Стивен Кинг "Волшебная Сказка" (Stephen King "Fairy Tale") любительский перевод. Глава 8-1⁠⁠

Дела минувших дней. Очарование золота.

Старая собака. Новости в газете. Арест.

1

На первых порах я обтирал мистера Боудича губками трижды в неделю, потому что в тесной ванной комнате на первом этаже не было душа. Он позволил мне это делать, но настоял на том, чтобы интимными местами он занимался сам (что меня вполне устроило). Я мыл его тощую грудь и даже ещё более тощую спину, а однажды, после несчастного случая во время его медленного пути в тесную ванную, мне пришлось мыть его тощий зад. Ругань и проклятия, раздававшиеся в тот раз, были вызваны как стыдом (горьким стыдом), так и злостью).

«Не беспокойтесь об этом,» сказал я когда он вновь натянул свои пижамные штаны. «Я убираю дерьмо Радар на заднем дворе каждый день.»

Он наградил меня своим запатентованным ты-с-рождения-дурак взглядом. «Есть разница. Радар – собака. Она нагадит и прямо перед Эйфелевой башней если ты ей позволишь.»

Я нашёл это слегка интересным. «А перед Эйфелевой башней есть газон?»

Теперь настало время для запатентованного «закатывания глаз Боудича». «Не знаю. Я приводил пример. Можно мне колы?»

«Конечно.» С тех пор как папа принёс ту шестибаночную упаковку, я всегда держал колу в доме мистера Боудича.

Когда я принёс её, он покинул постель и сидел на своём старом кресле, а Радар рядом с ним. «Чарли, позволь спросить тебя кое-о чём. Всё то, что ты делаешь для меня-»

«Я получаю очень приятный чек еженедельно, чем я очень дорожу даже если не всегда чувствую, что делаю достаточно чтобы получать этот чек.»

«Ты бы делал это и бесплатно. Ты так сказал мне, когда я лежал в больнице, и я верю, что ты имел ввиду именно это. Ты метишь в святые или, возможно, что-то искупаешь?»

Это было метко. Я подумал о своей молитве – моей сделке с Богом – но я также подумал и о звонке с фальшивой угрозой минирования начальной школы Стивенса. Берти считал, что это самая смешная вещь на свете, но всё о чём я мог думать той ночью, с отцом, пьяно храпящим в другой комнате, было то, что мы перепугали целую толпу людей, большинство из которых были маленькими детьми.

Тем временем, мистер Боудич посмотрел на меня более пристально. «Искупаешь,» заключил он. «Хотел бы я знать, что именно?»

«Вы дали мне хорошую работу,» сказал я, «и я благодарен. Вы мне нравитесь даже когда ворчите, хотя признаю, что в такие моменты это чуть труднее. Всё остальное – дела минувших дней (“water under the bridge” – буквальный перевод «вода под мостом» - примечание переводчика).»

Он подумал над этим и сказал кое-что, что я не забыл. Может, потому что моя мать погибла на мосту, когда я сам ходил в начальную школу Стивенса, может потому, что это показалось мне важным и кажется до сих пор.

«Время - вода, Чарли. Жизнь это просто мост, под которым она течёт.»

2

Время шло.  Мистер Боудич продолжал ругаться, а иногда и кричать во время сеансов терапии, так сильно расстраивая Радар, что Мелиссе пришлось выпроваживать её до начала занятий. Упражнения на сгибание были болезненными, весьма болезненными, но к маю мистер Боудич уже мог согнуть колено на восемнадцать градусов, а в июне практически на пятьдесят.

Мелисса начала учить его как подниматься по лестнице на костылях (и что ещё более важно, как спускаться, избегая сокрушительного падения), так что я переместил таблетки Окси на третий этаж. Я хранил их в пыльном старом скворечнике с вырезанной сверху вороной, вызывавшей мурашки по коже. Мистеру Боудичу стало легче передвигаться на костылях, кроме того он начал самостоятельно обтираться губками (называя это «шлюхиной ванной»). Мне больше ни разу не пришлось мыть его зад, потому что несчастный случай по пути в туалет больше не повторился. Мы смотрели на ноутбуке старые фильмы, всё подряд от «Вестсайдской истории» до «Маньчжурского кандидата» (который нравился нам обоим). Мистер Боудич заговорил было о покупке нового телевизора, что показалось мне верным знаком того, что он собирается вновь вовлечься в жизнь, но он передумал после того, как я сказал, что для использования нового телевизора придётся проложить кабель или установить спутниковую тарелку (так что не такое уж вовлечение). Я приходил в шесть часов каждое утро, никаких бейсбольных тренировок или матчей (тренер Харкнесс сверлил меня взглядом всякий раз, когда мы пересекались в коридоре), и приходил в дом номер 1 по Сикамор снова в три часа дня. Я занимался домашними хлопотами, в основном уборкой, что меня не тяготило. Полы на верхних этажах были чертовски грязны, особенно на третьем. Когда я предложил почистить стоки, мистер Боудич уставился на меня как на сумасшедшего и велел мне кого-нибудь нанять. Так что работники из «Сентри Хоум Репейр» прибыли, и стоки были почищены к удовлетворению мистера Боудича, стоящего на заднем крыльце, вцепившись в костыли, в пижамных штанах, хлопающих вокруг фиксатора. Мистер Боудич сказал мне привлечь этих же работников к ремонту крыши. Когда мистер Боудич увидел смету, он велел мне торговаться с ними. («Разыграй карту бедного старика,» сказал он). Я поторговался и заставил их скинуть двадцать процентов.  Ребята так же установили у заднего крыльца пандус (которым ни разу не воспользовался ни мистер Боудич, ни Радар – она его почему-то боялась) и предложили починить безумно неровную брусчатку, ведущую от ворот к крыльцу. Я отказался от этого предложения и починил её сам. Кроме того, я заменил кривые и занозистые ступени заднего и переднего крыльца (при помощи нескольких DIY («Do It Yourself» – «сделай сам» - примечание переводчика) роликов с Ютуба). Эти весна и лето на Сикамор-стрит Хилл были заполнены починкой и уборкой. Миссис Ричленд было на что посмотреть, и она смотрела. В начале июля мистер Боудич вернулся в больницу для извлечения внешнего фиксатора, на недели раньше самого оптимистичного прогноза Мелиссы. Когда она сказала ему как сильно им гордится и обняла его, старик лишился дара речи. Отец приходил по воскресеньям после обеда по приглашениям мистера Боудича, не по моей инициативе – и мы втроём играли в джин рамми (карточная игра – примечание переводчика), в которой, как правило, побеждал мистер Боудич. По выходным я готовил для него что-нибудь и оправлялся вниз по холму чтобы пообедать с папой, после чего возвращался в дом мистера Боудича чтобы помыть посуду, погулять с Радар и посмотреть с мистером Боудичем фильмы. Иногда мы готовили попкорн. Когда фиксатор был снят, мне больше не приходилось заботиться о стержнях, но мне приходилось держать заживающие отверстия от стержней в чистоте. Я тренировал его лодыжки с помощью больших красных резиновых лент и заставлял сгибать ноги.

Это были хорошие недели, по крайней мере в основном. Не всё было хорошо. Прогулки с Радар стали короче – она всё раньше начинала хромать и поворачивала к дому. Ей всё труднее и труднее давался подъём по ступеням крыльца. Однажды мистер Боудич увидел, как я на руках поднимаю Радар и велел мне этого не делать. «До тех пор, пока она не сможет подняться сама,» сказал он. И иногда после того, как мистер Боудич мочился, на краю унитаза оставались капельки крови, и поход в туалет занимал всё больше и больше времени.

«Давай, ты, бесполезная штука, дай немного воды,» услышал я однажды через закрытую дверь.

Что бы там не делала Линпарза, делала она это неважно. Я пытался поговорить с ним об этом, спрашивал его почему он так усердно трудится чтобы встать на ноги, если он собирается дать полную свободу тому, «что с ним на самом деле не так» (мой эвфемизм), он же отвечал, чтобы я не лез не в своё дело. В конце концов его доконал не рак. Это был сердечный приступ.

Вот только не совсем.

Всё дело было в чёртовом сарае.

3

Однажды – кажется, в июне – снова поднял тему золота, хоть и вскользь. Я спросил мистера Боудича, не беспокоится ли он из-за того маленького хромого немца, особенно после большой доставки, которую я выполнил чтобы оплатить счета за больницу.

«Он безвреден. Он проделывает немало дел в задней комнате и сколько я его знаю, у него ни разу не возникало проблема с представителями закона. Или со стороны IRS (налоговая служба – примечание переводчика), что мне кажется более подходящим.»

«Вы не боитесь, что он может кому-нибудь рассказать? Я имею ввиду, может быть он ведёт дела с теми, у кого много украденных бриллиантов, грабителями и тому подобными людьми, и он, возможно, помалкивает от этом, но, думаю, шесть фунтов золота — это совсем другой уровень.»

Он усмехнулся. «Рискнуть значительной прибылью, которую он делает на наших с ним сделках? Это была бы глупость, а глупости — это не то, чем занимается Уилли Хайнрих.»

Мы сидели на кухне, попивая колу из высоких стаканов (с веточками мяты, росшей вдоль той стороны Пайн-стрит, на которой стоял дом). Мистер Боудич проницательно посмотрел на меня со своей стороны стола. «Не думаю, что Хайнрих хочет поговорить обо всём этом. Думаю, это золото говорит у тебя в голове, вот откуда все эти мысли.»

Я не ответил, но он не ошибся.

«Скажи мне вот что, Чарли – ты наведывался туда иногда?» Он указал на потолок. «Смотрел на него? Проверял его, так сказать? Ты же так делал, правда?»

Я покраснел. «Ну…»

«Не беспокойся, я не собираюсь тебя бранить. Для меня то, что там на верху – это просто ведро, и это самое главное, но я стар. Это не значит, что я не понимаю очарования золота. Скажи мне, ты опускал в него руки?»

Я подумал, что нет смысла лгать. Он догадается. «Да.»

Он всё ещё пристально смотрел на меня, его левый глаз был прищурен, а кустистая правая бровь приподнята. Но он ещё и улыбался. «Запускал руки в ведро и позволял гранулам течь между пальцев?»

«Да,» Теперь мои красные щёки просто пылали. Ведь поступил так не единожды, в самый первый раз; я несколько раз делал так уже после.

«Очарование золота это что-то, не связанное с его ценностью. Ты это понял, да?»

«Да.»

«Давай представим – просто для примера – что мистер Хайнрих сказал слишком много неподходящему человеку после того, как хватил лишку в отвратительном маленьком баре вниз по улице от его магазина. Ставлю этот дом и землю, на которой он стоит, что Вилли никогда не напивается, возможно, вообще не пьёт, но давай представим.  И, возможно, тот человек, с которым он говорил, может быть один, а может и с сообщниками, дождётся ночи, когда ты уйдешь, затем вломится в мой дом и потребует золото. Мой пистолет наверху. Моя собака, когда-то наводящая страх… Он погладил Радар, дремлющую возле него. «… сейчас даже старше меня. Что же мне делать в таком случае?»

«Я думаю… отдать им его?»

«Именно так. Я не пожелаю им всего хорошего, но я отдам им его.»

И вот я задал этот вопрос. «Откуда оно, Говард?»

«Возможно, я скажу тебе, когда придёт время. Я еще не принял решение. Потому что золото не только очаровательно. Оно опасно. И место, из которого оно пришло, опасно. Уверен, что видел баранью отбивную в холодильнике. Или это был коулслоу? Тиллер готовит лучший коулслоу. Ты должен его попробовать.»

Иными словами, разговор был окончен.

4

Одним из вечеров в конце июля Радар не смогла осилить подъем по ступенькам заднего крыльца, когда мы возвращались с прогулки по Пайн-стрит. Она дважды попробовала, потом села, тяжело дыша и глядя на меня.

«Ну же, подними её,» сказал мистер Боудич. Он стоял снаружи, опираясь на один костыль. Другим он уже почти перестал пользоваться. Я посмотрел на него, чтобы убедиться, и он кивнул. «Время пришло.»

Когда я поднимал её, она взвизгнула и оскалила зубы. Я опустил ниже руку, поддерживающую её бёдра, стараясь не задеть болезненные места, и занёс её наверх крыльца. Это было просто. Радар похудела, её морда почти полностью поседела, её глаза начинали слезиться. Я осторожно опустил её на пол кухни и сперва её задние ноги отказывались держать. Она собрала свою решимость – я видел, как она это делала – и захромала к своему коврику возле двери в кладовку, очень медленно, и практически рухнула на него с усталым «вуф».

«Ей надо к ветеринару.»

Мистер Боудич покачал головой. «Она испугается. Я ни за что не повезу её туда.»

«Но-»

Он говорил вежливо, что напугало меня, потому что было совсем на него не похоже. «Ни один ветеринар не сможет ей помочь. Радар почти готова. Теперь ей нужно отдохнуть, а мне нужно подумать.»

«О чём, во имя Господа!»

«О том, как поступить лучше. Теперь тебе пора домой. Поужинай. Не приходи ночью. Увидимся с тобой утром.»

«Что насчёт вашего ужина?»

«Я съем сардин и крекеров. А теперь иди.» Потом он сказал это снова: «Мне нужно подумать.»

Я пошёл домой, но поел мало. Я не был голоден.

5

После того вечера, Радар перестала доедать свою утреннюю и вечернюю порцию, и, хотя я поднимал её по ступенькам крыльца – вниз она по-прежнему спускалась сама – в доме начали появляться случайные лужицы. Я знал, что мистер Боудич был прав, что ей не поможет ни один ветеринар… за исключением, может быть, самого конца, потому что было ясно что ей больно. Она много спала, а иногда визжала и щёлкала задними конечностями, словно пытаясь понять, что же такое её кусает и причиняет боль. Теперь у меня было два пациента, один из них поправлялся, другому же становилось хуже.

Пятого августа, в понедельник, я получил имейл от тренера Монтгомери, содержащий расписание футбольных тренировок. До того, как ответить на него, я оказал отцу любезность, сказав, что не решил не играть в этом году. Хотя папа определённо был расстроен (я сам был расстроен), он сказал, что понимает. Он побывал у мистера Боудича днём ранее, играл в джин и видел состояние Радар.

«Тут всё ещё полно работы,» сказал я. «Хочу сделать что-нибудь с хламом на третьем этаже, и однажды я почувствую, что будет безопасно позволить мистеру Боудичу спуститься в подвал, там паззл, который нужно закончить. Думаю, он и забыл про всё это. Ох, ещё мне нужно научить его пользоваться ноутбуком чтобы он мог сёрфить сеть, так же, как и смотреть фильмы, плюс -»

«Хватит, Чип. Дело в собаке. Верно?»

Я подумал о том, как поднимаю её на крыльцо, как пристыженно она выглядит, когда нечаянно пачкает в доме, и не смог ответить.

«Когда я был ребёнком, у меня был кокер,» сказал папа. «Пенни, так её звали. Очень тяжело, когда хорошая собака стареет. И когда она подходят к концу…» Он потряс головой. «Это разрывает сердце.»

Так и было. Точно так.

Мой папа не рассердился на мою идею бросить футбол в мой последний год, а вот мистер Боудич – ещё как. Он взбесился как медведь.

«Ты спятил?» почти прокричал он. Краска вспыхнула на его морщинистых щеках. «Я имею ввиду, ты совсем спятил? Ты же будешь звездой в этой команде! Ты же можешь гонять мяч в коллеже, может быть, даже со стипендией.

«Да вы в жизни не видели, как я играю.»

«Я читаю спортивную рубрику в Сан, какой бы хреновой она не была. Ты выиграл чёртов Индюшачий кубок в прошлом году!»

«У нашей команды в той игре было четыре тачдауна. Я сделал только последний.»

Он понизил голос. «Я приду смотреть твои игры.»

Это настолько меня поразило, что я потерял дал речи. От того, что до аварии был добровольным затворником, было удивительно услышать такое предложение.

«Вы всё ещё можете ходить на матчи,» сказал я. «И я пойду с вами. Вы купите хот-доги, а я - колы.»

«Нет. Нет. Я твой босс, чёрт тебя подери, я плачу тебе жалование и запрещаю тебе. Ты не пропустишь свой последний школьный сезон по моей вине.»

У меня был характер, хотя я ни разу его не показывал мистеру Боудичу. В тот день показал. Можно было честно сказать, что в тот день я сорвался.

«Это не из-за вас, не только из-за вас! Как насчёт неё?» я указал на Радар, которая подняла голову и тяжело заскулила. «Вы сможете переносить её вверх и вниз по ступеням заднего крыльца чтобы она могла писать и какать? Вы же сам еле-еле ходите!»

Он был шокирован. «Я… она может делать это в доме… Я постелю газеты…»

«Она это возненавидит, вы знаете, что так и будет. Может, она и собака, но у неё есть достоинство. И если это её последнее лето, последняя осень…» Я почувствовал, как подступают слёзы, и вы назовёте это чушью только если у вас никогда не было любимой собаки «… Я не хочу быть на футбольном поле, отрабатывая подачу на гребаном тренировочном манекене, когда она умрёт! Я буду ходить в школу, собираюсь это делать, но оставшееся время я хочу быть здесь. И если это вас не устраивает – увольте меня.»

Он молчал, сложив руки. Когда он снова на меня посмотрел, его губы были сжаты так плотно, что были почти не видны, и мгновение мне казалось, что он так и поступит. Затем он сказал, «Как ты думаешь, ветеринара можно вызвать на дом и может ли он проигнорирует тот факт, что моя собака не зарегистрирована? Если достаточно заплатить?»

Я перевёл дыхание. «Я попробую найти подходящего.»