Про намеки и секс⁠⁠

Молодой композитор. Безденежье. Уныние.

Звонит продюсер.

- Старик, тут работёнка для тебя есть. Надо музыку для титров написать. Берёшься?

Композитор в ритме «Спартака»: «Да, да, да-да-да!!!»

Перезванивает сам клиент.

- Понимаете, у нас кино не для всех. Арт-хаус. В самом фильме музыка не звучит. Но вот в конце даётся крупный план огромного дерева, потом камера переезжает на одинокий листочек, он срывается и планирует вниз. И вот тут как раз и нужен ваш талант. Аванс платим сразу, по выполнению выплачиваем весь гонорар.

Окрыленный творец садится за фортепиано, с голодухи рожает невероятно красивую вещь. Морриконе рыдает в кустах, давясь сигаретой от зависти.

День премьеры. Музыкант приходит в кинотеатр. Кинотеатр практически пустой. Ну да, арт-хаус. Кино не для всех. Отмечает для себя красивую пожилую пару, сидящую в ложе. Усаживается поудобнее, гаснет свет.

В кадре огромное дерево. Подле него лежит роскошная обнажённая блондинка.

И тут набегает толпа негров и как давай её драть во все дыхательно-пихательные! Дальше-больше. Прибегают карлики, потом инвалиды, тотальный трах, все дрючат блондинку, друг друга, хрен разберёшь, что происходит. Вдруг вбегает собака, начинает пердолить блондинку, попутно лилипуты харят собачку – содом и гоморра, одним словом.

Конец фильма. Крупный план дерева, листочек, красиво планирующий вниз и замечательная музыка.

Композитор сидит, отсвечивая багровыми от стыда щеками на весь кинотеатр. Понимает, что встрял в блудняк планетарного масштаба. Встаёт, идёт к выходу, проходит мимо пожилой пары в ложе, неловко им кланяется, криво улыбаясь. Не находит ничего лучшего, чем выдавить из себя: «Музыка моя». И слышит в ответ от старичков, что смотрят на него безумными круглыми глазами: «А собачка наша».

Ночь, улица, фонарь, аптека…

Да.

Готтентотская мораль в деле...

Демимонденка