СИЗО. 230-ая камера. Кто нам мешает, тот нам и поможет
Итак, у меня началось ознакомление с материалами уголовного дела.
Информации было очень много, на тот момент дело состояло из более чем 80-ти томов. Осмысливать и переваривать приходилось массу документов, но шестнадцатиместная 230-ая камера этому никак не способствовала – толчея, шум, гвалт, плохое освещение...
По-хорошему, надо было перемещаться в другую, более спокойную камеру с меньшим количеством арестантов. Но порядочный арестант не должен быть инициатором смены камеры, это, мягко говоря, очень не приветствуется. Сиди, где сидишь.
Однако, для самого себя у меня было два оправдывающих аргумента.
Первый – "лыжи", то есть, помещение меня в 230-ую камеру явно было по инициативе недобросовестного следователя, которому, в силу недостаточности доказательств, надо было любой ценой оказать на меня давление – чтобы я был сговорчивее и подписал то, что нужно следователю.
Второй аргумент – 90 % арестантов вообще никак не занимались подготовкой своей защиты в предстоящих судах. То есть, просто тупо сидели. Поэтому мое перемещение не затрагивало ничьи интересы.
Тома для ознакомления обычно приносили в СИЗО оперативники, причем помоложе, типа – "лейтенант, тебе делать нечего, давай в СИЗО с томами уголовного дела, на ознакомление". Задание для опера – проще некуда: сидеть и читать книжку, пока арестант выписывает что-то из дела к себе в тетрадку.
Но как-то в один из дней прихожу я на ознакомление – а там мой недобросовестный следователь собственной персоной. Ба!
— Ба! Никанор Иванович, — заорал дребезжащим тенором неожиданный гражданин и, вскочив, приветствовал председателя насильственным и внезапным рукопожатием.
Надо же, думаю, чего это следователь-то припёрся, делать ему, что ли, нечего – сидеть тут скучать, пока я тома читаю?
Но следователь завел со мной разговоры о том, как я тут себя чувствую, как у меня дела т.д.
Ага, понятно, он пришел узнать – в каком я нахожусь состоянии, чтобы понять, чего это я такой упорный и как еще можно ухудшить мое положение.
Ну, думаю, это редкая удача, сейчас я ему тут разыграю третий концерт Паганини для скрипки с оркестром. )))
Отвечаю ему на его вопросы:
— Знаете, очень хорошо себя чувствую, просто замечательно!
У следователя от удивления глаза на лоб полезли:
— Что же замечательного? У вас сколько человек в камере? (типа, он не знает)
— Шестнадцать, — говорю.
Следователь продолжал удивляться:
— Ну и что хорошего, шестнадцать человек, народу ведь полно?
Я ему:
— Эх, да вы просто ничего не понимаете! Народу много, всегда есть с кем пообщаться, движуха, весело, время быстро летит – не замечаешь, супер!
Смотрю, следователь после моих слов сильно задумался, что-то в голове прикидывает, думает, соображает…
Ну, ОК, значит мои семена упали в благодатную почву и скоро взойдут. Остается только немного подождать. Даже поливать не надо… ))
Через пару дней продольный назвал мою фамилию и добавил "с вещами".
Народ сразу понял, что меня переводят в другую камеру, посочувствовал:
— Эх, Михалыч, переводят тебя в другую хату… Ну ты отпишись с нового места…
— Отпишусь, конечно…
Вышли на продол, пошли. Вижу, что идем в другой корпус, в нем дошли по продолу до самого конца, остановились возле двери с номером 216.
Ого! А ведь про 216-ую камеру мне уже рассказывали в 214-ой.
Дверь открылась, я с матрасом и вещами протиснулся внутрь и поздоровался:
— Здорово!
Камера была шестиместной. Бинго!
Продолжение следует.