СИЗО. 230-ая камера. Борька и Серый, продолжение
Итак, я остановился на том, что Борька в разговоре со мной заявил:
— Я вот тут с лагерем разговаривал… старшие пацаны говорят, что надо бы на общее уделить…
Так, думаю, вечер перестает быть томным:
— А конкретнее?
Борька достал из кармана бумажку и, развернув, показал мне. На бумажке Борькиным корявым почерком было написано "200 000".
Ого, сумма 200 000 руб. и по вольным порядкам была не маленькая, а в тюрьме и вообще нереальная.
Я, хоть и был новичком, но уже знал, что на общее выделяется по возможности, а не так – по мятой Борькиной бумажке.
Но мне нужно было посоветоваться с более опытными арестантами, чтобы по незнанию не наломать дров. А на это нужно время, поэтому я ответил Борьке таким образом:
— Ну, сумма приличная… мне надо с родственниками пообщаться, узнать, какова у них ситуация, они вроде бы все сбережения адвокатам уже отдали.
Борька, сразу не получив отказ, начал наглеть:
— Сколько тебе времени нужно?
Я, чуть подумав, ответил:
— Думаю, что за неделю управлюсь.
У Борьки в голосе появился нотки начальника:
— Смотри, время пошло…
Ну, пошло и пошло.
Самым опытным из моих знакомых арестантов был Хромой, с которым я познакомился на ИВС, когда проходили очные ставки.
Так как Хромой долго сидел в одной камере с положенцем и слышал все разговоры, он обязательно должен был быть в курсе – как обстоят дела с выделением на общее и какова в этом роль Борьки.
Я черканул Хромому маляву, в которой обрисовал ситуацию и попросил совет – как правильно себя вести, и уполномочен ли Борька заниматься такой деятельностью?
На следующую ночь пришел короткий ответ от Хромого, в котором был указан номер телефона и просьба его набрать, как только появится возможность.
Я, естественно, так и поступил, хотя разговаривать на такую щекотливую тему в окружении 14-ти соседей было не очень удобно. Но из разговора с Хромым я сделал такие однозначные выводы:
- на общее выделяется по возможности;
- косяков у меня нет, поэтому требовать с меня никто не может;
- о полномочиях Борьки никому не известно.
Так, все встало на свои места.
Через пару дней, выдержав театральную паузу, я сообщил Борьке, что я понимаю всю важность выделения на общее, но родственники все сбережения уже отдали адвокатам, поэтому такой возможности нет. Могу только периодически закидывать по 300 – 400 рублей, но не больше.
Борька разозлился, и было видно, что он затаил на меня злобу, а, значит, будет выискивать у меня косяки. Но формально я был прав, и предъявить мне было нечего.
В целом мне стало понятно, что тот, кто придумал такую систему в 230-ой камере и поставил туда Борьку, хорошо изнутри знал арестантскую жизнь.
Давайте попробуем смоделировать, что можно было предъявить Борьке, и как он мог бы отмазаться?
1. По горячим следам: Борька обирает арестантов.
Версия Борьки – я это все делал ради общего, а деньги просто еще не успел передать куда надо, вот прямо завтра собираюсь это сделать.
2. Не по горячим следам: Борька обирает арестантов.
Версия Борьки – меня оговаривают, ничего такого не было, я не могу отвечать за то, что кто-то куда-то переводит деньги, я тут не при чем.
3. Борька каждый день принимает душ.
Версия Борьки – я просто поддерживаю чистоту.
4. Часть сокамерников сидит на баланде.
Версия Борьки – я не обязан кормить каждого бедолагу.
5. Борька трескает еду из передач других арестантов.
Версия Борьки – они сами меня угощают.
И так далее, по всем пунктам.
Все это, конечно, очень упрощено, но в целом смысл передает верно.
В 230-ой камере все было организовано так, что, по сути, серьезно предъявить Борьке было нечего. Я же говорю – тот, кто это организовал, хорошо знал тонкости арестантской жизни. Получился "пресс", но пресс мягкий, в "лайт" варианте, с одновременным обогащением самого "пресса".
Продолжение следует.