СИЗО. 230-ая камера. Сокамерники

С первых дней моего пребывания в 230-ой камере у меня начало складываться впечатление, что в хате не все в порядке.

Но, чтобы было понятно, сначала немного о сокамерниках.

Антон.

Антохе на момент ареста было лет 29 лет, тридцатилетие он отметил уже в тюрьме.

Он был воспитанным еврейским мальчиком, из хорошей семьи. Рос, учился, женился, поступил в юридический, окончил и работал начальником юридического управления в одном из департаментов областной администрации.

Страшно далеко был он от преступного мира, можно сказать – на разных полюсах. Но завизировал у себя на работе какой-то сомнительный договор и внезапно – арест, суд, СИЗО и 159 статья пункт четвертый, до десяти лет. Возможно, кто-то и подставил.

Антоха пережил низвержение, по его понятиям и прежней жизни, в ад. Нет, не в ад. В АД!!!

Арестовали нас примерно в одно время, то есть, шел второй месяц нахождения Антохи в СИЗО, и он мог бы уже освоиться, привыкнуть, отойти от первоначального стресса.

Но нет, Антоха не отошел, а продолжал находиться в состоянии этого стресса. Внешне это проявлялось в некоторой Антохиной заторможенности и замороженности. Его как бы "приморозило", в силу чего к Антохе прилипла грёма "сугроб".

Антоха плохо воспринимал обычную бытовую обстановку камеры, сам его организм не принимал того, что с ним случилось. Он, то сутками спал, то ходил взад и вперед, то сидел с отрешенным видом, плохо понимая, что вокруг происходит.

Народ посмеивался:

— Антоха, размораживайся! Ну, ты и сугроб, эк как тебя приморозило…

Но дальше незлобных подкалываний дело не шло, так как было видно, что Антоха не играет, не врет, он действительно такой, не прикидывается и сам от этого страдает.

С ним было что-то вроде обострения психосоматики на почве длительного стресса. Как-то через несколько месяцев я уехал на ИВС для ознакомления с материалами уголовного дела, и в камеру ко мне подселили Антоху, которому я обрадовался, как старому знакомому. При этом Антохин организм продолжал буянить – уже через пару часов сидения вместе в камере и вспоминания общих знакомых Антохе буквально на ровном месте стало плохо, он побледнел, позеленел и его начало неудержимо рвать.

Я забарабанил в дверь, требуя врача, врач пришел, Антоху куда-то водили для уточнения диагноза, дали таблетки, вечером ему стало чуть получше, а ночью опять началось… В общем, на следующий день его увезли обратно в СИЗО и затем, по слухам, на тюремную больничку…

Олег.

Олегу было лет 45, он в прошлом был военным, дослужился до майора, командира батальона.

Потом уволился, но на гражданке себя по-настоящему не нашел. Хорошей работы не было, начал работать таксистом.

Работал, работал, а потом с ним произошла история, как у Арсена: поступил заказ, Олег приехал к клиенту, клиент сказал, что сам не поедет, но попросил отвезти пакет. Ну, пакет и пакет… Олег и повез. А в месте назначения его уже ждали и приняли с понятыми, наручниками и арестом по 228, сбыт, крупный размер, большой срок…

Олег тоже был далек от преступного мира, но сказалась военная закалка – никаких особых бытовых трудностей он в тюрьме не испытывал. Наоборот, пытался противостоять системе, но своеобразно, как мог: не получал передачи и принципиально сидел на баланде, всем своим видом и поведением показывая, что у него ничего нет и взять с него нечего. Правда, в отличие от Антохи, полной естественности поведения Олегу достичь не удавалось, в результате чего, бывало, сокамерники на него косились, интуитивно чувствуя, что что-то не так…

Впоследствии до меня дошли слухи, что адвокат пообещал Олегу помочь, Олег дал адвокату 2 миллиона за благоприятный исход своего дела (все деньги, которые у него были), адвокат деньги взял, и в итоге Олег получил 9 лет строгого режима, которые он и так бы получил без всяких денег. Адвокат разводил руками, но деньги не вернул. Олега это сильно подкосило, несколько дней он был в состоянии прострации, ничего не замечая вокруг, а потом уехал в лагерь…

Продолжение следует.