жесткие пальцы держат холку крепко. Наездник склоняется к уху дрожащего под порывами зверя и что-то хрипит. Чумной караван движется следом.
-Тебя нет!
В голосе женщины прорезается сталь, накопленная за десятилетия прожитой жизни. Усилием воли выровняв дыхание, она выпрямляется в кресле и смотрит прямо на стоящего перед ней всадника. Глаза в глаза. Своим страхам, своему прошлому, своим ошибкам. Он - рожденный в бреду концентрат груза её неуверенности.
-Я есть. Я здесь.
Несколько шагов вперёд, и он уже склоняется над ней. Прищуренные глаза с ненавистью и интересом вглядываются в распятую на своём кресле женщину. Та хрипло дышит, а затем поддаётся вперёд.
-Ты есть, но только пока я этого хочу. Против своей воли. Сколько лет ты бродишь по пустыне, тщась отыскать мой след, и столько же лет тебе ещё бродить в этой бездне, погонщик скота.
Гость отшатывается, серое лицо темнеет, ноздри гневно раздуваются, становясь похожими на звериные норы. Женщине кажется, что из одной выглядывает какая-то крыса.
-Я пришёл за тобой. Уже.
-Но не возьмёшь ни меня, ни коня. Можешь забирать свою беснующуюся стаю за окнами и сгинуть в небытие.
Если бы он мог, его руки сейчас обхватили её шею и с силой рванули. Это - не тот визитёр, который станет ругаться, пускать слюни и грозить. Он бы просто убил. Это читалось в его прерывистом дыхании, напряженной позе и скользящим по комнате глазам. Существо из её сознания искало способ найти себе физическое воплощение для одного единственного дела. А может - движения.
-Убирайся прочь, - повторил женский голос. - Ты пришёл, чтобы напомнить мне мою вину. Ты - след на траве, давно засыпанный снегом. Он выжег тебя, как время уничтожило боль.
-Боль не уничтожается так просто, дура.
-А что ты можешь знать об этом? Ты - призрак, рожденный этой болью. Конечно, для тебя она - весь мир. Ты зациклен в ней, поскольку не знаешь иной жизни. Палач, шедший за своей жертвой тридцать пять лет. Что теперь, караванщик? Стоишь передо мной в своём облачении. Только древко топора отсырело, а лезвие давно сожрало серое солнце.
-Я чувствовал твой страх, дорога привела сюда. Ты передо мной.
Слова серого звучали подобное мантре, которой он пытался удержаться на волнах жизни. Хищные пальцы дёргались, то ли сжимаясь на шее жертвы, то ли пытаясь найти верёвку, по которой можно отсюда выбраться.
-Ты упрям и, видимо, глуп. Резким звуком можно напугать даже сильного зверя. Вспышкой памяти - человека, прожившего и живущего дальше. В твоей власти являться в мою спальню, но это больше похоже на визиты неумелого любовника.
Женщина улыбнулась.
-Ты будешь плутать в бездне ещё долгие годы, ведя свой караван мимо песков. Грозить чернеющему солнцу, купаться в ненависти ко мне и обиде...
-Отпусти нас. - гость подался вперёд. Тело всадника била дрожь, скованная страхом и злостью. - Освободи, и мы больше никогда не явимся к тебе. Если ты посмела дать волю себе, дай и нам. Уничтожь, но разорви проклятую цепь следов, по которой мы идём уже вечность.
Кресло со скрипом подъехало к большому окну. Там, за стеклом, неспешно падали большие хлопья. Садились на подоконник, срывались вниз, сшибали соседей, комкались, били прохожих по шапкам. Где-то на углу, подпрыгивая, заводил свою рекламную шарманку мальчик-болванчик со стеклянными глазами. Тянущиеся от него проводки были незаметны обычному глазу и уходили в темноту офиса.
Вороны унеслись прочь. Возможно туда, где разгружая утомленный караван, стоял и смотрел в ночное небо сереющий контур.
-Ну что же, совесть. С Новым Годом тебя, будь спокойна.