Тень Усть-Илги (Часть 3/5)⁠⁠

Тень Усть-Илги (Часть 2/5)

Глава 5. Явление

Сон капитана Куницына в ту ночь походил на некое мистическое представление в театре абсурда. Олег просыпался от странных звуков — то ли завывал ветер в щелях старого здания, то ли кто-то бродил по улице, шаркая подошвами по утоптанной земле.

«Нервы, — размышлял он, лежа в темноте и прислушиваясь к ночным шорохам. — Обыкновенное нервное напряжение от пребывания в глуши. Москвич привыкает к городскому шуму — трамваи, автомобили, разговоры прохожих. А здесь тишина звенит в ушах, и мозг начинает сочинять несуществующие звуки».

Однако когда в половине третьего ему померещилось, что за окном мелькнула детская фигурка, Олег все же встал и заглянул сквозь занавеску. Лунный свет заливал пустую улицу серебристым сиянием. Никого.

«Галлюцинации от недосыпа и стресса», — диагностировал он сам себе и вернулся в постель.

Утром его разбудил настойчивый стук в дверь. На пороге стояла Анна Васильевна — бледная, с покрасневшими от слез глазами, в наспех накинутом платке.

— Милый мой, голубчик, — заговорила она, хватая Олега за рукав дрожащими пальцами. — Беда приключилась! Внучка моя, Настенька, всю ночь не спала, плакала. Говорит — мальчик к ней в оконце стучится. А поутру встала и к церкви идти собирается. Говорит, ждут ее там.

Олег быстро оделся, мысленно отмечая, что истерика пожилой женщины — вещь вполне объяснимая. Смерть ребенка в маленьком селе всегда производит сильное впечатление, особенно на людей суеверных и впечатлительных.

— Сколько лет девочке? — спросил он, натягивая рубашку.

— Семь годков. Умненькая такая, а теперь... — старуха всхлипнула. — Говорит странные вещи. Про тех, кто в лесу живет, про старые времена. Откуда ей знать такое?

«Детское воображение, — подумал Олег. — Наслушалась деревенских россказней, вот и фантазирует».

Дом Анны Васильевны встретил их атмосферой тревожной тишины. Настя сидела на крыльце — худенькая девочка с огромными темными глазами, в которых было слишком много печали для семилетнего ребенка. Взгляд ее был устремлен в сторону заброшенной церкви, а губы тихонько напевали какую-то незнакомую мелодию.

— Настя, — мягко окликнул ее Олег, присаживаясь рядом на выщербленные ступени. — Расскажи мне, что тебе снилось?

Девочка повернулась к нему, и в ее взгляде капитан увидел такую глубокую тоску, что невольно поежился.

— Мальчик приходил, — ответила она едва слышным голосом. — Он очень-очень грустный. Говорит, что одному плохо, что все его боятся. А он не злой. Просто хочет домой.

«Обыкновенный детский кошмар, — успокаивал себя Олег. — Ребенок услышал разговоры взрослых о найденном теле, воображение дорисовало остальное».

— А где его дом? — продолжил он расспросы.

— Там, — Настя указала тонким пальчиком на церковь. — В красивом доме с колокольчиками. Он показывал мне — раньше там было много людей, пели песни, зажигали свечки. А теперь пусто и страшно.

Анна Васильевна схватила внучку за руку.

— Пойдем домой, Настенька. Не нужно о таком думать.

Но девочка вдруг вырвалась и побежала в сторону церкви. Олег и старуха бросились за ней.

Настя остановилась у покосившейся ограды храма и протянула руки к заколоченному входу, словно обращаясь к кому-то невидимому.

— Он здесь, — прошептала она. — Зовет меня.

Олег подхватил девочку на руки. Она была легкой, как воробышек, и дрожала всем тельцем.

— Отведите ее домой, — сказал он Анне Васильевне. — И не оставляйте одну. Ни на минуту.

Когда они ушли, капитан остался у церкви в полном одиночестве.

Храм Одигитриевской иконы Божьей Матери являл собой печальное зрелище запустения. Некогда величественное строение из местного камня потемнело от времени и непогоды. Стены, сложенные еще в начале XIX столетия, покрылись мхом и лишайником. Высокая колокольня с луковичным куполом накренилась набок, словно склоняя голову под тяжестью лет. Кресты на куполах почернели и покосились. Окна были наглухо заколочены досками, которые местами сгнили и провисли.

«А ведь когда-то это было великолепное сооружение», — размышлял Олег вспомнив свой недавний сон, обходя храм по периметру. Он мог представить былое великолепие: золоченые купола, сияющие на солнце, свежую краску на стенах, толпы прихожан в воскресное утро, звон колоколов, разносящийся над селом...

«Бредни все это, — одернул он себя. — Обыкновенная заброшенная церковь в вымирающем селе. Ничего мистического».

С одной стороны здания обнаружилась небольшая дверца, ведущая, по-видимому, в подвал или ризницу. Замок на ней был старинный, ржавый, но все еще крепкий.

— Думаете войти?

Олег обернулся. К нему подходил Иван с небольшим рюкзаком за плечами, на лице — привычная полуулыбка.

— А можно?

— Если найти ключ. — Нестеров достал из кармана связку старых ключей. — Анна Васильевна дала. Говорит, покойный муж ее был церковным старостой, ключи у него остались.

Третий ключ подошел. Дверь открылась со зловещим скрипом, выпуская наружу затхлый воздух, густо пропитанный плесенью, сыростью и тем неприятным запахом, который преследовал Олега с первого дня пребывания в Усть-Илге.

— Фонарик взяли? — спросил Иван.

— У меня есть в телефоне.

Внутри храма царил полумрак, едва разбавляемый тонкими лучами света, проникавшими сквозь щели в заколоченных окнах. Пол был завален церковной утварью — покрытыми пылью и паутиной иконами, полусгнившими досками от разрушенных скамей, ржавыми подсвечниками.

«Какое святотатство», — подумал Олег, хотя сам не считал себя верующим.

Даже в таком плачевном состоянии церковь поражала своими размерами и следами былого великолепия. Высокие своды терялись в полумраке. Стены были украшены остатками фресок — местами виднелись лики святых, покрытые плесенью и копотью, но все еще различимые. Иконостас был почти полностью разрушен, но кое-где сохранились резные элементы тончайшей работы — завитки, херувимы, виноградные лозы, потемневшие от времени, но сохранившие следы позолоты.

— Архиепископ Вениамин освящал, — сказал Иван, направляя луч фонарика на полустертую надпись на стене. — В 1804-м году построили, а освятили в 1874-м.

— Много прихожан было?

— Больше тысячи трехсот душ числилось. Теперь во всей округе столько не наберется.

Они медленно прошли к алтарной части. Олег внимательно разглядывал убранство — или то, что от него осталось. Престол был разрушен, мраморные плиты треснули и покрылись мхом. Царские врата валялись в углу, их золоченые оклады кто-то давно содрал.

«Варварство, — думал капитан. — Впрочем, что взять с людей, которым внушали, что религия — опиум для народа».

За престолом Олег заметил нечто странное — в полу виднелось прямоугольное углубление, искусно замаскированное, но все же различимое при внимательном рассмотрении.

— Иван, взгляните-ка сюда.

Нестеров подошел и присвистнул.

— Похоже на тайник. В старину священники часто прятали церковные ценности во время войн и смут.

— Попробуем открыть?

Они принялись искать среди церковного хлама что-нибудь подходящее. Иван нашел крепкий железный прут. Осторожно поддели края углубления. Доски, прикрывавшие тайник, поддались удивительно легко — словно кто-то недавно ими пользовался.

Олег направил луч фонарика в открывшееся пространство.

На дне, аккуратно уложенные, лежали книги.

Старые, в кожаных переплетах, покрытые пылью, но сохранившиеся значительно лучше, чем можно было ожидать. Иван осторожно достал одну из них и раскрыл.

— Церковная литература, — констатировал он, разглядывая пожелтевшие страницы. — Молитвослов... служебник... а это что?

Он показал Олегу разворот, исписанный мелким, но четким церковнославянским почерком.

— «Об изгнании духов нечистых», — с трудом прочитал Иван. — «Об упокоении душ неприкаянных». «О детях, оставленных в пустыне».

У Олега пересохло во рту. Совпадение? Но слишком уж странное...

— Читайте дальше, — попросил он, стараясь сохранить скептический тон.

Иван перелистал несколько страниц, напряженно всматриваясь в старинный текст.

— Здесь описание какого-то обряда. «Егда случится духу неприкаянному смущать люди и творить пакости, тогда подобает...» — дальше неразборчиво. А вот еще: «Взять коры березовой, мха лесного, смолы еловой и крови жертвенной...»

Олег почувствовал, как мурашки побежали по спине. Это же в точности соответствовало тому веществу, которое эксперт обнаружила на теле мальчика!

«Совпадение, — убеждал он себя. — Простое совпадение. В старину использовали природные материалы для разных целей — лечения, ритуалов, бальзамирования».

— Похоже на то же самое, — заметил Иван, словно читая его мысли.

Они достали все книги и перенесли их ближе к окну, где был посильнее свет. Большинство текстов было написано на церковнославянском, но кое-что попадалось и на русском языке, правда, в дореволюционной орфографии.

В одной из книг Олег обнаружил подробное описание, от которого стало не по себе. Автором значился некий иерей Феодор, служивший в этом самом храме в конце XIX века.

«Случилось в лето 7406-е от сотворения мира (1898 год от Р.Х.) великое бедствие в пределах нашего прихода, — читал капитан, с трудом разбирая старинное письмо. — Явился дух отрока, коего за два года до того оставили в лесу родители его в голодное время. Дух сей творил пакости великие: скот болел, урожай на полях гнил, дети странные сны видели. И обратились ко мне люди с просьбой помочь...»

«Чушь собачья, — думал Олег, продолжая читать. — Средневековые суеверия. Но почему же все так точно совпадает с тем, что происходит сейчас?»

Иерей Феодор подробно описывал, как он «изгнал духа» с помощью специального обряда, проведенного «в том месте, где отрок оставлен был, при камнях древних». Использовались те же самые ингредиенты, что и обнаруженные на теле мальчика. А завершался ритуал молитвами «пред иконой Пресвятой Богородицы Одигитрии, дабы указала Она путь духу к покою».

— Значит, это уже случалось, — пробормотал Олег. — И выход, теоретически, был найден.

— Если все это правда... — сказал Иван. — А мне почему-то кажется, что правда.

«Бред, — твердил себе Олег. — Полный бред. Я образованный человек, офицер полиции, а не средневековый крестьянин. Не могу же я всерьез рассматривать возможность того, что...»

Но мысль оборвалась, не успев оформиться. Потому что в этот момент в церкви внезапно стало совсем темно. Единственный луч света, проникавший через щель в заколоченном окне, исчез, словно что-то заслонило его снаружи. За стенами храма поднялся ветер — завывающий, зловещий, заставлявший скрипеть старые доски и лязгать железом.

— Гроза начинается, — сказал Иван, но в его голосе прозвучала неуверенность.

И тут в дальнем углу церкви что-то зашуршало. Не так, как шуршат крысы или падающие листья. По-другому. По-человечески.

Куницын направил туда фонарик, но луч света выхватил только груды церковной утвари и покрытые паутиной иконы.

Шорох повторился, на этот раз заметно ближе.

— Может, животное какое, — прошептал Иван, но рука его инстинктивно легла на кобуру.

— Может быть, — согласился Олег, чувствуя, как учащается сердцебиение.

А потом они услышали голос.

Тихий, детский, полный невыразимой печали:

— Не уходите. Я так долго один был.

У Олега волосы встали дыбом. Холод пробежал по позвоночнику, дыхание участилось. Все его материалистическое мировоззрение затрещало по швам.

«Этого не может быть, — твердил он себе. — Галлюцинации. Самовнушение. Влияние обстановки».

— Помогите мне, — продолжал голос. — Я не хочу никому зла. Просто хочу домой.

В дальнем углу церкви появилось слабое свечение — сначала едва заметное, потом все ярче. И в этом призрачном сиянии проступила фигурка мальчика.

Того самого мальчика, которого они нашли в лесу.

Олег невольно попятился, отчаянно пытаясь найти рациональное объяснение происходящему. Рядом с ним Иван напрягся и начал что-то шептать на саха тыле — своем родном языке.

«Коллективная галлюцинация, — лихорадочно размышлял капитан. — Отравление спорами плесени. Инфразвук от ветра. Что угодно, только не...»

Но мальчик стоял возле разрушенного иконостаса и смотрел на них большими, полными слез глазами. Одежда на нем была та же — простая рубашка и штаны, но теперь казалась полупрозрачной, словно сотканная из лунного света.

— Верните меня домой, — попросил призрак. — Я помню, как здесь было красиво. Люди приходили, молились, пели. А я стоял в углу и слушал. Мне было хорошо.

«Аудиогаллюцинация, — отчаянно думал Олег. — Психоз. Нервный срыв».

Но голос прозвучал снова, ясно и отчетливо:

— Как тебя зовут, мальчик?

К своему изумлению, Олег понял, что это он сам задал вопрос.

— Не помню, — ответил призрак. — Никто никогда не звал меня по имени. Мама говорила «сынок», больше ничего.

И тогда последние остатки скептицизма капитана Куницына рухнули окончательно.

Потому что боль в голосе ребенка была слишком реальной, чтобы быть плодом воображения. Слишком человечной, чтобы быть галлюцинацией. Слишком искренней, чтобы быть ложной.

— А что случилось с твоими родителями? — спросил Олег, стараясь, чтобы голос не дрожал.

«Должно быть, выгляжу совершенно идиотски, беседуя с галлюцинацией, — думал он. Но галлюцинация отвечала слишком связно, слишком по-человечески».

— Голод был, — ответил мальчик, и в его голосе прозвучала такая тоска, что у капитана сжалось сердце. — Хлеба не было, картошка вся сгнила. Маленькая сестренка плакала, а есть нечего. И папа меня в лес отвел. Сказал, духи решат — жить мне или нет.

Призрак всхлипнул, и этот звук показался Олегу более реальным, чем все происходившее с ним за последние дни.

— А духи не взяли. Я долго ждал, ел ягоды, кору и мох, пил из ручья. А потом... потом стало очень холодно и темно.

Олег сглотнул. Картина, которую рисовал призрак, была ужасающей в своей простоте. Ребенок, оставленный умирать в лесу, проведший последние месяцы жизни в полном одиночестве.

«Это же чудовищно, — размышлял капитан. — Каким отчаянием должны были быть охвачены родители, чтобы решиться на такое? И какой болью наполнилось сердце ребенка, понявшего, что его бросили?».

— А почему ты вернулся сейчас? — спросил он вслух.

— Не знаю, — призрак покачал головой. — Спал я долго-долго, а потом проснулся. И увидел, что церковь пустая, село почти пустое. И стало мне еще грустнее.

Мальчик сделал шаг вперед, и температура в церкви заметно упала. Дыхание Олега превратилось в пар.

— А потом приехали вы. И я подумал — может, вы мне поможете?

— Чем поможем? — спросил Олег, краем глаза замечая, что Иван напряженно вслушивается в каждое слово.

— Найдете мне место. Где я буду не один. Где меня не будут бояться.

Иван зашептал Олегу на ухо:

— Не обещайте ему ничего. Он не понимает, что мертв. Для него мы — живые люди, с которыми он может подружиться.

«Но разве он не прав? — думал Олег, глядя в полные надежды глаза призрака. Что плохого в том, что он хочет дружбы? Что страшного в желании не быть одному?»

— Мальчик, — осторожно сказал он вслух. — Мы хотим тебе помочь. Но ты же понимаешь, что не можешь остаться среди... обычных людей?

Лицо призрака исказилось от боли.

— Почему? Почему все меня прогоняют? Я не плохой! Я никого не обижал!

Свечение вокруг него стало ярче, а в воздухе появилось какое-то напряжение, словно перед грозой. Олег почувствовал, как волосы на руках встают дыбом.

— Мы не прогоняем тебя, — быстро сказал он. — Мы хотим найти тебе покой. Настоящий покой, где тебе будет хорошо.

— Где? — В голосе мальчика зазвучала робкая надежда.

— Там, где живут все дети, которые... которые ушли слишком рано. Там тебя ждут.

— Правда?

— Правда. Но для этого нужно совершить специальный обряд. В том месте, где тебя когда-то оставили.

Призрак помолчал, обдумывая услышанное. На его детском лице боролись разные эмоции — надежда и недоверие, желание поверить и горький опыт обманов.

— А вы не обманываете? Взрослые часто обманывают.

Из уст ребенка эти слова прозвучали особенно горько. Сколько раз его обманывали при жизни? Сколько обещаний не выполнили?

— Не обманываем, — твердо сказал Олег.

— Хорошо, — наконец кивнул мальчик. — Я подожду. Но недолго.

И тут его взгляд потеплел, в нем появилось что-то почти хитрое:

— А то я за девочкой приду. За той, что понимает меня. С ней мне не будет скучно.

Олег почувствовал, как кровь отливает от лица.

— Какой девочкой?

— Настенькой. Она видит меня, не боится. Мы могли бы вместе играть... вечно.

И призрак исчез так же внезапно, как появился. Словно его никогда и не было. Только температура в церкви медленно начала подниматься, а в воздухе еще долго висел запах смолы и чего-то очень старого.

— Господи, — выдохнул Иван, вытирая пот со лба. — Теперь мы знаем, с чем имеем дело.

— Да, — ответил Олег, собирая книги дрожащими руками. — И знаем, что делать. Осталось только найти все необходимое для обряда и провести его.

— А если не получится?

Куницын посмотрел на то место, где только что стоял призрак. В его воображении возникла картина: Настя, такая живая и теплая, медленно угасающая, превращающаяся в такую же бледную тень...

— Тогда он заберет ее, — сказал он тихо. — Навсегда.

Они вышли из церкви в полном молчании. День клонился к вечеру, и над селом повисла та особенная тишина, которая предшествует закату. Но теперь эта тишина казалась зловещей — словно природа затаила дыхание в ожидании чего-то страшного.

На улице их ждала взволнованная Анна Васильевна.

— Настенька опять странности говорит, — сообщила она без предисловий. — Про мальчика, что придет за ней. Говорит, что он обещал показать ей красивое место, где они будут играть...

Олег и Иван переглянулись.

— Где она сейчас?

— Дома, спит. Но сон беспокойный, все что-то бормочет.

— Анна Васильевна, — строго сказал Олег. — Не отходите от нее ни на шаг. Понимаете? Ни на секунду. И если заметите что-то странное — сразу зовите нас.

— А что делать-то будем? — спросил Иван.

— Будем изгонять этого духа. По всем правилам.

Старуха посмотрела на него с надеждой и страхом одновременно.

— А получится?

— Должно получиться. В книгах сказано, что уже делали такое. И получилось.

Но сам Олег был далеко не так уверен в успехе, как старался показать. Одно дело — читать старинные тексты, и совсем другое — иметь дело с настоящим призраком, который способен появляться и исчезать по собственной воле.

А главное — времени было мало. По глазам мальчика-призрака Олег понял: тот не станет долго ждать. Терпение у него кончилось еще при жизни, больше ста лет назад.

И если обряд не удастся...

Не хотелось даже думать о том, что тогда произойдет с маленькой Настей.

Я на author.today: https://author.today/u/teo_dalen/