Последний день августа. Часть 4
Рано утром Виктория ещё спала, а Яганов уже сидел на скале с оттопыренной «бородой», бросал на Викторию быстрые взгляды искоса и вновь быстро поднимал голову. Он находился в особом радостном состоянии духа, и издавал потоки совершенно невероятных звуков: прищёлкивал, поскуливал, позванивал, трещал, взлаивал и бормотал. Очень часто, как декламирующий поэму человек, он совершал при этом какие-нибудь выразительные телодвижения: нагибал голову, дрожал расправленными крыльями или что-нибудь ещё. На самом деле, он пел. И не все знают, что вороны умеют петь, но это так. В переводе на человеческий (немецкий, русский или польский) язык это значило примерно вот что:
«Спи крепко, моя любимая! Я рядом с тобой и прогоню всех ястребов и соколов. Ты не такая, как все, и не знаешь этого; а я это знаю. А я не такой, как ты, и никогда не стану таким. Ты нужна мне так сильно, что я хотел бы раздеть тебя до самых костей и объединить нашу плоть – в моём желудке, конечно, а не в твоём!»
В общем, жутковатая была песенка. А Виктория ни о чём не догадывалась и продолжала крепко спать. За ночь в её облике опять произошли незначительные, но весьма положительные изменения. Исчезла подростковая пухлявость, и черты лица, одновременно изысканные в своих прямых линиях и острых углах и притом несколько грубоватые, предстали во всей своей истинно арийской красе. Прежняя дурацкая причёска, в которой вьющиеся волосы торчали во все стороны, в первый же вечер покорилась боевому шлему – теперь, приглаженные им, волнистые и золотые локоны сбегали вниз, подобно ручьям. Короче говоря, петь было про что. Но в какой-то момент то ли Виктория уже в достаточной мере выспалась, то ли Яганов слишком уж сильно раскаркался – Виктория проснулась и оглянулась узнать, что за шум. Яганов моментально смолк и прижал перья, став гладким и строгим. А потом сказал:
- Доброе утро, доброе утро! Вы всё спите и спите, а нам давно уже пора двигаться дальше!
Вялая спросонок Виктория стала натягивать на рубашку свой доисторический бронежилет:
- Ну не могу я так сразу! Я должна принять ванну, выпить чашечку кофе…
- Не бегите впереди Гайдая, Гайдай шагает впереди! Сейчас ещё только пятьдесят шестой год. Ух ты, а в Горьком, наверное, уже выпустили двадцать первую модель!
Виктория ничего не поняла, но повиновалась. Видимо, завтрак тоже был впереди.
Примерно через час пути Яганов привёл Викторию в такое место, которое напомнило ей её привычный мир. Они вошли в лес, одетый юной и свежей листвой, и в основном этот лес состоял из лип. Там, где деревья стояли погуще, под ними росли осоки и что-то ещё, похожее по листьям на помидоры, а на прогалинах было полно папоротников, усеянных ароматными жёлтыми цветочками. Увы, на Викторию это не произвело должного впечатления. Она малость подзабыла ботанику, да и языческими поверьями никогда не интересовалась. Над цветущими папоротниками вились пчёлы и бабочки, и вся эта картина выглядела вполне пристойно. Из подлеска доносились витиеватые, нежные трели и свисты, похожие на голоса славок и пеночек.
- Хорошо мышки поют, правда? – поинтересовался Яганов.
- Как мышки? Разве это не птички?
- Нет, это мышки. Видите ли, этот мир не может не отличаться от привычного Вам по двум причинам. Во-первых, его придумал я; а во-вторых, вчера Вы убили животное, весьма важное с точки зрения эволюции в известном Вам мире.
Виктории ничего не оставалось, как согласиться. Вскоре она вышла на большую поляну, и увидела на ней… пасеку. Много ульев, и к ульям и обратно по своим воздушным трассам сновали пчёлы.
- Такой завтра Вас устроит? – спросил у Виктории Яганов.
- Вы что, предлагаете украсть мёд?
- Ну конечно, мёд. Неужели Вы предпочитаете пчёл?
- А нельзя его достать как-нибудь честно?
- Нет! – гордо ответил Яганов, - не всё на свете продаётся!
И вдруг он подал знак, чтобы Виктория спряталась и замерла. С другой стороны леса на поляну вышел медведь и начал деловито подбираться к ульям. Но что удивительно – вместо того, чтобы устроить нормальный медвежий погром, медведь аккуратно открыл крышку улья и, тщательно осмотрев рамки, взял себе только две штуки с запечатанным мёдом, и поставил вместо них пустые. И пчёлы – те даже не беспокоились!
Тогда Яганов вылетел на пасеку и, как последняя сволочь, начал долбить своим мощным клювом один из ульев, расковыривая леток – только щепки полетели. Пчёлы с очень серьёзными лицами высыпали наружу, но, к несчастью для них (а может, и к счастью, учитывая, что жало пчелы – это оружие и против самой пчелы тоже), уязвимых мест у ворона почти не было. Медведь же с праведным рёвом бросился на защиту улья. В лапах он держал рамки, намереваясь схватить обидчика пастью. Яганов перелетел на ветку ближайшего дерева и, сгорбившись, ехидно каркнул. Он сидел совсем низко. Разъярённый медведь, бросив рамки, полез за ним. Подпустив медведя поближе, Яганов спикировал на землю, ухватил одну рамку и полетел прочь. Медведь, загребая воздух когтями, сыпал проклятия, но толку в этом было уже мало. Осмотрев повреждённый улей и посокрушавшись, он ушёл.
Виктория совсем не хотела оставаться возле пасеки, которую охраняет медведь, и с похвальной скоростью побежала туда, откуда раздавалось знакомое карканье. Яганов протянул ей в клюве медовый сот.
- А Вы? – спросила Виктория.
- Я сладкое не люблю, - ответил Яганов, - я бы предпочёл расплод.
- Очень странно, - сказала Виктория, жуя соты и по временам отплёвываясь воском, - что медведи ухаживают за пчёлами!
- Как раз в этом-то, - ответствовал Яганов, - ничего странного и нет. Ухаживают же за пчёлами люди. А у медведей и людей в образе жизни, точнее сказать, в типе питания – исходно очень много общего. Интересно совсем другое. Во-первых, этот вид медведей способен питаться только продуктами пчеловодства и ничем более. Во-вторых, этот вид пчёл способен жить только в тех ульях, которые для них делают медведи. Между пчёлами и медведями установился очень глубокий симбиоз, гораздо более глубокий, чем между пчёлами и людьми в вашем мире.
- А эти медведи… Они, вообще, насколько разумны?
- Гораздо менее, чем обычные, - пренебрежительно хрюкнул Яганов, - Вы же сами видели! И это понятно, ведь жизнь у них гораздо однообразнее. Примерно как у работника какой-нибудь фабрики или колхоза. Деятельность по уходу за пчёлами у них, в основном, инстинктивная, примерно как деятельность бобров по постройке плотин.
На нижнем краю рамки было несколько ячеек с личинками, и Виктория оставила этот кусок Яганову. Он поклевал чуть-чуть и положил остатки на землю. Тотчас же из травы вынырнула какая-то маленькая зверюшка, похожая на горностая, схватила эти остатки и убежала. Виктория успела заметить, что длинное и гибкое тело животного сзади постепенно суживалось и переходило в единственную, расположенную по центру, когтистую лапку, с которой оно управлялось так же ловко, как обычный горностай – с двумя.
- Видели зад? – спросил Яганов.
- Да! А почему так?
- Всё дело в том, что обычные наземные позвоночные произошли от кистепёрых рыб, у которых были грудные и брюшные плавники – будущие четыре ноги. А эти горностаи произошли от илистых прыгунов, у которых брюшные плавники уже стали присосками, а не плавниками, а хвосты уже используются для прыжков по земле. Так что третья нога – не нога, а хвост.
- А как же брюшные плавники?
- Теперь это выводковая сумка. В ней горностаи переносят своих головастиков… Ну что, подкрепились? Пойдёмте, я Вам ещё кое-что покажу. Слышите шум? Пойдёмте туда!
Вдали раздавался треск ломаемых деревьев. Подойдя к его источнику, Виктория увидела, как в чащобе топчется колоссальный, высотой с четырёхэтажный дом, гусь, только без крыльев и без перьев. Гусь тянулся к верхушкам вековых лип, объедая ветки, и те исчезали в его глотке, чтобы по длинному пищеводу опуститься в мощнейший желудок, оснащённый для измельчения пищи проглоченными булыжниками.
- Ну и ну! – вырвалось у Виктории, - они весь лес не съедят?
- Весь не съедят. Дело, видите ли, в том, что они не могут далеко отходить от моря, так как только на морском берегу они находят подходящие камни. Кроме того, только возле моря они могут размножаться.
- Но почему?
- А вот почему. Даже обычные гуси предпочитают спариваться в воде. Эти же на суше уж никак не могут спариваться – самка не выдержит дополнительный вес самца, ибо её скелет и так несёт предельную нагрузку. А пруды и озёра для них, как Вы понимаете, мелковаты…
- Вот это да! – не успокаивалась Виктория, обходя со всех сторон гуся, который совсем её не замечал, - какие же у них, наверное, яйца!
- Смею Вас разочаровать – самые обычные. Птичье яйцо в принципе не может быть больше ведра, так как при увеличении размера яйца его объём возрастает в третьей степени, а поверхность – во второй, что затрудняет газообмен; толщина же скорлупы, при условии, что птенец должен как-то вылупиться, всего лишь в первой, что не позволит огромному яйцу выдержать даже свой собственный вес, не говоря уже о весе наседки. Так что эти гуси несут обычные гусиные яйца и не насиживают их, а закапывают для тепла в гниющий мусор, как крокодилы. И вот ещё что. Молодые гуси, величиной со взрослых обычных, способны летать. Это расселительная стадия. Такими большими и способными к размножению они становятся лишь в том случае, если находят подходящий лес.
- Здорово!
- В своём роде да. Но нас ждёт ещё много интересного, а чтобы это увидеть, надо ещё пройтись. Пойдёмте дальше! – и Яганов опять поднялся в воздух.
Виктория пошла за ним. По мере продвижения лес становился всё более редким, уступая место кустарнику, а потом и кустарник сменился низкотравной степью. День выдался солнечным, и светлокожая, голубоглазая Виктория почувствовала себя неважно. Яганов нашёл решение, стараясь лететь так, чтобы своей тенью по возможности закрывать хотя бы её лицо. На небе не было ни облачка, и дул достаточно сильный ветер. Вдруг Виктория увидела вдалеке, как по небу величественно летит, изредка помахивая широкими крыльями, кто-то большой (по-видимому, намного больше Яганова). Виктория решила, что это, должно быть, орёл или кондор, но когда животное пролетело ровно над ней, стало очевидно, что это очень крупная бабочка. На коричневой нижней стороне её крыльев находился узор, напоминающий глаза. И вот, перестав махать крыльями вовсе, бабочка стала снижаться, покачиваясь на ветру как лёгкий самолёт. Яганов закричал:
- Это очень хорошо! Сейчас мы ещё кое-что увидим. Следуем за ней!
Издалека Яганов и Виктория увидели, где приземлилась бабочка, и устремились туда. Бабочка была там не одна! Штук пять насекомых с туловищем величиной со среднюю собаку толклось возле какой-то зловонной мертвечины. Присмотревшись, Виктория опознала в этой падали труп медведя. Бабочки демонстративно прохаживались на высоких стройных лапах и время от времени замахивались друг на друга крыльями, и всякий раз, когда они их раскрывали, ближайшие окрестности будто озарялись синим пламенем – настолько яркой была верхняя сторона крыльев. Но вот иерархия была установлена, и одна из бабочек, меж всеми первая, приблизилась к трупу, прядая усами, и погрузила в гниющую плоть развёрнутый хоботок.
- Странно, - сказала Виктория, морщась от запаха, - вот уж я не думала, что бабочки питаются падалью.
- А, ерунда, - ответил Яганов, - многие обычные бабочки питаются падалью; Вы лучше оцените размер!
- Да и размер, честно говоря, впечатляет.
- О, это отдельная тема! Размер насекомых, в сущности, ограничен двумя вещами: прочностью наружного скелета и скорости диффузии газов в трахеях. Но у этих бабочек возник, в дополнении к хитиновой кутикуле, ещё и внутренний скелет, а дыхательная система приобрела полости и мышцы для активного прокачивания воздуха. Это тоже не новость – Вы видели, как у пчелы брюхо ходит вперёд-назад?
- Да.
- Так вот это не самое невероятное. А важно то, что эти бабочки живут по много лет и по много раз линяют, постепенно увеличиваясь в размере. Предки обычных насекомых тоже так делали раньше. Среди крылатых насекомых только взрослые подёнки линяют два раза, а эти – и десять, и двадцать, так что по сравнению со стандартными бабочками их красота фактически бессмертна.
- А как они размножаются, если так долго живут? – спросила Виктория.
- А никак. Размножаются гусеницы. Гусеница – последняя стадия. Она кормится гусиным навозом (на то она и гусеница) и откладывает яйца. Из яиц выводятся маленькие бабочки и разлетаются.
Внезапно Виктория увидела, как с тела бабочки, поросшего густой шерстью, на труп спрыгнуло ещё несколько животных. Они выглядели похоже на обычных крупных пауков, только третья и четвёртая пары ног у них несли странные перистые выросты, делавшие ноги похожими на крылья. Пауки принялись охотиться на опарышей, которыми кишела туша.
- Пауки живут на бабочках, потому что те подвозят их к падали, - сказал Яганов.
Появление пауков не прошло незамеченным и ещё для кое-кого. Откуда ни возьмись, выскочила маленькая серо-бурая птичка с рыжеватым хвостом и набросилась на пауков. Пауки огрызались, приподнимая передние лапы и раскрывая хелицеры, но натиск птички был так свиреп, что защищая своё мягкое уязвимое брюхо, пауки вынуждены были взлетать, махая задними лапами и прятаться обратно в меху бабочки. Отстояв большую часть опарышей, птичка растворилась в окружающей траве так же незаметно, как и появилась. Яганов кивнул ей вслед:
- А вот и главный виновник торжества – соловей-разбойник! Вас это, вероятно, удивит, но медведя убил именно он.
- Но как?! – и вправду удивилась Виктория.
- Очень просто. Подстерёг его, когда тот отправился в степь, чтобы купить у овец немного лекарства от пчелиного поноса, и спел ему проникновенную психотронную песенку. Настоящее искусство – страшная сила.
- А зачем соловью медведь?
- Опарышей разводить, птенцов кормить.
- Так ведь он же и нас убить может!
- Уже нет! При таких больших птенцах как здесь, соловей петь уже не может.
- Чтобы не убить птенцов?
- Нет, конечно! Просто пение определяется деятельностью половых желёз, а сезон размножения уже заканчивается. В разгар же брачного периода соловей-разбойник смертельно опасен! И всё же главным хищником этих мест, вершиной пищевой пирамиды, является не он.
- А кто же? – расхрабрилась Виктория.
- О, скоро Вы его увидите. Для этого нам будет нужно ещё немного пройтись. Главная проблема не в том, чтоб найти этого хищника, а в том, чтобы показать его Вам в таком месте, где он будет для Вас наименее опасен.
Яганов повёл Викторию дальше, оставив бабочек и прочую живность наедине с дохлым медведем. По дороге в степи им попадались участки с выбитой растительностью, сплошь изрытые овечьими норами. Овцы, отличавшиеся от привычных овец таксообразным телосложением, высовывались из нор столбиками и пялились на Викторию, как на новые ворота. Именно их сушёная плацента, которую медведи выменивали на пергу, излечивала пчёл от поноса.
В одном месте степь переходила в плоскогорье, и Яганов уверенно направился туда. Дорога стала довольно каменистой, а Виктория к этому не привыкла, и двигалась она медленно. Наконец, Яганов осторожно подвёл её к краю обрыва. Пригнувшись по его указанию и прячась в траве, она заглянула вниз. Там, на плоской равнине, стоял табунок отдыхавших лошадей, отмахивающихся хвостами от назойливых летучих кальмаров.
Лошади были в основном саврасой и соловой масти (что очень подходило под блеклый окружающий ландшафт), а по росту и телосложению больше всего напоминали ахалтекинцев: крупные и притом чрезвычайно изящные, с длинными бабками тонких ног и гибкими шеями почти без гривы, увенчанными лёгкими горбоносыми головами. Присмотревшись получше, Виктория поняла, что всё же делало этих лошадей необычными. Их глаза располагались не по бокам головы, как полагается, а смотрели вперёд! Эти лошади понравились Виктории до спазмов в горле. Ей очень захотелось на них покататься.
- Это они? – спросила она у Яганова шёпотом, но шёпот достиг чуткого слуха лошадей. Предводитель – изабелловый жеребец – моментально вздёрнул голову и жадно завертел ушами, уточняя направление звука. Его ноздри затрепетали, стремясь уловить запах возможной поживы. Кобылы и жеребята последовали его примеру.
- Да, - ответил Яганов, - это они! И они Вами заинтересовались. Надо сказать, что проголадываются они быстро.
- А чем они обычно питаются?
- В основном, овцами, когда те выходят из нор попастись. Но по большому счёту ловят всё, что возможно: медведей, застигнутых вдали от деревьев, гоняются за молодыми колёсными черепахами с неокрепшими рессорами; а большой табун может одолеть и взрослого гуся, дай им время.
- Мне нужна такая лошадь, - твёрдо сказала Виктория, - очень нужна!
Яганов обрадовался:
- Похвальное желание! Прошу понять меня правильно, но и они тоже нуждаются в Вас. Но сейчас они – лишь дикие хищники, желающие Вами закусить. Вы должны поймать лошадь и объездить её.
- Но как?!
- Очень просто, и намного проще, чем поймать обычную лошадь. Ведь эти побегут не от Вас, а к Вам.
- А что делать, когда они добегут?
- Надеть уздечку, разумеется. Подождите меня чуть-чуть.
Яганов улетел и вскоре вернулся обратно с уздечкой в клюве.
- Вот то, что надо. Сплетена из хвостов висячих мышей, а вместо железа – черепашьи рога, их не разгрызёшь!
Виктория долго вертела в руках уздечку, и смелости у неё всё прибавлялось и прибавлялось, а в голове оформлялся план. И вот она снова заглянула вниз и увидела, что к этому времени лошади уже широко разошлись вокруг уступа, на котором она находилась, чтобы увеличить коллективную вероятность встречи с жертвой. Это было очень на руку Виктории – теперь она могла сама приблизиться к нужной лошади, пока остальные будут далеко. Под прикрытием травы и кустов она подобралась к вожаку и быстро-быстро, почти кубарем, скатилась вниз по каменистому склону. Их разделяло теперь какие-то тридцать метров. Жеребец никогда не видел людей, но он был хищником широкого спектра действия и ни капельки не растерялся. Взвизгнув, он карьером помчался на Викторию, рассчитывая перехватить её прежде, чем она одумается и влезет обратно. Топочущие полтонны железных мышц и костей быстро закрывали в поле зрения Виктории весь остальной мир. Вот уже она видела глаза со светлой радужкой и чёрным зрачком, наведённые на неё, как прицел, вот конь нагнул голову и раскрыл пасть, обнажив четыре огромных острых клыка… Он рассчитывал первым же укусом схватить Викторию за шею и, встряхнув, сломать ей позвоночник. Виктория держала у своей шеи трензель, а другой рукой поддерживала уздечку в расправленном состоянии. В последний момент она дёрнулась в сторону, а конь влетел в уздечку сам. Сначала Викторию страшным рывком дёрнуло вперёд по ходу коня, но он, почувствовав что-то странное, сразу остановился, проюзив всеми копытами. Уздечка выдержала и руки Виктории тоже. Не дав коню опомниться, Виктория вскочила ему на спину и застегнула ремень. Конь принялся вертеть шеей, пытаясь достать Викторию, и лязгал зубами, но она натягивала повод то слева, то справа, и боль во рту его останавливала. За этим последовали серии безумных козлов и курбетов, но Виктория удержалась. Остальные лошади озабоченно подбежали к ним, но просто не могли понять, что происходит. Дичь вот она, рядом, но она в тесном контакте с вожаком; дичь небольшая, значит, они не смеют пока к ней прикасаться. Похоже, он сам разбирается с ней, но почему он так странно себя ведёт?
Затем жеребец попытался раздавить Викторию, покатавшись на спине, но она вовремя с него соскочила и вовремя же залезла обратно, а в лежачем состоянии он не мог ей ничего сделать. Но у него осталось ещё одно средство. Он по широкой дуге помчался туда, где поверхность плато отделялась от общей плоскости рельефа, где Виктория недавно прошла пешком под предводительством Яганова. По этому же пути он скакал всё дальше и дальше – прямо к обрыву. Он рассчитывал на то, что Виктория, спасая свою жизнь, спрыгнет с его спины. Но и Виктория рассчитывала на то, что он не пойдёт на самоубийство! Эта борьба характеров завершилась тем, что конь сиганул с обрыва… И в тот же момент перед ногами Виктории из его тела стремительно развернулись два больших белых крыла! Они мощно замахали, и скорость движения возросла раза в два по сравнению со скоростью лошади, во весь опор несущейся по земле. Встречный поток загудел в ушах у Виктории, и даже смотреть было больновато. Земля уходила вниз. Виктория попробовала применить шенкель и повод – конь безупречно повиновался! Ей даже удалось добиться того, чтобы он на какое-то время завис на одном месте, бешено хлопая крыльями, но на таком режиме он быстро уставал. А как быть с верхом и низом? Простые-то лошади, для которых придуманы средства управления, движутся в двух измерениях! Словно угадав её мысли, справа возник Яганов и прокричал (было заметно, что для него эта скорость близка к максимальной):
- Для управления по тангажу изменяй центровку!
- Что-что?
- Отклоняйся вперёд или назад!
Виктория так и сделала, и всё получилось. Она ещё долго гуляла по небу и даже научилась делать петлю и боевой разворот. Через какое-то время Яганов опять поравнялся с ней:
- Хватит уже, загоняешь его совсем! Пора возвращаться.
Виктория перевела коня в снижение. На неподвижных крыльях, выпустив ту их часть, что у птиц называется крылышком, он достаточно круто опускался вниз. У самой земли он выровнялся, а затем повернул крылья под большим углом и быстро затормозил. Виктория спешилась, а крылья убрались обратно, будто их и не было.
- Подождите-ка, - сказал, приземлившись рядом, Яганов, - ещё не всё! Снимите-ка кольчугу, засучите рукав рубашки и вытяните руку прямо.
Когда Виктория сделала это, Яганов взлетел ей на руку и шваркнул клювом по вене на локтевом сгибе. Естественно, пошла кровь. А конь повернулся и принялся её слизывать, пока кровотечение не прекратилось.
- Теперь можно снять уздечку, - сказал Яганов.
Освобождённый конь отбежал немного, оглянулся на Викторию, и, громко заржав, поскакал к своему табуну.
Виктория долго смотрела ему вслед.
- Вы ещё встретитесь, - сказал ей Яганов, - но, а теперь я задам Вам важный вопрос. Вы вспомнили, как Вас звали раньше?
- Да, - ответила Виктория, несколько прибалдевши, - теперь я припоминаю, что раньше меня звали Рандгрид!
- Вам ещё кое-что предстоит вспомнить, но это позже. А теперь вот что. Мы оба отправимся назад по воздуху!
- Как же я полечу?
- Сосредоточьтесь хорошенько. По логике вещей, Вы должны уметь превращаться в лебедя.
Виктория принялась жмуриться и пыжиться, и действительно – сработало! Вышла только одна небольшая ошибка – вместо лебедя получилась вполне миловидная домашняя гусыня северо-германской породы, белая и с голубыми глазами.
- Что ж, для первого раза неплохо, - сказал Яганов, но затем проворчал себе под нос, - да уж… Ворон и гусь – это классическое сочетание…
- Так куда надо лететь? – спросила Виктория.
- Домой, домой, конечно! Полетели за мной!
И оба путешественника поднялись в воздух… Яганов просто подпрыгнул, потому что он был вороном, а Виктория после небольшого разбега, потому что она была гусыней.
Внизу проплывали степи, леса, озёра. Вот уже и Вроцлав вдали показался. Но Виктория, увлечённая наземными видами, совсем забыла, что в воздухе есть свои опасности. Навстречу ей нёсся самолёт АН-2, и на критические мгновения она растерялась.
- На себя, на себя! – заорал Яганов, а сам отвалил в сторону. Но было поздно. Увидев напоследок изумлённое лицо пилота, Виктория хряснулась о верхнее крыло.
Очнулась она на кровати в комнате своей коммуналки и вроде бы в человеческом обличии. Голова страшно болела.
- Разве же можно так напиваться, - строго сказала ей бабушка, - тебя же сюда преподаватель из института привёл, вообще на ногах не стояла!
Виктория ничего не ответила. Она плохо помнила, что с ней произошло, а если бы и вспомнила, всё равно никто бы ей не поверил. Медведи, бабочки и папоротники смешались в её голове в более-менее однородную массу, и относительно чётко проступали только три вещи: прежнее имя, боевые доспехи и крылатый конь. Чудеса, да и только. Повинуясь смутной поведенческой программе, Виктория встала с раскладушки и, пошатываясь, подошла к окну, чтобы осмотреть двор и проверить, не лежит ли там где-нибудь павший воин, которого она должна доставить куда следует. Но там под лавкой лежал только пьяница местного значения, и он был жив. Остаток дня (к счастью, это было воскресенье), ушёл на то, чтобы прийти в себя. Засыпая, Виктория была уже совсем здоровой. Впервые за несколько месяцев, погружаясь в сон, она не боялась это делать. Она вспоминала, как зарубила мега-лягушку, и как выжила даже после столкновения с самолётом.