Похождения Геракла или 12 шагов к олимпийскому успеху. Восьмой подвиг (Часть 1)⁠⁠

Автором текста является Баграт Саруханов. Текст выкладываю по его просьбе. Я, по мере своих скромных сил, осуществлял вычитку и корректировку текста.
Ссылка на оригинал
Ссылка на первый подвиг
Ссылка на второй подвиг
Ссылка на третий подвиг
Ссылка на четвертый подвиг
Ссылка на пятый подвиг
Ссылка на шестой подвиг
Ссылка на седьмой подвиг

Эврисфей внимательно изучал карту. Он ничего не смыслил в работе с ней; но во время стратегического планирования от царя требовалось только стоять с умным видом, выслушивать споры военачальников и иногда болеть за одного из них в драке. По окончании обсуждений он давал какой-нибудь совет, и все тут же бросались выполнять распоряжение, до самого выхода из дворца громко восхищаясь безграничной царской мудростью. Периодически Эврисфей сомневался, то ли он приказывал, что было исполнено; но сомнения эти не удавалось подтвердить или опровергнуть, поскольку распоряжения он не помнил, а завести писаря как-то вечно забывал. Но в этот раз ситуация была куда серьёзнее, и от Эврисфея требовалась собранность, здравый и трезвый ум, а главное, перестать клацать зубами от ужаса.

— Шеф, — обратился к нему один из военачальников, коротко стриженый древний грек с длинной бородой. — Царь Авгий собирает войска уже третью неделю. Его явно расстроил срыв конкурса.

— Да ты что, Сунцзос! Серьёзно? — притворно поразился стоящий поодаль солидно выглядящий древний грек с роскошной шевелюрой. — А шпионы докладывают, что он зол из-за непрекращающегося мычания в конюшнях.

— Бондос, может твои шпионы хоть раз предоставят какую-нибудь ценную информацию? — съязвил в ответ коротко стриженый. — Пока что от Сизифа больше полезной работы, чем от них.

— А вам, болванам, не кажется, что важнее подготовиться к войне, а не выяснять, что там у элидцев? — поинтересовался Эврисфей у обоих. — Что предлагает генерал Кацос?

Вперёд выступил пожилой древний грек в богато вышитой тунике.

— Кацос предлагает сдаться, — доложил он, щёлкнув каблуками сандалий.

Царю оставалось только устало фыркнуть. Кацос всегда предлагал одно и то же, но не спросить его мнения было нельзя, поскольку он был родственником царицы. И ещё когда-то он умудрился капитуляцией одержать победу над каким-то правителем. Никто так и не смог объяснить, как так вышло; но в итоге в ставке появился единственный древний грек, умеющий щёлкать сандалиями.

Вокруг поднялся гвалт, поскольку каждый военачальник решил немедленно высказать своё мнение. Чью-то тираду прервал хруст зубов, но Эврисфею сейчас было не до ставок. Пришло время царской мудрости.

— Хорошо! — громко произнёс Эврисфей, одним словом утихомирив присутствующих. — Все перечисленные причины для войны возникли по вине Геракла. Вызовем его, и пусть разбирается.

Геракл прибыл в зал совещаний, когда оттуда сбежал последний военачальник. Герой Древней Греции спешил! как мог, но служивые, представившие встречу, предпочли удалиться через окна и балкон, а генерал Кацос даже проделал в стене новый проход.

— Вызывал, шеф? — поинтересовался Геракл, изучая через очки анатомически точные очертания дыры в усиленной каменной кладке.

— Вызывал, — бросил Эврисфей раздражённо.

Царь в последние месяцы в целом стал весьма нервным, и от былой симпатии не осталось и следа. Впрочем, хуже Гераклу от этого не стало. Частота вызовов на подвиги всё равно не поменялась.

— Поскольку, — продолжил царь. — Именно ты притащил Авгия сюда вместе с его конюшнями и всем этим г...

— Вашличество! — закричал начальник разведки, влетев в зал.

— Бондос, пошёл вон! — рявкнул на него Эврисфей. — Я велел беспокоить меня, только если найдётся причина избежать войны!

— Так она нашлась, вашличество! — протараторил в ответ древний грек с роскошной шевелюрой. — Царь Авгий мечтает о конях! Именно поэтому он назвал свои стойла конюшнями!

— Хм, — задумался Эврисфей. — Это интересно. Очень.

Породистые кони были ценным сокровищем в Древней Греции. Обладать такими даже среди царей считалось весьма почётным. И чем ценнее казался возможный подарок в мыслях Эврисфея, тем шире становилась его улыбка.

Когда царские щёки закрыли собой уши, нервно дрожащий начальник стражи медленно вышел из зала спиной вперёд; а Геракл осторожно встал так, чтобы между ним и выходом не было препятствий.

— Что-то придумал, шеф? — осторожно поинтересовался он.

— Ещё как! — воскликнул царь, подойдя к карте. — Во Фракии правит царь Диомед. И он обладает четырьмя волшебными конями. Ты должен отправиться туда и заполучить их! Затем ты прибудешь в Элиду и подаришь коней Авгию от моего имени.

— Шеф, а Фракия на нас за это войной не пойдёт? — уточнил Геракл.

— Фракия не так страшна, как Элида, — объяснил царь. — У Авгия куда больше сил, а, главное, деньги и связи. А после такого подарка он и на предложение вместе пограбить Фракию легко согласится.

— Вместе пограбить Фракию? — насторожился Геракл.

— Если Диомед сам нападёт, конечно, — тут же сдал назад Эврисфей. — И подарок от меня, запомнил?

— Запомнил, шеф, — кивнул Геракл, с одной стороны слегка расстроенный простыми и скучным заданием, а с другой стороны обрадованный по той же причине. — Я пошёл тогда.

— Да! Отправляйся немедленно! — крикнул вслед ему Эврисфей. — И потом сразу же веди коней к Авгию!

Времени на сборы было мало, поэтому Геракл взял с собой только самое необходимое: очки, копьё и львиную шкуру. Иолая, который до сих пор не мог прийти в себя после забега от быка, герой решил не беспокоить.

По пути во Фракию Геракл заглянул в Фивы, где он родился. Царь Креонт сделал вид, что очень обрадовался появлению героя в своём городе, и устроил тому встречу со старыми друзьями. Попивая вино и со смехом рассказывая бледным от ужаса слушателям, как он искал очки у льва, Геракл поинтересовался, какие новости сейчас актуальны в семивратном городе. Переглядываясь и озираясь, друзья поведали сыну Зевса, что по всей Древней Греции бродят какие-то странные типы и присматривают себе коней получше. И что сейчас они отправились во Фракию. Гераклу не потребовалось много времени на то, чтобы сложить II с II и понять, что в вопросе получения коней у него появились конкуренты. Поэтому следующим же утром он, героически превозмогая похмелье, отправился прямиком во Фракию, прибыв к Диомеду к вечеру. Не тратя время на стук, посланец Эврисфея вошёл в тронный зал, чудом не уронив с петель двери вместе с впечатавшимися в них охранниками, и застал Диомеда сидящим в окружении четвёрки личностей потустороннего вида. Ближайший, одетый в чёрный балахон, повернулся к герою, продемонстрировав бледное лицо с тёмными кругами под глазами, почти спрятанное под длинными чёрными волосами с ядовито-розовой чёлкой. Рядом с ним стояло нечто, больше похожее на обтянутый кожей скелет, чем на живого древнего грека. Скелет носил тонкую полупрозрачную накидку, под которой была надета лишь грязная набедренная повязка. Третий, на мгновение повернувшись к Гераклу своим покрытым прыщами и угрями лицом, тут же зашёлся в кашле. И, наконец, четвёртый, которого сын Зевса сначала принял за телохранителя первых троих, был одет в помесь доспехов разных государств. А посреди этой труппы беглых артистов из закрытого за богохульства театра сидел, обхватив голову, Диомед.

— Привет тебе, царь Фракии, — вежливо поклонившись, произнёс Геракл. — И твоим гостям тоже.

— И тебе привет, Геракл, сын Зевса, — ответил убитым голосом Диомед, игнорируя перешёптывания незнакомцев. — Тебя мне вот только сейчас и не хватало для полного счастья.

— Тот самый Геракл? — поинтересовался незнакомец в разношёрстной броне, развалившись на диване. — Сын Зевса и убийца чудовищ? Сильнейший древний грек?

Геракл не успел ничего ответить, как странно экипированный подскочил со своего места и подбежал вплотную, изучая мускулатуру героя вблизи и контактно.

— У тебя бицепсы должны быть на четверть больше, — заметил он, придирчиво тыкая пальцем в плечо сына Зевса.

Врождённая дипломатичность и строгое воспитание не позволили Гераклу ответить симметрично на подобные придирки, а предусмотрительность подсказывала, что если он потыкает незнакомца аналогично, то следующим тот сможет потыкать только Харона.

— С такими дряблыми мышцами ты не мог победить Гидру, — наконец заключил незнакомец. — Мускулатура Гидры развивала усилие в двести пятьдесят...

Со стороны трона послышался полный страшного горя стон царя Диомеда, и Геракл не смог разобрать следующего слова незнакомца. Царь же явно раздумывал, долго ли лететь до земли при выходе с перил балкона.

— ... А ты не сможешь выдать больше ста пятидесяти! — закончил странный тип. — Так что, я был прав! Ты не мог победить Гидру!

— Извините, а вы кто? — предельно вежливо поинтересовался Геракл, решив проигнорировать замечания в адрес собственной работы.

— Я? — удивился ряженый. — Я – Война! Известный военный аналитик! Ты что, никогда обо мне не слышал?

— Нет, — признался Геракл, уже жалея, что не потащил Иолая с собой.

— Какой же ты герой тогда, если не слышал о самых известных древних греках! — возмутился Война. — Ты и про Грекопедию не слышал?

— Ну... — замялся Геракл, стараясь подобрать слова.

Про Грекопедию он слышал. Кто-то упомянул название в таверне, куда они зашли вместе с Иолаем. Услышав это, племянник Геракла подскочил со своей лавки, схватил сказавшего за шиворот и вышвырнул в окно. Более того, Иолай впервые заказал несколько кувшинов вина, осушив первые два залпом и отмахиваясь от Геракла, если тот пытался что-то сказать. Позже он заметил у племянника четыре куклы необычного вида, утыканные спицами, иголками и ножами, но не придал этому внимания. Мало ли чем эти читающие увлекаются.

— Неужели ничего про неё не слышал? — переспросил Война, ошарашенно глядя на Геракла.

— Немного слышал, — уклончиво ответил тот.

— А, значит и про раздел подвигов с анализом каждого ты тоже должен знать! — гордо заявил Война. — Я – главный редактор этого раздела! Без моего анализа ни один подвиг не будет признан подвигом! Теперь ты понял, с кем говоришь?

— Немного понял, — уклончиво ответил Геракл, придержав пару десятков эпитетов, которыми уже собирался одарить стоящего перед ним.

— Я, между прочим, — включился в разговор болезненно выглядящий тип. — Тоже ред...

Должность болезного осталась для Геракла тайной, поскольку тот зашёлся в страшном кашле, столь сильном, что избыток воздуха периодически стал покидать его тело из остальных отверстий. Мысленно герой воздал хвалу отцу Зевсу за предусмотрительность Диомеда, открывшего все окна в тронном зале.

— А я – Смерть! — вклинился в разговор бледный с розовой чёлкой.

— Что-то какая-то ты нелепая, — покачал головой Геракл.

Бледный тут же рухнул на диван и зашёлся в рыданиях.

— Ну зачем ты это сказал, бестолочь?! — выругался Война. — Мы же его только успокоили!

— А ты, — обратился Геракл к тощему, который выглядел как обтянутый кожей скелет. — Наверное... Хмм... Голод?

— Ещё чего! — обиделся тощий. — Я – праноед!

— Праночто? — переспросил Геракл, израсходовавший дневной запас удивления на первых троих.

— Праноед! — повторил тощий раздражённо. — Я питаюсь энергией мира и солнца!

— Это как? — не понял полубог, предпочитающий земные яства.

— Сейчас покажу, — сказал тощий , с трудом поднявшись и выйдя на балкон.

Разведя руки в стороны и закрыв глаза, он медленно повернулся к оставшимся в тронном зале.

— Солнце тут слабое, энергии мало, — объявил тощий, слегка раскачиваясь. — Но праны более-менее доста...

В следующую секунду его едва не сдуло лёгким порывом ветра, поэтому праноед предпочёл вернуться назад в комнату.

— Уже наелся? — съязвил Война.

— Заткнись, — ответил ему тощий.

— Вы кто такие? — спросил Геракл, которому надоел этот не смешной цирк.

— Мы – Всадники! — гордо возвестил Война.

— Какие же вы всадники, если у вас коней нет, — резонно заметил древнегреческий воитель.

— А мы – будущие Всадники! — нашёлся тощий. — И как раз пришли за нашими будущими лошадьми!

— Да кто вам коней доверит, — возмутился Геракл. — Вы за собой следить не можете. Выглядите, как после конца света!

— Так мы и есть... — начал было болезный, но тут же закашлялся, не сумев закончить фразу.

— Кто есть? — насторожился залошадный посланец.

— Всадники конца света! — хором ответили все четверо.

— Чего??? — заорал Геракл, игнорируя полные скорби и тоски стоны Диомеда.

— Мы – Всадники! — возвестил Война ещё раз. — Когда мы приходим в мир, это означает приближение его конца. Все начинают ощущать конец. Ты тоже.

Никакой конец Геракл не ощущал. Зато внутренний голос стал нашёптывать, что ему ни в коем случае нельзя отдавать коней этой четвёрке.

— Значит так, Всадники, — начал богатырь. — Вы сейчас берёте ноги друг друга в руки и прова...

— Нельзя, Геракл, — убитым голосом произнёс Диомед.

Поражённый сын Зевса повернулся к нему. В руке царя он заметил амфору с выведенным корявым почерком договором.

— Я должен им четырёх коней. Вот по этому договору, — сказал Диомед мрачным голосом. — А договор сильнее даже божественной воли, как ты знаешь.

Ситуация становилась совсем неприятной. Нарушать заключённый между кем-то договор Гераклу было запрещено. Но и коней надлежало доставить к Авгию. Намечался весьма серьёзный стратегический тупик, выход из которого Геракл пока что не видел.

— А когда передача лошадей? — осторожно поинтересовался он, определяя свой временной ресурс.

— Завтра к вечеру, — ответил Диомед. — А пока что я должен принимать их как самых дорогих гостей.

— Да почему ты вообще их не казнил до сих пор? — поразился Геракл.

— Ты их не знаешь, — печально ответил царь. — Если они что-то хотят – лучше им это дать. Иначе они...

— Они – что?

— Иначе они, — начал царь, но затем прервался, покосился на четвёрку и перешёл на шёпот. — Они заминусят Фракию.

— Что сделают? — переспросил Геракл.

— Тише, тише! — зашипел на него Диомед.

Всадники тем временем, не обращая внимания на диалог, о чём-то жарко спорили, упоминая незнакомых Гераклу богов Блогоса и Донатоса.

— Представь, что в государство никто не хочет приезжать, — принялся расписывать царь. — Что над ним все смеются. Что статус царя ниже, чем у раба в соседнем полисе.

— Ничего себе, — удивлённо сказал Геракл.

— Вот! Вот! — заявил Диомед. — И они могут это сделать! Ты представляешь, какие у них силы?!

— А если я их сейчас... — произнёс Геракл, засучив рукава туники.

— Не вздумай! — замахал руками Диомед. — Ты не представляешь, какая у них армия! Десятки тысяч!

— Десятки тысяч солдат?

— Десятки тысяч подписчиков!

— Кого? — спросил Геракл после паузы.

— Это кто-то вроде преданного последователя. И у каждого из всадников их десятки тысяч! Ни в коем случае нельзя их трогать, иначе они все...

— Я понял, понял, — ответил Геракл. — Я что-нибудь придумаю.

— Постарайся, Геракл. Пожалуйста, — попросил Диомед, и сын Зевса заметил в царских глазах царские по размеру слёзы.

В крайней задумчивости покинув диомедовский дворец, незадачливый посол направился в гости к Адмету, царю Феры, своему другу и единственному древнему греку, которого он, сам Геракл, ни разу не смог перепить. Адмета он застал в крайне дурном расположении духа. Царь расположился в уединённой части резиденции, глядя на амфоры с семейными рисунками, вытирая слёзы и прихлёбывая оливковый рассол из кубка.

— Ну здравствуй, старый друг, — обратился к нему Геракл, несильно хлопнув по плечу.

— И тебе не хворать, друг мой, — грустно ответил Адмет приятелю.

— Что-то я тебя совсем не узнаю. Ты всегда был такой жизнерадостный. Что случилось?

Адмет лишь вздохнул, посмотрев на амфору. Проследив за взглядом друга, Геракл понял; что тот смотрит на изображение своей супруги Алкестиды и едва сдерживает слёзы.

— Адмет, друг мой, — обеспокоенно сказал Геракл. — Что случилось?

— Смерть забрала мою Алкестиду, — горестно произнёс царь Феры. — Моя любовь попросила взять её вместо меня.

— В каком смысле? — не понял Геракл.

Как оказалось, пару дней назад ранним утром Адмет внезапно почувствовал себя очень плохо. Придворный лекарь развёл руками, заявив, что такой болезни он не знает, но обязательно назовёт её именем царя. К счастью, в Фере в это время гостил оракул-путешественник, который и поведал правителю, что нить его жизни почти оборвалась. Адмет не успел испугаться страшного известия, как оракул возвестил, что если найдётся желающий лечь вместо него на смертное ложе в гробнице, то Адмет останется жить, а Танат заберёт добровольца. Никто в Фере не согласился на такую жертву. Никто кроме царицы Алкестиды. Попрощавшись с мужем и детьми, царица переоделась в траурное платье и отправилась в родовую гробницу, велев не беспокоить её до прихода Таната. Адмет же остался во дворце, убитый горем и заливающий его рассолом, поскольку вино уже третий день не лезло в горло. Он даже отослал из дворца всех служанок, потому что не желал видеть в комнатах ни одной женщины.

— Друг... Друг мой, — произнёс Геракл, закончив рыдать от трогательнейшей истории любви. — Клянусь отцом Зевсом, я сделаю всё, чтобы вернуть тебе твою супругу.

— Ты с ума сошёл? — посмотрел на него Адмет. — Там же сам Танат!

— У меня есть идея, друг мой, — улыбнулся Геракл.

В сумерках Геракл отправился в родовую гробницу, захватив с собой большое и толстое покрывало. В центре большого полутёмного зала он увидел Алкестиду, неподвижно лежащую на большом камне, где умершие ожидали Таната. Пройдя мимо не уже не подающей признаков жизни царицы, Геракл спрятался в одной из ниш и принялся ждать.

План великого героя был прост и гениален. Когда Танат прибывал за усопшими, их душа должна была выйти из тела и подойти к нему. Геракл же собирался захватить душу царицы, закутав её в толстое покрывало, и увести от Таната, как следует наподдав тому в случае возражений. Требовалось только дождаться, когда душа Алкестиды решит покинуть её тело, а затем захватить её и привести к царю. По расчётам героя, душа, увидев любимого, сама захочет вернуться в своё тело, а дальше всё должно сложиться само собой. Расположившись в нише поудобнее, Геракл положил рядом с собой покрывало и потёр уши и затылок. Ремни очков в очередной раз натёрли кожу, что могло выбесить любого, даже полубога. Сняв сложный прибор, Геракл осторожно положил его рядом, проследив при этом, чтобы тот не укатился, не упал и не оказался на пути у кого-нибудь. Лишь после этого герой Древней Греции уселся на пол, прислонился плечом к краю ниши и продолжил своё бдение в засаде, минут через пять мирно засопев. Проснулся он от странных звуков, которые эхом разлетались по залу. В первые мгновения ему показалось, что в гробницу попало что-то пернатое и крылатое, которое решило почистить перья и теперь активно ими шелестело. Но, выглянув из-за ниши, Геракл понял, что это не так. Возле возвышения с телом Алкестиды, спиной к герою и к царице стояла тёмная фигура с роскошными крыльями, лёгкие движения которых и порождали загадочный шелест. Только в этот момент до Геракла дошло, что он не знает, как должна выглядеть душа Алкестиды. Поскольку стояла фигура спиной, то она собиралась уходить отсюда. А раз фигура была одна, то никем иным, как душой, она, конечно, быть не могла. И судя по цвету души, царица была той ещё штучкой. Как бы то ни было, фигура сделала шаг в сторону выхода, и у Геракла не осталось времени на раздумья. Позабыв об очках и схватив покрывало, Геракл рванулся вперёд, на бегу развернув свой силок, и закутал в него крылатую фигуру. Та дёрнулась и забилась в железной хватке, несколько раз заехав богатырём в стены и жертвенные камни.

— Кто это? — произнёс замогильный голос. — Что происходит?

Фигура попыталась расправить крылья, и Геракл напряг все силы, чтобы не дать душе царицы улететь к Танату. Судя по голосу, та уже полностью приготовилась перейти в потусторонний мир, и действовать нужно было как можно быстрее.

— Спокойно, Алка, спокойно! — зашипел богатырь, борясь с попытками души вырваться из полубожественной хватки и отправиться в земли мёртвых. — Тебе домой пора. Тебя муж ждёт. Ложе с ним пора делить.

— Какое ложе, какой муж, ты, полоумный?! — донеслись из-под покрывала замогильные завывания, от которых Геракл едва не задрожал. — Ты знаешь, кто я? Я же...

Геракл решил, что с него на сегодня достаточно потусторонних самоидентификаций. Поэтому он огрел фигуру по голове ближайшим подношением в виде кувшина. Сопротивление тут же прекратилось, и спаситель семьи, взвалив весьма тяжёлую душу на плечо, отправился навстречу заре в сторону дворца Адмета.

Дом правителя Феры с вечера готовился к общенациональному трауру в связи с безвременной кончиной царицы. Убитого горем царя никто не решался трогать, и он так и пролежал всю ночь на семейном ложе, пока утром не подпрыгнул от страшного грохота, донёсшегося со стороны дворцовых ворот. Сын Зевса стоял в центре двора и крепко держал стоящую рядом фигуру в покрывале, которая до сих пор пошатывалась от знакомства с предметом похоронной утвари.

— Адмет! — гаркнул Геракл, от чего во дворце зазвенела вся глиняная посуда. Выходи во двор, старый пень! Я привёл твою бабу!

— Чего ты так орёшь, Геракл? — проворчал Адмет, тем не менее, быстро спустившись и выйдя во двор. — Кто это? Моя жена ушла, и я больше ни с кем не разделю семейное ложе.

— Как ты можешь говорить так? Это твоя женщина, Адмет, я отдаю её тебе, — торжественно объявил Геракл срывая покрывало с фигуры. — Иди и раздели же с ней лож...

Окончание фразы потонуло во всеобщем крике ужаса. Вопила стража. Орала прислуга. Кричали родственники и царь Адмет. Но громче всех визжал Танат, увидевший мужа, с которым ему суждено делить ложе. Заикающегося бога смерти пришлось отпаивать креплёным вином, чтобы он смог связать хоть пару слов. И пока крылатый пытался объясниться, ко дворцу прибрела Алкестида.

— Что тут творится? — поинтересовалась она. — И кто треснул мне по голове в гробнице?

В этот момент Геракл вспомнил, что пока он удерживал душу Алкестиды, та усиленно вырывалась. И в какой-то момент он даже падал на безжизненное тело царицы. Ну а поскольку душа оказалась Танатом, то от удара живая и здравствующая супруга Адмета временно оказалась недееспособной. Очнувшись и осознав, что она до сих пор лежит там, где сама же и улеглась; царица обиделась и направилась домой, чтобы позже выяснить, почему это Танату её муж приглянулся больше, чем вполне себе симпатичная дама в самом расцвете лет. Вышло так, что вместо разборок с вестником смерти ей пришлось оказывать стремительно седеющему божеству скорую психологическую помощь, убеждая, что тут он среди друзей, и никто ничего плохого ему не сделает. Час спустя крылатый перестал клацать зубами при попытке отпить вина и смог связно говорить. К сожалению, историки не сохранили первую половину его длинной речи, полной витиеватых непереводимых древнегреческих оборотов. Прервавшись, Танат залпом выпил кубок вина, который ему заботливо протянул царь лично.

— Вы тут все сдурели! — продолжил вестник. — Адмет пережрал вина, вот ему и было плохо. С чего вы вообще взяли, что я кого-то собираюсь забрать?

— Так ты же явился в гробницу, — ответил удивлённый Геракл.

— Явился! — взорвался Танат, тыча бледным пальцем в сторону царицы. — Чтобы вот эта курица не валяла дуру и шла домой борщ варить! А ты меня скрутил и запугал до полусмерти, ненормальный!

— Но я же не знал, — попытался оправдаться Геракл.

— То есть ты никого забирать не будешь? — поинтересовалась расстроенная царица. — А я такое траурное платье заказала на свои похороны. Что мне с ним теперь делать?

— Вы все тут ненормальные! — закричал Танат. — Ноги моей здесь больше не будет!

Самый страшный из богов Древней Греции выбежал на балкон и, расправив крылья, в пару взмахов оказался на крыше ближайшей башни. Там он обернулся и посмотрел на собравшихся во дворе слуг и царских советников.

— Алкоголики несчастные! — провыл Танат и затем, вновь взмахнув крыльями, скрылся в утренних облаках.

— Геракл, друг мой, ты спас нашу семью, — заметил Адмет, когда завывания в небе стихли. — Я даже не знаю, как отблагодарить тебя за это.

— Друг мой, не стоит благодарности. Тебе ведь уже лучше по сравнению с тем утром после попойки? — отозвался Геракл, заметив, что Алкестида что-то очень тщательно осматривает сковородки, принесённые служанками с кухни.

— Да, намного. Намного лучше! — ответил царь Феры, стараясь не думать о предстоящем разговоре с супругой. — Но я не могу не отблагодарить тебя. Ты же ради нас согласился бороться с богом смерти. Ты спас нас!

— Он же не собирался никого забирать, — попытался отнекиваться Геракл.

— Но ты же об этом не знал! — продолжил настаивать на своём Адмет. — Поэтому, раз ты помог мне, то я помогу тебе. Расскажи, что тебя тревожит.

— Видишь, ли друг Адмет, — произнёс Геракл. — Это долгая история. Может обсудим её за кубком вина?

— Друг мой Геракл, — отозвался тот, косясь на звякающие бронзовые сковородки, которыми стала помахивать Алкестида. — Давай попробуем сократить историю и обойтись кубком воды.

Спустя несколько минут, сопровождающихся скрипом скребков по бронзе кухонной утвари, Геракл закончил описывать тупиковую ситуацию с конями и всадниками. Адмет задумчиво отпил воду из кубка, глядя куда-то вдаль. Царь всегда так делал, когда сосредоточенно о чём-то раздумывал.

— Тяжёлая, конечно, задача тебе выпала, друг мой, — сказал он наконец. — Увести коней у таких… Это будет архисложно.

— И не говори, — покачал головой Геракл. — Я даже не представляю, как подступиться к ним.

— Подожди-ка, — произнёс Адмет, оживляясь. — Когда, говоришь, коней передают?

— Сегодня вечером. Сделка уже совершена, и они гостят там, пока коней готовят.

— Значит у нас ещё есть время, чтобы…

— Муж мой, ты болван, — промолвила Алкестида первое слово за всё время разговора. — В Фере уже целую неделю гостят те, кто может помочь Гераклу.

— Ты имеешь в виду… — начал поражённый Адмет.

— Да, именно их, — кивнула царица.

— Но они же…

— А ты знаешь кого-то ещё, кто может помочь увести коней в подобной ситуации? — ехидно заметила Алкестида. — Я слушаю, говори.

Адмет не нашёл иных вариантов и молча кивнул, словно соглашаясь с вынесенным приговором.

— Друг мой, — сказал царь, которому явно было тяжело принять это решение. — У нас в Фере есть те, кто может тебе помочь.

— Но? — добавил Геракл, уже успевший напрячься.

— Но, возможно, это будет куда сложнее, чем твоя драка с Танатом.

— Да кто они такие? — вконец потерялся Геракл.

— Это… — сказал Адмет и наклонился к другу, прошептав окончание фразы на ухо, чтобы присутствующие слуги не подняли панику.

Прислуга, впрочем, и так начала дрожать, увидев, что Геракл побледнел от ответа.

— Нет, — покачал он головой. — Только не их. Я же с ними потом не справлюсь.

— Выбора нет, друг мой, — вздохнул Адмет. — Но они чтят правильно составленный договор, и вот в этом я тебе помогу.

— А они справятся? — уточнил Геракл.

— Друг мой, — печально улыбнулся Адмет. — Они могут увести коней у Гелиоса. А у Диомеда и этих всадников уж подавно уведут.