Шаманом быть не выбирают⁠⁠

От громкой музыки закладывало уши, а прокуренный воздух забивался в легкие, словно мелкая пыль. Голова кружилась, и на мгновение девушке показалось, что она вот-вот отключится. Прямо тут, на заблеванном полу рок-клуба в здании бывшего завода Сибэлектростали.

Содаяна прижалась к грязной стене. Надо выбираться отсюда. На мороз, на свежий воздух. Идти домой, надеясь, что не собьет машина, что не потеряет сознание и не замерзнет насмерть.

Мимо прошел мужчина и смерил девушку презрительным взглядом. Содаяна подумала, как выглядит в его глазах. Слишком большой свитер, украшения, как из этнического музея. Повязка на голове. Рюкзак в каких-то лентах и оберегах. Городская сумасшедшая или наркоманка.

Содаяна сползла на пол, держась за лямки рюкзака, как за спасительный трос. Ноги уже не держали. Ощущение в теле было такое, будто ее избивали батогами. Шаманская болезнь. Забытый кошмар двухлетней давности, когда весь мир обратился болью и иллюзией, а старый родич, которого считали колдуном, пытался сделать из Содаяны «настоящего шамана, себе на замену».

Тогда удалось вырваться, вернуться домой, в город. Традиции предков, чужое предназначение, старые обряды – Содаяна все оставила позади, как оставляет позади чум потомственный оленевод, уходя в город.

«Шаманом быть не выбирают. Ты либо рождаешься таким, либо нет».

А Содаяна решила, что свобода – важнее. Что ее личное право на первом месте. Два года делала вид, что тех месяцев в тайге не было. Что ее не учили родному языку, что не было ни шаманского бубна, ни ритуальной одежды. Что ушла оттуда «недошаманкой», так и застряв между двумя мирами...

– Эй, все в порядке?

Содаяна, не отнимая рук от головы, приподняла подбородок. Над ней склонился юноша. Его черные волосы были убраны в хвост, а из-за просторной черной футболки с эмблемой ДДТ парень казался ещё более худым, чем был. Раскосые глаза, такие же, как у самой Содаяны, смотрели с искренним беспокойством.

«Недошаманка» кивнула.

– Точно? Может, воды принести? – он едва перекрикивал музыку.

– Да! В порядке все!

Надо выбираться. Подняться на верхний этаж, а там – на улицу. Автобусы уже не ходят, так что придется четыре километра идти пешком. Содаяна вцепилась в перила. Шаг. Второй, третий.

Девушка прорывалась через толпу. Пьяную, накуренную, разгоряченную музыкой. Где-то вдалеке выла милицейская сирена.

Под ногами что-то хрустнуло – Содаяна наступила на чей-то телефон-раскладушку. Монохромный экран грустно мигнул и отключился.

На первом этаже было еще темнее, чем на цокольном. Потолок почти касался макушки. Мышцы свело судорогой, к горлу подступила тошнота. Виски сверлила невидимая дрель.

У входа в клуб стоял человек, будто сделанный из железа.

Содаяна в ужасе сгребла рюкзак и попятилась.

Железный человек обратился тенью и пополз по потолку. Длинные когтистые лапы дотрагивались до лиц посетителей, и в их глазах на мгновение мелькал первородный ужас.

Бежать. Бежать. Бежать.

Горло обожгло огнем, когда Содаяна попробовала вырваться наружу. Невидимые руки держали ее за плечи. «Нельзя выбрать быть шаманом или нет. Ты таким рождаешься. Если не выполнять свою задачу, то этот древний, как сама тайга, дар сожрет тебя, как кислота, как паленая водка, как ядовитая музыка в подвальных клубах».

После себя тень оставляла тягучий шлейф, как песок сухим летом. Края касались голов людей, и невидимые отвратительные песчинки попадали в глаза и уши. С каждой секундой танцующие становились все более злыми. Где-то с грохотом разбилась бутылка, кто-то закричал.

Внизу было все в дыму. На мгновение Содаяне показалось, что начался пожар, но потом она осознала, что это всего лишь иллюзия из-за усталости и боли. «Ты конченая идиотка, – выругалась Содаяна. – Ты же не умеешь. Не научилась. Всего полгода жизни с дядей ты только и знала, как с ним воевать по мелочам. У тебя нет шаманского бубна. Ты не знаешь обрядов. Ты даже понятия не имеешь, как зовут ту тварь, что ползает по головам тусовщиков».

С треском оборвалась нитка на рюкзаке – и обереги рассыпались по полу. Тяжелые ноги раздавили их, как стекляшки. Содаяна хотела собрать осколки с грязного пола, но стоило опуститься на колени, как об нее тут же споткнулся подвыпивший мужчина.

Содаяна толкнула дверь. В нос ударила убойная смесь хлорки, аммиака и сырости.

Тишина. Будто тяжелая дверь отрубила общий темный туалет от остального здания. В темноте кто-то всхлипывал.

Содаяна на цыпочках прошла глубже. У раковин стояла перевернутая пластиковая коробка из-под стеклотары, и, сидя на ней, размазывала по лицу тушь девушка.

– А у меня же уже там все наладилось: работу вот нашла. Хорошую. А они звонят, мол, отцу плохо, мама болеет, брат пьет. Я им говорила, говорила, что помогать смогу, а они – нет, нам ты нужна, а не деньги.

Над девушкой склонилась тяжелая тень – мужчина, крупный, метра два ростом, в плечах в два раза шире Содаяны. Круглое лицо, залысина. Девушка подумала, что он либо бурят, либо якут. У него словно бы недавно был инсульт – правая часть лица не шевелилась, а глаз был закрыт.

– Да, Кать, теперь жизни никакой не будет.

–…А брат, сволочь, только знает, как деньги таскать. Я за ним присматриваю: он пропадет один. А денег не хватает постоянно, на всех кредиты висят. А кому выплачивать? Мне.

– Ты молодец, – улыбнулся мужчина, – так обо всех заботишься, такую работу делаешь. Большую, важную, – правая рука неестественно висела сбоку, словно приклеенная.

Девушка снова зашлась слезами. Лысый склонился над ней, как собака, обнюхивающая добычу. Черная пыль загустела над головой, и он втянул ее в себя носом.

Катя продолжала рыдать. До Содаяны едва долетали отдельные слова. Она, Катя – никто. Всего лишь придаток к своей семье. Закредитованная чужими долгами. Вымотанная не своими задачами.

– А ты, – существо вздохнуло, – ребенка себе роди. Хоть от кого. Будет тебе, – оно криво усмехнулось, – счастье.

Девушка кивнула. На ее лице появилась злая улыбка.

– Найди кого, да и роди, для себя. В тесноте да не в обиде, так у вас говорят?

Катя вдруг резко повернула голову, завидев Содаяну. С глаз сошла мутная пелена, а темная пыль поредела.

– Иди отсюда, – приказала Содаяна девушке.

– А не пошла бы ты, а?!

– Я сказала, иди отсюда, – Содаяна приблизилась к тени. Существо криво усмехнулось, демонстрируя острые зубы.

Катя рванула прочь. Содаяна расставила руки в сторону, словно желая остановить тень, если та вдруг ломанется за добычей.

– Шаманским духом пахнет, – потянула тень носом, – эвенк? Не-ет, те по-другому пахнут. Якутка? Тоже нет, – монстр из нижнего мира неестественно выгнул шею. – Неужто, эянкийка? Редкость-то какая. Вы же друг друга еще при царях перегрызли.

Существо встало у Содаяны за спиной. Оно все еще сохраняло человеческий облик, но правая часть тела полностью исчезла, превратив его в однорукое и одноногое чудовище.

– А что же ты ушла от старика Улгэна? Он бы тебя обучил, как надо, шаманом же нельзя стать просто так. Надо научиться.

– Старик и сам ничего не знал.

– Знал, знал. А ты бросила его, убежала. Неправильно это, Яна, неправильно. Как же ты станешь шаманом без помощи? И вот это все, городская жизнь. Она не для тебя.

– Да, это так, – согласилась Содаяна, чувствуя себя, словно идет по тонкому мартовскому льду.

– Так возвращайся в село, к старику. Пусть он тебя обучит. А так ты – недошаманка, полушаманка или вообще никто. Ты же против меня ничего не сделаешь. Я – абасы, черный дух тайги. Против меня только сильный выстоит. А ты одеваешься, как чужак, говоришь, как чужак. Ну, родной язык-то хоть выучила?

Черный глаз без зрачка вперился ей в душу.

– Да, сглупила ты, Содаяна, – промурлыкала тень, – шаманская болезнь все силы выела, всю душу вытащила.

Содаяна попятилась. Черная пыль облепила лицо и руки. Вся похороненная боль, весь ужас вырвались наружу.

«Никчемная, глупая, чужая и в этом русском городе, и в родной тайге».

Нет, что она творит. Она же сама его кормит. Содаяна попыталась разорвать пыльные путы, но те лишь сильнее вгрызлись в кожу.

– А ты вернись, вернись к своим корням. Таким, как ты, место в чуме, со своими…

Содаяна поскользнулась и упала спиной на мокрый кафель, ударившись головой о выступавший кусок плитки. Существо навалилось сверху, впиваясь глазами, сотканными из тьмы.

– Глупая маленькая эянкийка. Даже со мной не управилась. А я всего-то низший дух, мною разве что скот да детей пугать. Ну ничего, поживлюсь шаманом в кои-то веки-и-а-а…

На пол посыпались осколки. Существо вывернуло шею и чуть привстало, позволив Содаяне откатиться от него в сторону.

Позади абасы стоял парень в майке «ДДТ». В руках он держал разбитую бутылку. Злость у того в глазах сменилась на неподдельный ужас.

– И ты тоже эянкиец, – тень облизнула толстые жирные губы, – по всей Сибири не сыщешь, а тут в одном подвале сразу двое.

Черная пыль роем мух облепила лицо парня. Она проникала в глаза и уши, и он не мог оторвать взгляда от гипнотического ока твари.

– Все умерли. Все. Семья, род. Никого не осталось, один ты. Даже на родном языке поговорить не с кем…Может, ну его? Смени имя, фамилию. Уезжай куда подальше.

– Отстань от него! – крикнула Содаяна, – я – та, что начинаю, та, что заканчиваю. Я – та, что путешествую между мирами. Мне открыто слово неведомое… и запретное.

Абасы обернулся, с любопытством вглядываясь в Содаяну. Слова на русском застряли в горле и вдруг обернулись другим наречием, забытым, незафиксированным этнографами и лингвистами – древним языком эянкийцев.

Грязный подвал превратился в тайгу, заваленную синим снегом. Абасы, половина тени, при ходьбе издавала скрежет, как несмазанные железки. Содаяна встала, и глаза ослепило красное солнце, занимавшее половину неба, что подпирало исполинское дерево.

На ветвях висел бубен из оленьей кожи. Ленты шевелились на потустороннем ветру, а в ушах девушки зазвенели колокольчики.

«Твое. Бери.»

Содаяна замотала головой.

Абасы криво засмеялся. На его половинчатом торсе появился пояс с маленькими коробками.

«Он так и будет воровать чужие души. Будет ходить по тому, что осталось от тайги и травить черной пылью. Шаманов почти не осталось. Некому выслеживать чудовищ с той стороны».

Сквозь живот Содаяны словно прошел раскаленный прут. Она сопротивлялась, ругалась, как тогда, два года назад. Не нужно, не хочу, не буду.

«Кто встанет между людьми и иным миром? Кто?»

Хозяин Тайги не угрожал. Не ругал. Лишь констатировал простую правду, от которой Содаяна бегала всю свою жизнь.

Девушка сорвала с сухой ветки бубен, подняла над головой и во всю силу легких крикнула:

– Я – та, что начинаю! Та, что заканчиваю! Я ведаю слово тайное и открытое!

…Содаяна снова провалилась во тьму.

– Эй, ты как?! – голос юноши выдернул ее обратно в реальность.

– Да хватит меня трогать, – Содаяна оттолкнула его. С легким стуком с колен упал шаманский бубен.

Юноша отшатнулся от него, как от трупа чумной птицы.

– Это вообще что было…

– Абасы. Черный дух.

– Якут, что ли?

– Они не делятся по национальному признаку, – Содаяна встала. В теле была странная легкость. Разом ушло и неприятное опьянение, и ломота в костях, и ощущение будто ее ударили мешком. Юноша как будто хотел из вежливости поднять бубен, но в последний момент передумал и не рискнул до него дотронуться.

– Меня Алтан зовут. Я из Найрского района. Был, – с грустью добавил он.

– Содаяна. Я из Красноярска так, но предки из Аюрского.

Они вышли наружу из клуба, и, пока Алтан застегивал куртку явно слишком легкую для такого мороза, Содаяна огляделась по сторонам. Катя облокотилась о стену у выхода и курила. Завидев шаманку, она выставила вперед руки, будто защищаясь.

– Смотри мне в глаза, – приказала Содаяна, – уезжай. У тебя здесь будущего нет. Бросай их всех к чертовой матери, или как у вас, русских, говорят.

– Я не могу, – неуверенно прошептала Катя.

– Можешь. Вставай и уезжай. Завтра же. И не оглядывайся. Ты сегодня прошла по краю – второй раз уже будет некому помочь.

Девушка посмотрела словно сквозь Содаяну. Потом потушила сигарету, и, натянув поглубже шапку, исчезла в холодной зимней темноте.

– Думаешь, послушает? – спросил Алтан, наконец справившись с курткой.

– Послушает.

– Это все точно не приход был? Я-то сам не потребляю, не подумай, – он задумался, – хотя, наверное, стоило бы.

– Нет, не стоило, – ответила она ему на эянкийском. Алтан вдруг расплылся в улыбке.

«Интересно, – подумала девушка, – когда он последний говорил с кем-то на родном языке».

– Давай провожу, – сказал он.

Содаяна кивнула. Бубен, от которого до сих пор пахло потусторонней тайгой, она понесла в руке. Тяжесть от него была приятной, а рука совсем не мерзла, словно тонкая оленья шкура защищала от холода.

Над ухом кто-то смеялся, но шаманка не могла понять: черный дух это или Хозяин Тайги.

Автор: Анастасия Шалункова

Оригинальная публикация ВК

часть первая: Шаманка Содаяна