Стрелочник⁠⁠

Розовый прямоугольник билета обжигал руки. Вещи собраны – только самое нужное: паспорт, зубная щётка, смена белья и запасные рубашки, тонкое полотенце и толстый блокнот, заполненный наполовину. Фикус я оставил соседке, книги отнёс в библиотеку. Впереди меня ждали почти сутки в шумном плацкарте, суетливый Павелецкий и промозглая, неуютная Москва. Я снова бежал – то ли навстречу новой жизни, то ли просто-напросто от себя. От себя и от города, в котором мне больше не было места.

Я ждал, что ты придёшь. Побежишь по скользкой плитке перрона, остановишься у жёлтой полосы. И тогда я плюну на всё, выскочу из вагона в последний момент и останусь с тобой. Но за окном маячили лишь незнакомые лица. Поезд зябко вздрогнул и двинулся на север, постепенно набирая скорость. Серый горб кургана промелькнул и скрылся, солнце спряталось за его изгибом. Мимо, дразня ноздри запахом, пронесли заваренную лапшу. Я лёг на верхнюю полку, завернулся в простыню и заснул, и снилось мне то, по чему я уже скучал: эфемерная южная весна и твоя грустная, усталая улыбка.

Утром я выглянул в окно и едва не ослеп от режущей глаз белизны. Повсюду лежал снег – такой, каким я не видел его с детства. В городе привыкаешь к полутонам: кремовый, беж, кофе с молоком. Забываешь, какой бывает настоящая зима.

Поезд замедлил ход и плавно остановился. Я набросил на плечи пальто и выскочил в холодный, пропахший сигаретами тамбур. Белизна была совсем рядом – только руку протяни.

– Стоянка десять минут! – крикнула мне вслед проводница.

Я спрыгнул с подножки на ещё не расчищенную платформу, следы отпечатались двумя узкими колодцами. Вблизи снег оказался голубоватым с искрой, в руках рассыпался, как песочное печенье. Я стряхнул сугроб с лавочки, сел.

– Закурить не найдётся? – обратился ко мне хриплый голос, не то мужской, не то женский.

Я обернулся. Внешне обладатель голоса тоже выглядел абсолютно бесполо: мешковатая форма с безразмерным оранжевым жилетом скрывала фигуру, шапка и шарф – лицо.

– Не курю, извините.

Он (или она?) сел рядом, достал спички и сигареты (а зачем тогда спрашивал?), закурил. Дым поднимался к высокому и плотному, как эмалированный таз, небу. Мимо с грохотом промчался грузовой состав.

– Ладно, – вздохнул курильщик, – рассказывай.
– Что?
– Да всё рассказывай. Здесь никто просто так не сходит.
– Не успею, стоянка десять минут.

Курильщик ничего не ответил, только бросил бычок в снег и достал из пачки ещё одну сигарету.

– Успеешь, успеешь.

Я пожал плечами. Что тут рассказывать? Глупая, скучная, грустная история. Ничего особенного. На крышу вагона села ворона, каркнула – будто крикнула.

– Не могу.
– Никто не может, – ответил он, затянулся и выпустил дым аккуратным колечком.
– Не могу, – повторил я. – Я вообще так больше не могу!

Меня словно прорвало. Я вывалил ему всю свою никчёмную жизнь, от бездарных, со вкусом вишнёвого «Блейзера», шестнадцати, до вчерашнего дня. Курильщик слушал внимательно, не перебивал, а когда я замолк, спросил:

– Хочешь всё исправить?
– Да, – не стал отрицать я.
– Это можно. Пойдём покажу.

Он встал и пошёл к путям, я – за ним. Окна вагонов казались пустыми, необжитыми. Неужели остальные пассажиры до сих пор спали? В трёх метрах от локомотива, где рельсы расходились на несколько блестящих кривых, стоял ручной стрелочный привод. Рычаг торчал под прямым углом к противовесу с тяжёлым грузом, полосатая стрелка на станине смотрела вверх и вправо.

– Оставишь стрелку как есть – поедешь дальше. Переведёшь – поезд сделает крюк и вернётся обратно.
– Вот так просто? – я не мог поверить.
– Не совсем. Придётся заплатить.
– Чем? – отчего-то я подумал о кошельке, который остался в чемодане, но разве плату за такое можно было измерить в деньгах?
– Узнаешь, – усмехнулся курильщик.

Конечно, я перевёл стрелку.

***

Ты встречала меня – я сразу заметил твою жёлтую, как цыплячий пух, куртку.

– Как догадалась? – удивился я.
– Как это – «как»? Ты же сам позвонил и сказал, что возвращаешься, – рассмеялась ты.

Мы пошли домой. Мелкий колючий снег царапал лицо. Ты держала меня за руку, и это было самым удивительным из того, что могло случиться.

Наступила весна, а за ней – лето. И ещё одно, и ещё. Я был так счастлив все эти годы, что забыл о неизбежной расплате.

Поезд нёс меня через высушенную, выгоревшую степь мимо редких деревень. Рядом с каждой было кладбище – вдвое, а то и втрое больше самой деревни. Кресты, кресты, чёрный камень, стелы, похожие на не взлетевшие ракеты. Искусственные венки, яркие даже под слоем пыли. Я сидел у окна и цедил чай, ложка стучала о стекло. Солнце нырнуло за горизонт, в вагоне зажгли свет.

Из темноты на меня уставилось собственное лицо, искажённое временем. Старость настигла и прихлопнула, как ладонь комара. Руки обмякли, заныли суставы. Спина уже не распрямлялась, словно на шею повесили невидимую ношу.

Поезд резко остановился.

– Стоянка – десять минут, – буркнула проводница, проходя мимо.

Я вышел на платформу, вдохнул нагретый за день воздух. Подошёл к лавочке, с опаской опустился, вытянул ноги.

– Закурить не найдётся? – хрипло спросил кто-то.

Ещё не поворачивая головы, я знал, кого увижу.

– Пора?

Курильщик кивнул. Снял жилет, протянул мне.

– А как?..
– Ты сам поймёшь, что делать.

Он легко вскочил на подножку. Поезд тронулся, разогнался и вскоре пропал вдалеке.

***

Ты замолчала. Впервые с начала разговора я взглянул тебе в лицо – усталое, посеревшее, заплаканное. Я почти не слушал, потому что и так знал обо всём. Ты всхлипывала и комкала в руках платок. Меня ты не узнала.

– Хочешь всё исправить?

Ты кивнула.

Я встал и пошёл к путям, туда, где рельсы расходились на несколько блестящих кривых. Рычаг и противовес привода давно покосились и заржавели.

– Оставишь стрелку как есть, – повторил я давно услышанное, – поедешь дальше. Переведёшь – поезд сделает крюк и вернётся обратно.
– И всё… всё будет как раньше? – тихо спросила ты.
– Зависит от твоего выбора.

Конечно, ты перевела стрелку.

***

Я ждал, что ты придёшь, но за окном маячили лишь незнакомые лица.

– Провожающие, выходим из вагона!

Билет остался на столике рядом с нераспечатанным комплектом белья. Я выскочил на скользкую плитку перрона. Набрал твой номер, ты сразу ответила. Слышно было плохо – стук и грохот заглушали слова. Ты попросила встретить тебя на вокзале, я рассмеялся и сказал, что уже там. Кажется, ты заплакала.

Автор: Екатерина Иващенко
Оригинальная публикация ВК