Тазики
Длиннопост про детский лагерь, клизму и немножко о любви.
Летом я ходил в походы на геологическую тематику.
Это было что-то вроде кочевого лагеря, с палатками, кострами и завывоем под жёлтые изгибы гитары. Помимо комариной романтики в кедах, был в самом деле сбор образцов для Волгагеологии. Вместо вожатых у нас были научруки, всамделишные советские геологи, профессора, мужики, титаны с молотками.
Таких клубов по интересам было полно по стране. И раз в несколько лет они слетались на шабаши, чтобы хорошенько посоревноваться. В конце выявлялись самородки, которым за призовые места обещали внеконкурное поступление в профильных ВУЗы. И флаг с барабаном на выю.
Мне было тринадцать, когда я очутился в таком лагере. И, так уж вышло, попал на слёт юных геологов. В качестве палеонтолога. Ряды падаванов так же пополнила одна из моих кузин, с которыми я рос. Все вдвоём мы талантливо играли роль пиздюков в команде - обычно на слёты брали тела от пятнадцати и старше. Таковые так же среди нас имелись.
Слёт обещал состояться в Питере, и поезд пристучал нас туда.
Всё было ново и интересно. Поселили в Лемболово, это область - шумящий кронами бор с запахом смолы и дачным перроном станции. Здесь имелся бывший пионерский лагерь, прямо на берегу Лемболовского же (никакой фантазии) озера. Настоящий, с побудками по матюгальнику, одноэтажными бараками подгнившего тёса, пионерскими толчками класса провалюшенс (вау, такой глубины ты не встретишь даже в глухой деревне!), рукомойниками и питьевыми фонтанчиками. И девочкой с веслом. Озеро для нас стало знаменито тем, что можно было дойти до середины, едва намочив трусы.
Окружающая территория таила опасности. За дырявым забором, по слухам, водился лемболовский маньяк-педофил. Водился, но людям себя не являл - это было очень застенчивое животное. Мы не встретили его.
Хоть и жили здесь неделю.
Геология меня занимала сильно, но помимо неё голова была забита не менее важными вещами. Накануне мне купили комп, и я жалел об оставленной на лето мечухе восьмой. Я всё гадал, где, сука, найти Каури Чёрный Шип? Как попасть в кристалл? Брать в пати минотавра, или дракона?
Где-то там же был Гарри Поттер. Нестерпима боль фаната - Роулинг заебала томить. Чтоб унять зуд, я сделал глупость - прочитал заданного на лето Всадника Без Головы. Безголовый всадник стал моим тотемным зверем на годы вперёд, его можно ставить на герб.
А ещё он пробудил желание влюбиться.
Поездка на слёт выглядела как приключение. Как известно, любовь встречается именно во время приключений - когда ж ещё? Я пробовал влюбиться в других местах, но получалось как-то ебано. Всё не то, все не те, здесь нужен Питер.
За неделю случилось много интересных вещей. Во-первых, кто-то спиздил у меня трусы, которые я после стирки вывесил на спинку кровати. Затем в одну из ночей ниндзи из Омска перелезли через низкий подоконник, и измазали мне юности честное ебало зубной пастою. Последнее не забыть - воняло. Я день убил возле уличного умывальника, чтобы отделаться от белой корки на свиблете. Паста упрямилась, пенилась, и воняла ещё больше. Только ленивый не спросил чё это я такой бледный этим ясным утром. Дали погоняло - Блендамент. До конца недели мне пришлось вдыхать аромат мятной свежести, которую я запечатлел на подушке.
Сибиряки вообще отличились. Это были дети, которые ненавидели людей. Их можно понять. Горячие самородки уезжали раньше других команд, и запомнились всем нафталиновой оригинальности перфомансом. Украли форменные куртки у спящих, выволокли на улицу, связали это дело рукавами, и развесили гирляндой по территории. Впечатляющее, сука, зрелище. Было очень интересно искать свой размерчик в куче одинаковых безразмерных спортивок. Хотя о чём я, нахуй? Моя воняла пастой! Я её быстро нашёл. Когда преступники были вычислены, аплодировать батогами по тощим жопам оказалось поздно: вольные худойжники укатили на вокзал. Идеальное преступление, ящитаю.
В промежутках между этими травмирующими событиями я сумел отличить панцирь ортоцераса от зуба мамонта, и взял третье место. Взял бы и второе, но меня уговорили подвинуться - одной шестнадцатилетней геологине очень хотелось в ВУЗ. А мне-то чё? Мне ещё в восьмой класс только. Мне похуй. Настолько, что я чуть не проебал награждение - забрался на ель, и всё утро не мог слезть. Пока не созрел и не упал сам.
Короче говоря, плыла обычная лагерная неделя, хоть и с поправкой на геолухов. У них, знаешь, даже части света местами на компасах поменяны. Это опасные люди. С ними весело. Но что паршиво: тринадцатилеток здесь, считай, не было. Большинство участников вполне себе подростки шестнадцати лет - им, ясное дело, возиться с карапузами не с руки. У них вожатые - второкурсники, пирс у озера, костры - гитары, вой на полную луну.
Я шлялся сам по себе, приключений не было, любовь тоже что-то не спешила выпрыгивать из кустов. Из них мог выйти только маньяк. Но и этот типус чёто размяк. Вся команда расползлась по "городам", а в корпусах только давали Морфею работу. И то, пока не видели старшие. Даже кузина воловела глазами на какого-то брунета из соседнего барака. Совсем потекла башкою, невозможно слушать. Кошмар. Скучища. Фу. Вот что хорошего в брюнетах? Другое ли дело брюнетки. Так мы дотянули до предпоследнего дня - на завтра должно быть закрытие, и уж вечером по домам. Но сегодня обещали дискотеку.
С утра мы совершили очередную вылазку в Питер. О господи... жарища стояла бальзаковская, под тридцать плюс. Любой, кто был в Питере в жару, может подтвердить, что лучше бы шёл дождь. Это адская баня сотоны. Я вообще не удивлён, что тут люди сходят с ума. Мы вплавлялись в асфальт, солнце ебошило по темени, потели даже негры швейцары у ресторанов. От Невы шёл такой духан, будто мы снова очутились в палатке.
До кучи ещё второй столице приспичило устроить себе ремонт, и всё историческое затянули какой-то ебучей зелёной сеткой. Даже купола Исакия торчали из этой фаты. Очень красиво, спасибо нахуй.
Из интересного я отметил институт ВСЕГЕИ, собственно негров, а ещё девочку-цыганку, которая спиздила у меня мороженое. Эта маугли выпрыгнула из-под матерчатого прилавка с туристической фигнёй, ёбнула по ладони, и, схватив зубами оброненную морожку, съеблась на четвереньках. Зов джунглей ёпамать! А какие у неё были чёрные пятки! Жуть. Не видел такого ни до, ни после. Питер - интересный город, приезжайте в Питер.
Нам показывали этот евроремонт всё утро, и полдень, и только часам к трём мы добрались до электрички. К этому моменту я понял, что со мной чёто не то. Во-первых, я начал мандражировать. Сделалось как-то холодно, зубы застучали, голова кружилась. Стало страшно - не укусила ли меня цыганка Сэра? Помню её зубы. Не почернеют ли мои пяточки?
Когда поезд прибыл на станцию, я понял что мне совсем что-то невмоготу. Сбежал в кусты, где меня благополучно стошнило.
О ужас. Это заметили взрослые! Попытался уползти, был схвачен и без борьбы взят в плен. Меня притащили в барак, уложили на кровать. Окружили заботой - то есть оставили в покое. Всю дорогу я бубнил о тепловухе - мы с ней вообще созданы друг для друга. Я перегреваюсь, как жигуль в пробке. Кажется, мне поверили и на том успокоились.
В итоге я вырубился на холодных простынях, и проспал весь день.
А теперь внимание. С момента моего засыпания и далее начался самый увлекательный ивент недели. Шоу с Бодровым – ну, которое Последний Герой, по первому каналу. Я был из племени черепах нахуй, потому что самое интересное до меня доходит в конце.
Итак. Представь. Я проснулся. И проснулся в темноте. Кругом тишина. Палата пуста. Это могло значить, что все ушли отмечать закрытие. На дискотеку! Обидно!
Поднялся, и побрёл по пустому коридору. На чём-то поскользнулся. Вышел на свежий воздух. Вот знаешь, этот момент из 28 дней спустя? Где чувак без трусов и с пакетом ходит по Лондону и ахуевает над "э, все где, а"? Сложилась похожая картинка. Разве что я был одет, и не имел пакета. Никого. Нигде. Пусто. Пиздец интрига.
Добрёл до домика вожатых - в окнах мрак. Где-то пьют без нас?.. На пионерской полянке с флагами тоже никого. Набережная пуста. У-у-у. Стало страшно. Я начал орать, чтоб хоть кто-нибудь отозвался, и объяснил мне куда идти и в какую сторону развлекаться.
Выорал я какую-то бабищу. С охами и ахами она схватила меня за локоть, и, ничего не объясняя, поволокла по путаным дорожкам. Ладно: когда надо – не жужжу, все бежут и я бежу. Долетели до каких-то длинных, жутковатых бараков а-ля исправительный концалегрь «Огонёк». Моя провожатая выбрала самый стрёмный из всего многообразия. С воплем "вот ещё один" втолкнула меня внутрь. Здесь всё напоминало плацкарт: и койки вдоль стен, и ширмы, и даже запашок. Под потолком пылилась лампочка Ильича.
Охуеть вечеринка. И самое главное - никто не танцует. Потому что и нет никого. Шо за хуйня? Где музыка? Я начал что-то подозревать. Из-под пола вылезла медсестрища в халате. Это был мой купидон на вечер, моё проклятье. Но я об этом не знал, и потому с первого звука не полюбил её.
- Блевал? - спрашивает.
- Блевал, - скромно отвечаю. В стрессовых эпизодах меня тянет на философию: - А кто не блевал?
- Вот именно, - обрадовалась. - Все блевали. Садись на койку.
Меня усадили на кушетку, дали в руки эмалированный тазик. У самых ног поставили ведро с какой-то розовой водичкой, на которой как Аврора в Неве болталась кружка. Мне велели пить.
- Зачем? - спросил. Я с детства был подозрительным.
- Чтобы блевать.
- Спасибо, конечно, вообще люблю поблевать, особенно в жарищу, но на сегодня я всё.
Мне показали кулак, намекая на насилие, и я подчинился. Пришлось пить, пока над душой стояла эта кайдзю в белом халате. Потом показали как надо себя тошнить. Познавательно.
Пошло сперва туго, потом как-то полегчало.
- Можно теперь я пойду? - спросил скромно.
- Уйдёшь, когда ведро закончится, - ответили мне, и хлопнули дверью.
Стало как-то одиноко и обидно в этой казарме. Я пил, и возвращал выпитое природе. Косил глаза на ведро, но в нём что-то не убывало. Воображение рисовало сокомандников, которые оттягивается на "диске", а я тут... блюю вот. И за что? Подумаешь, поорал в темноту. Всё как-то не складывалось, через отверстие всё, до слёз обидно. Ни любви, ни музыки. И ещё морожку спиздила эта Эсмеральда ёбаная. А это были мои последние карманные деньги. Ну как так-то?
Прошло где-то с полчаса. Хотелось умереть и плакать в могиле. Казалось, хуже быть не может.
И тут в палату ввели ЕЁ. Она, как и я недавно, шла покорно. С ходу было понятно, что это моя ровесница, хотя длиннющая шоколадная грива прибавляла возраста и роста. Я, из чувства такта, попридержал извержения с видом, что сижу тут просто так. Отдыхаю. Но, ожиданиям вопреки, девочку не провели мимо. Нихера.
Её посадили на кушетку, что была напротив.
Божий ужас - она оказалась симпатичной, загорелой до смуглоты, и в веснушках. Чуть раскосые глаза изучали носки кед.
"Наверное тоже громко орала", - решил я. Ну пиздец. Ладно я, со мной всё понятно. Я человек конченый, на мне можно ставить крест. Её-то за что? Может сказать, чтоб бежала, пока не поздно? Не успел. Ей принесли кружку и тазик. Шоколадновласая приняла её с видом Клеопатры, которые собралась принимать яд.
Я напрягся. Так нахуй. Это чё? Это в смысле? Она, типа, будет тут сидеть как в театре, на первом ряду, а я буду изображать розовую Ниагару? Охуеть пантомима.
- Э? - выразил я вопрос в одном звуке.
- Цыц, - ответили мне, - блюй давай, геолух.
Девочка, как ни в чём ни бывало, начала черпать, и пить как рыба. Я сидел напротив, лупил очи на это дело. На меня, наконец, обратили внимание, подняли карие глаза серны.
-Привет, - сказала она, вытирая губы предплечьем, - тебя как зовут?
Я открыл рот, чтобы представиться. Но не успел: прекрасное создание склонилась над тазиком, и продемонстрировало мне свой внутренний мир. Он оказался богаче моего. Оно и понятно, напрасно чтоль я здесь кряхтел?..
Девочка кончила кашлять.
-Меня зовут Вика, - продолжила она, как ни в чём не бывало. Поболтала в воздухе ногами.
Имя подходило ситуации ну просто идеально.
-Плохо себя чувствуешь? - сработала моя змеиная реакция.
-Не, меня сюда уже второй раз тащат. Теперь стало лучше. Я два часа одна тошнилась. Прикинь!
Да-а, блевать в одно лицо, это ж такой ужас! Это ж тебя никто не заметит – считай зря поблевал. Ну да ладно, у каждой трубы свой дым.
Пришлось представиться. Я вкратце рассказал о том, как попал сюда. Вика слушала и давилась над тазом. На болтовню припёрлась медсестра, заставила показывать на практике, хорошо ли я научился изливать душу в посуду. Хотелось сгореть со стыда, но Вике было похуй. Она блевала счастливо. То есть с видом человека, который откопал в себе новый талант и теперь доводит его до совершенства.
Когда медсестрище упёрлась, мне пересказали события предыдущей серии, которую я проспал. Итак. Сразу после ужина счастливые дети вдруг почувствовали себя несчастными. Одномоментно. Начался форменный блёвопокалипсис. Повсюду. Лемболово накрыла тьма паники. Приехала скорая. Кого-то увезли, прочих повели в медпункты и начали делать промывание.
Ребят, которые не принимали в себя ужин, оставили в покое. А вот я, я не ел - и потому меня не повязали. Спойлер: позже выяснилось, что дело вовсе не в еде, а воде, которая била из фонтанчиков. Там завелся какой-то вирус еболы, и прощальный вечер накрылся тазиками.
А я проспал всё это веселье. Обо мне, то ли не вспомнили, то ли не стали говорить. И теперь я тут, вдвоём с Викой. Нужно промываться, хотя это совсем неудобно.
Мы разболтались. Говорили обо всём. О том, как тут было скучно жить до пришествия кишечной палочки. О городах и геологии. О себе. Вика была интересной. Она играла в Симс и Визарди, всё ещё смотрела Покемонов. Меч и Магию в глаза не видела, и не знала, где скрывается ебучая Каури. Но обещала поискать - ей было жутко интересно. Вообще всё. Она засыпала меня вопросами, и я тонул под ними.
Есть такой тип женщин. Они носят клетчатые ковбойки, лазают по деревьям, камнями сбивают яблоки с веток. Они собьют и корону с твой башки, а взамен возложат на неё терновый венец, или венок из одуванчиков. Они умиляются кролику, но могут свернуть ему к херам шею, голыми руками, потому что кролик вкусный. И если ты посмел в неё влюбиться, значит, у тебя есть характер, но нет чувства самосохранения.
Вика была на сто десять процентов такой девчонкой. Это чувствовалось. Хотя сейчас она щебетала про свою семью, про чёто-то там подруг, про то, что занимается минералогией. Знала шкалу Мооса как отче наш, иже еси. Читала Толкина, тащилась по Емцу. Обожала лошадей и на них каталась. С ней даже блевать было интересно.
Такие не валяются на дороге, их нужно искать с фонарями, в кювете.
Мы обсудили все игрушки, какие знали. Мульты. Комиксы. Перешли на палеонтологию. Сошлись на том, что Юрский период - это переоценённая попса. Там даже трава не росла, о чём говорить? А вот Мел! В мелу было заебись, почти как при коммунизме, только с тиранозаврами и голосеменными.
Я расслабился. Перестал даже краснеть. И тут меня огорошили:
-Вот где ты шлялся всю неделю? - спросила она, ну совсем как взрослая. - Почему познакомились в предпоследний день?
Это было как во сне. Ах! Сердечко зашлось. Но Вике было мало, она решила чётко обозначить позицию.
-Ты мне типа нравишься, - сказала она. А затем как-то побледнела и низвергла в тазик мутный поток.
Ах, женщины! Противоречивые создания. Всё то в вас странно и дико, ещё со времён Эдема. "Я тебя люблю, но иногда с тебя блюю". "Я его любила, я его убила". Вы полны противоречий. Вы прекрасны.
Чтобы дама не чувствовала себя неловко, я занял себя тошниловкой. За компанию. Ведро закончилось только наполовину, у нас явно было время на личное. Но злая судьба: в наш журчащий мирок ввалилась толпа разнополых подростков, с лицами, зелёными как горох. Их увели дальше по коридору, а затем уж занялись нами.
- Ну, как дела, тазики? - проворковала медсестра. - Ещё пять минуточек и всё.
Было велено лечь на кушетку.
- Щас-то всё и начнётся, - мрачно предрекла Вика, запахивая ширму. Из-за занавески торчала только её голова.
- Чё начнётся? - заволновался я. - Чё начнётся-то?
- Сымай штаны, - велел купидон в белом халате
- Не буду! У меня ширмы нет!
- Ты чё бузишь опять? Посмотри на девочку, какая смелая! Не стыдно?
Пиздец стыдно! Вот как раз из-за девочки и стыдно, кобыла ты Пржевальского! Хули ты не вымерла?.. птица, сука, Додо. Но пришлось подчиниться. Нельзя терять щачло пред женщиной. Настал черёд гвоздя программы. Гвоздя прямо в жопу. Клизмы, я имею в виду. До сего томного вечера, я не был знаком с клизмами, ни с большими, ни малыми. И не знал как себя вести. Но вот я лежу, мне велено расслабиться, и в принципе совсем не больно. Так... льётся по кишкам тёплая водичка. Колоть иглами не стали - и слава Богу.
А затем было велено вставать.
- Свободен. Прямо и налево.
Посыла я не понял. Но поднялся с кушетки с гордым видом. Система побывала в моей жопе, но я перемолол её булками
- Беги! - с ужасом прошептала Вика.
Бежать? А зачем?.. и тут до меня дошло. Ох ты! Затем! Затем, сука, затем! Я рванул вдоль по коридору. Плечом вышиб дверь, и оказался в ну совершенно кромешной темноте. Помню только тропинку, и как мелькают мимо столбы. Ветер в ушах свистит - или это ты, моя кукушечка? Вот поворот, за ним ещё - туалета нет! Нет туалета-то! Сколько раз я повернул налево?! Чё делать?!
Решил уже, а, нихай, щас сяду в кусты! Некуда деваться. Но планы обрушила новая знакомая. Она с лёгкостью лани догнала меня, и провыла:
- Мне направо! Тебе прямо! Увидимся!
Собрал волю в кулак, и пробежал ещё сколько-то метров через темноту. Здесь, в конце пути меня ждал высоченный сортирище. И воспарил я над ним, как орёл над говняным гнездом, и всё закончилось благополучно.
Шёл назад и думал, как покажу дорогу страждущим. И окажусь полезным. Но никто не бежал на меня из тьмы, людей занимали иные дела. Уже возле барака я встретил Вику. Она ждала под фонарём - очень красиво.
- Пойдём на озеро, - говорит.
Ну мы и пошли. Над водой серебрились пять копеек луны, бежал по волнам её зыбкий след. На пирсе было пусто, темно и потому красиво. Мы болтали, босыми шлёндали по берегу, пока не наткнулись на патруль с фонариками. Без компромиссов они светили нам в лицо, спрашивали кто такие, и почему не в постелях.
Пришлось разойтись по корпусам. Половину утра я убил на сборы вещей. Четверть - на жалобы кузины о том, как не случилось вчера дискотеки. И она не потанцевала со своим брунетом. Судя по лицу, ей тоже поставили клизму. Даже не одну. Когда чемоданы были упакованы, я пошёл, нет, побежал искать Ви. Её не было ну нигде. Переборов природную робость, я даже узнал, в каком корпусе она живёт. Не было и там.
Обидно.
Мы уже загружались в автобусы. Я сел на сиденье, немножко грустный, но спокойный. По слухам кое-кто из соседнего барака натурально загремел в больничку, и возвращаться домой будет хер пойми как. И тут, как в кино - кто-то забарабанил в стекло. Опускаю взгляд - у колеса машет рукой Ви.
Сестрица, которая сидела рядом, многозначительно сложила губки бантиком, подёргала бровями. Уваливай, мол, под ветер, пока не тронулись. Сокомандники пялились и хихикали - уши мои горели как под перцем, выбрался на улицу. По счастью водитель цедил свою приму, и никуда не торопился.
Но времени на по-хорошему поболтать не хватало. Что скажешь за десять минут? У дверей не наговоришься. Время, сука, вообще такая дефицитная материя, её ни на что нет.
- Ты где был?! Ищу тебя весь день! – огорчалась она.
- Так и я тебя ищу, - признался, - вот блин.
- Блин, - согласилась Вика. Сунула мне в руки письмо. Тетрадный лист, сложенный пополам. - Там почта, пиши, звони! Чао.
Автобусы поехали на вокзал. Я думал о том, как глупо можно вот так попасть и разминуться. И что разминулись на целую неделю, и может не было бы так скучно. В поезде я открыл письмо, разрисованное гелевыми ручками. Но от души. Было очень мило. Содержание я помню, читал много раз, но уж это к делу не относится.
Она не соврала, оставила мне почту. Правда электронную - но Интернета в нашем Жанто не будет ещё года два. А позвонить я не отважился. Это серьёзное решение - позвонить. Находит такая блажь - откладываешь каждый день на завтра, прокрастинируешь как хомяк. А потом уже что-то и неудобно как-то. Время прошло, что человека от дел отрывать?
Письмо в итоге так и лежало, под стеклом на учебном столе. Оно пожелтело, края искрошились. А потом и вовсе потерялось.
Ни о чём не жалею, и тогда не жалел, но-о... вот всегда обращал внимание на выборочную людскую память. Сам такой. Помню лицо, не помню города. Не помню, что мне кто-то сказал что-то важное, а вот бомжа, который сигу цыганил помню. Ну что за херота? И вот такая ебермень всю жизнь. Ходишь, уверенный, что и тебя никто не запомнил, ни фамилии, ни имени. Человек без лица. Ну кому ты нахер сдался, сам подумай? Спокойно живёшь. Но вот случаются моменты эпичные, такие голова не теряет. Можно ль забыть человека, с которым блевал на двоих?.. чёто сомневаюсь. То есть, я хочу сказать, кто-то совершенно чужой о тебе раз-два, да думает что-то себе. Понимаешь?
Очень. Очень странное это чувство. Какое-то уютное, что ли.
Видеться - списываться, не лучшая идея, правда? Не смотри на меня, разочаруешься. Лучше быть как муха в янтаре, зафиксирванным в памяти, неизменным и стабильным образом.
Ну... понятное дело, размышляешь, а как сложилось всё у человека, что случилось потом? Семья, детки - ебучие тугосери, это ясное дело. Мы желаем только счастья вам. Но случилось-то чего?.. Почему тебя не было на следующем слёте, когда нам стало по пятнадцать? А ведь я, между прочим, искал, у людей спрашивал. Не удивлюсь если мы и тогда... разминулись.
Ох. Мораль? Да ну нахер. Мораль в тексте, манной кашей размазана, вареньем полита, летом целована. Кланяюсь до земли, и желаю хорошего тебе настроеньица. Не пей из фонтанчиков.