Прыжок в неизвестность. Часть V⁠⁠

Те, кому не посчастливилось оказаться в месте прорыва, должны были отправиться на карантин. Большинство сдалось добровольно, некоторых, пришлось отлавливать по всему кораблю. Их участь незавидна: допрос с пристрастием, шлюз и открытый космос, ибо своим неповиновением они ставили под угрозу выживание всего корабля.

— Надеюсь, Император будет к нам милостив, и ни никого из беглецов не затронула скверна, — сокрушался капитан.

— Я бы не был столь оптимистичен — мрачно ответил ему Филипп фон Хардинг.

— Капитан, — на мостик взошел худой долговязый офицер, — Милорд, миледи, — он по очереди поклонился аколитам, — мы кое-что нашли. Вероятно, вам будет интересно взглянуть.

То, что случившееся на корабле — саботаж уже не вызывало вопросов. Лишь только корабль вынырнул из варпа и встал на верфь, техножрецы быстро нашли, что и как конкретно было выведено из строя, чтобы повредить поле Геллера. Поломку устранили быстро, а расследование передали в руки агентам Инквизиции. И теперь Рейвен и Филипп фон Хардинг смотрели на вереницу изможденных людей, что тянулась к допросной. Большинство из них были переданы в руки дознавателям своими же собственными собратьями из чувства долга или за дополнительный паёк.

Молодая медикэ передала отчеты о состоянии каждого из беглецов.

— Большинство из них чисты. Наши авгуры не выявили ни скверны, ни каких-либо заболеваний, о которых не было известно раньше, — отрапортовала она, нервно заламывая руки и безуспешно пытаясь это скрыть.

— А вы часто проводите медосмотр людей с нижних палуб? — Рейвен бросила ироничный взгляд и вопросительно изогнула брови.

— Мы знаем, чем болеют наши люди, — с готовностью ответила она, сжимая кулачки. — И хоть вы мне не поверите, но стараемся о них заботиться… По мере возможности, конечно, — на последней фразе она слегка стушевалась.

Филипп фон Хардинг лишь ухмыльнулся.

— Отбери нам тех, у кого нашли следы скверны. По убывающей. Сначала поговорим с теми, кому повезло меньше.

Двенадцать человек — столько несчастных ожидало своей участи в крохотной душной комнатушке, за стеной которой раздавались душераздирающие крики тех, кто не хотел говорить. Таких, как и предполагалось, оказалось не много. Первые — с явными следами мутации — быстро и честно признались, что просто испугались, и просили лишь не трогать их семьи. С ними было быстро покончено. С остальными пришлось потрудиться.

Мужчина лет сорока на вид, удивительно крепкий для жителя нижних палуб, сидел в кресле, затравленно глядя на аколитов исподлобья.

— Да я ведь здоров! — раз за разом повторял он, — проклятые железяки что-то напутали!

Филипп фон Хардинг тяжело вздохнул и сжал руку в кулак.

Гримаса боли исказила и без того изможденное лицо. Рейвен слышала, как хрустят его суставы, как скрипят сжатые зубы, видела слезы на глазах.

— Я виноват лишь в том, что не пошел в карантин, — рыдая, выдавил он, когда кулак дознавателя разжался. — А как я мог иначе?

Эту историю он повторял уже в третий раз: на корабле никому нет дела до обитателей нижних палуб, никто их не лечит, никто из не кормит. Когда все произошло, он испугался, убежал по лестнице. А когда объявили карантин, побоялся пропустить смену, ведь тогда его семье не выдадут паек. Излишним было говорить, что, во многом под давлением Рейвен, капитан распорядился поощрять едой всех, кто добровольно явился в изолятор и пристально следить за их состоянием.

— А потом дошло! До меня дошло! — продолжал реветь мужчина. — Меня же в шлюз выбросят. А кто тогда будет кормить мою семью? У меня семь детей! Семь! Умоляю, отпустите меня!

Рейвен перевела взгляд на инфопласину с данными авгуров. Нет, как бы ни хотелось верить в обратное, ошибки быть не могло: крупная киста неизвестного происхождения должна была по меньшей мере дать о себе знать, а по мнению медикэ и вовсе убить этого бедолагу. Кто-то остановил её рост, убрал симптомы, и Филипп фон Хардинг почувствовал нечестивое вмешательство.

— Повторю свой вопрос еще раз, — с нажимом проговорил он, — кто заговорил эту дрянь к тебя в груди? К кому ты ходил?!

— Я не…. А-А-А!!!

Мужчина скорчился, казалось, его сейчас всего вывернет наизнанку. Пальцы медленно вывернулись под неестественным угром.

— Говори! — наседал дознаватель.

Но из уст несчастного слетал только истошный крик.

— Говори!

Мужчина сжался, глаза готовы были вот-вот вылезти из орбит.

— Филипп, хватит! — вмешалась Рейвен. — Ты убьешь его!

— Сейчас не время играть в благородство, аколит.

— Мертвым он тебе точно ничего не скажет.

Челюсть дознавателя потяжелела, губы превратились в тонкую ниточку. Оставив несчастного, тяжело дыша, приходить в себя, он поднялся и, уже, стоя на пороге, процедил:

— Тогда, будь добра, сама с этим разберись.

Дверь бесшумно закрылась на ним.

Рейвен проводила Филиппа фон Хардинга хмурым взглядом, затем подошла к несчастному и присела перед ним на корточки.

— Как вы?

Она осторожно коснулась дрожащего плеча.

— Госпожа, — простонал мужчина, обращая к ней полный боли взгляд.

Рейвен махнула стоящему у входа штурмовику.

— Прикажи принести воды.

Долго ждать выполнения поручения не пришлось.

Рейвен осторожно поднесла фляжку к губам несчастного, тот принялся жадно пить, жалобно поскуливая.

— Госпожа, вы тоже мне не верите?

— Мне бы очень хотелось вам верить, — отозвалась она, — но, боюсь, факты говорят не в вашу пользу.

Вздох.

— Послушайте, — начала Рейвен мягко, вкрадчиво, глядя несчастному прямо в глаза, — он вернется, и этот кошмар продолжится. А если вы ничего ему не расскажите, он найдет вашу семью и ваших детей. И… — она болезненно зажмуривать. — Я даже не хочу представлять их судьбу тогда. Спасти их — в ваших руках, Гартис.

— Без меня они и так умрут, — простонал мужчина.

— О них позаботятся.

— Обещаете?

— Обещаю.

Несчастный подался вперед, почти повалился на Рейвен, пришлось его удержать, и, дрожа всем телом, тихо, измученно заговорил:

— Есть у нас на нижних палубах знахарь… Здоровяк По. Он один такой, не пропустите. Лицо у него доброе. Как у вас. И глаза мудрые. — он всхлипнул. — Я как почувствовал жжение в груди, к нему пошел. Он что-то поколдовал, и сказал, что время мое, мол еще не пришло, мол, иди, живи, радуйся жизни.

Рыдание снова потрясли ослабленное тело.

Рейвен похлопала его по спине.

— Вы молодец, Гартис. Вы молодец.

Оставив мужчину, она покинула допросную и шагнула в соседнюю комнату — туда, где прозрачная только с одной стороны стена позволяя наблюдать за дознанием.

Филипп фон Хардинг, как всегда спокойный и собранный, поприветствовал её одобрительным кивком.

— Хорошая работа, агент Дальмайер. Твой план снова приносит свои плоды.

— Благодарю, Мастер фон Хардинг. Мы с Льюисом столько раз разыгрывали этот спектакль, уже не счесть.

— Есть и в парной работе свои плюсы, — дознаватель почти улыбнулся.

— Пожалуй, — отрешенно ответила Рейвен, наблюдая, как штурмовики уводят еле волокущего ноги обреченного на смерть мужчину.

Внутри что-то шевельнулось. Печаль, горечь, едкий неприятный осадок, что ложится на душу всякий раз, когда из допросной уводят очередного обреченного, который мгновение назад, подкупаемый лаской и притворным добрым сердцем, открывал её душу. А ведь она, едва выйдя за порог, даже забыла его имя.

— Ты все еще их жалеешь?

— Не знаю, их или себя, — честно ответила Рейвен.

— Ты сделала то, что должна была. Благодаря тебе теперь мы сможем спасти сотни если не тысячи невинных жизней.

— Спасибо, — искренне поблагодарила она, а затем, глубоко вдохнув, повернулась к выходу: — Пойду, спасу то немногое, что от меня осталось. Распоряжусь о судьбе семьи этого несчастного.

— Рейвен, — окликнул фон Хардинг. Она обернулась. — В тебе больше человека… Чем во мне.

— Порог был невелик, — губы сложились в ироничную ухмылку.

Дознаватель притворно скривился.

— Это даже почти обидно.