Похождения Геракла или 12 шагов к олимпийскому успеху. Одиннадцатый подвиг (Часть 2)
Сегодня традиционный дисклеймер стал короче из-за ограничения на размер текста.
Ссылки на предыдущие части смотрите в Серии.
Первым, что увидел Иолай, открыв глаза, был полоток. Античный потолок его дома в Микенах.
Дома.
После мира мёртвых.
Живой.
Иолай медленно вдохнул настоящий воздух. Затем, борясь со страшной головной болью, он поднялся и посмотрел направо, на дядю, продолжавшего дрыхнуть в окружении пустых кувшинов из-под «Кентавре-Совиньон». Вздохнув, Иолай посмотрел налево… и мгновенно забыл и о головной боли, и о царстве Аида, и о том, что он вообще-то только что вернулся в мир живых.
— ДЯДЯ!!! — заорал племянник во всю глотку, перепугав половину квартала.
— Ааа, — застонал Геракл, сев и пытаясь проморгаться. — Ты чего орёшь? Мне плохо.
— Дядя, — повторил Иолай куда тише, круглыми и не моргающими глазами глядя слева от себя. — Ты что помнишь из произошедшего?
— Да ну тебя, — махнул рукой Геракл. — Цербера мы забирали у дяди Аида. Чего ещё помнить?
— А что мы потом делали, помнишь?
— На ладью сели и поручили Тесею довести собак в Микены, — отозвался Геракл, пытаясь снова уснуть.
— А потом что мы делали? — не унимался Иолай.
— Вроде бы выпили немного, чтобы ошейник на Цербера успеть натянуть.
— И больше мы ничего не делали?! — спросил Иолай, явно нервничая.
— Да не помню я ничего, чего ты привязался?! — раздражённо фыркнул Геракл. — Не делали мы ничего. Уснули и тут проснулись.
— А он тогда что тут делает?! — завизжал Иолай, тыча пальцем в угол.
Проворчав что-то и посмотрев в ту сторону, Геракл заметил смутно знакомый силуэт. Тёмная крылатая фигура лежала на полу и периодически дёргалась, что-то нечленораздельно и замогильно мыча.
— Ой, — только и сказал Геракл. — А это кто?
— То есть как мы Таната связали, ты не помнишь, — мрачно уточнил Иолай.
— Не помню, — признался Геракл. — А он что, связан?
— Связан, — кивнул Иолай. — И с кляпом в пасти.
Пару минут подумав и с удивлением отметив улетучившееся похмелье, герои развязали бога смерти, который тут же бросился в открытое окно.
— Алкаши несчастные! — провыл он и скрылся в проёме, убежав на крышу.
— Кажется он на нас обиделся, — прокомментировал Иолай, прислушиваясь к смеси божественного воя и смертных воплей.
— Жениться ему надо, — высказал своё мнение Геракл. — Тогда и к шуткам будет легче относиться. Ладно, пошли Тесея встречать, пока он верхом на Цербере не уснул.
Пару часов спустя в городские врата вошла торжественная процессия. Шедший во главе Геракл, удерживая за три поводка Цербера, гордо прошествовал мимо стражников, храбро забившихся в щели между камнями. Тесей, идущий справа, следил, чтобы никто из местных не приблизился к правой голове адского пса слишком близко, захотев покончить с собой самым запоминающимся образом. А Иолай шёл слева. Во-первых, так мог отслеживать чрезмерно любопытных микенцев, которые рисковали стать закуской для левой головы Цербера. Во-вторых, дующий слева же ветер давал ему возможность дышать хоть чем-то кроме запаха адской псины.
Царь Эврисфей как раз примерял свежеотлитый парадный шлем из чистого золота, когда во дворе послышались истошные вопли. Выглянув в окно, царь увидел, как начальник стражи трубит сигнал общей тревоги, дико фальшивя и со всех ног улепётывая со стены в сторону самых дальних казарм. Мгновение спустя через главный вход в опустевший двор вошла процессия героев, ведущих запрошенного им участника.
Скрежет когтей и тяжёлое дыхание из трёх пастей были единственными звуками, эхо которых разносилось по опустевшему царскому дворцу. На их фоне шаги героев звучали как едва слышный шелест, поэтому казалось, что Цербер прогуливается по дворцу в одиночестве.
— Наверное, все уже на соревнованиях, — предположил Геракл.
— Или увидели нас в окно, — высказал более правдоподобную версию Тесей. — Пошли, проверим тронный зал.
В тронном зале также было безлюдно. Если не считать золотой парадный шлем Эврисфея, лежащий у зеркала. С трудом проведя Цербера через двери, путешественники остановились в замешательстве.
— И что дальше? — поинтересовался Иолай.
— Не знаю, — признался Геракл. — Мне было велено привести Цербера в тронный зал.
— Мне тоже шеф так приказал, — добавил Тесей.
— Ведите сразу на ипподром, — внезапно донеслось из шлема.
— Эээ… Шеф? — осторожно спросили герои, размышляя об умении древнегреческого тела изменять объём.
— Я к вам потом присоединюсь, — пообещал шлем.
Атмосфера ипподрома демонстрировала нетерпение в ожидании зрелища каждым десятком децибелл шума. Болельщики, собравшиеся поддержать участников, яростно размахивали над головой знамёнами, распевая гимны городов-государств. При этом появление последнего участника соревнований заметили лишь немногие. Из этих пострадавших психически только единицам не посчастливилось оказаться в том самом коридоре, по которому прошёл Цербер, ведомый Гераклом. И лишь трое оказались к группе вплотную. Двое мелких и не очень разбирающихся в мифической фауне царей решили, что использование мутанта противоречит правилам соревнований, поэтому приволокли распорядителя для осмотра предложенного Эврисфеем участника. Изучение закончилось, когда все трое вышли из-за поворота и уткнулись в носы, находящиеся примерно на уровне лбов гордых монархов. Цари мгновенно отозвали свои претензии, успев остаться со всеми конечностями только благодаря реакции Геракла. Распорядителю, в свою очередь, хватило сил и смелости сообщить о допуске. После этого чиновник тут же отбыл на лечение на далёкий остров Психос. Там распорядитель стал первым пациентом, которому официально разрешили не выходить из запоя ради сохранения психического здоровья.
Перед началом соревнований участники прошли торжественным маршем вдоль трибун. Приветственные крики, сопровождавшие объявление представителя очередного царства и его появление на поле сменились воплями ужаса, как только из-под козырька вышел Геракл с четвероногим и трёхголовым представителем Микен. Вышел, не торопясь, чтобы слуги успели разбежаться и вскарабкаться по трёхметровым гладким стенам. В гробовой тишине, наступившей после воплей ужаса, сын Зевса завёл питомца в загон, где ранее разместили остальных участников забега. Проводившие финальную оценку трассы судьи прошли от финиша к старту, но не решились подойти к сооружения. По этой причине никто не заметил, как странно подрагивают стены загона с участниками.
Когда прозвучал стартовый сигнал, стена, граничащая с беговой дорожкой, поднялась. Крики болельщиков мгновенно стихли, поскольку глазам изумлённой публики предстал Цербер, доедающий последнего соперника по гонке. Невозмутимо рыгнув, тёмная собачка уселась на дорожку и принялась по очереди чесать задней лапой правые уши на каждой голове по очереди. А затем, не спеша поднявшись, страж мёртвых прогулочным шагом проковылял к финишу под гробовую тишину, охватившую стадион. Цербер занял все три призовых места, поскольку определение финиширующего велось по головам. Награждение тройного победителя первого в истории собачьего забега было единогласно доверено Гераклу. Никто другой не отважился приближаться к стражу царства Аида. Раздумывавшие над подачей жалобы бывшие владельцы остальных участников решили отказаться от этой затеи, когда одна из голов посмотрела в их сторону. Счастливый монарх под традиционный микенский гимн поднялся на пьедестал, где его, как обладателя сразу трёх победителей первой в истории гонки, ждали жрецы. По слухам, наградой должны были стать вечнодвижущиеся венки, но организаторы тщательно скрывали, что за волшебство они применили для их создания. И вот, наконец, довольный царь оказался перед тремя верховными жрецами, в руках которых появились покрытые освящённой тканью предметы. По сигналу все три награды были освобождены от укрывающей их материи, и на продолжавшего улыбаться монарха торжественно надели сразу три венка из продолжающих шевелиться бегоцветов. Эврисфей продолжил улыбаться. А затем завалился набок в той же позе, в которой стоял. От мгновенной смерти его спасло только то, что Танат тем временем приходил в себя и упорно отказывался покидать своё логово в ближайшие несколько недель.
Как оказалось, очки, сломавшиеся в загробном мире, к вечеру почили и в реальном. Поэтому Геракл, получив во временное пользование очки, бывшие в чьём-то употреблении, отправился обратно в дядино царство в сопровождении отчаянно ругающегося Иолая, чтобы вернуть Цербера его законному владельцу. Предыдущий визит к Аиду научил обоих, что депрессии много не бывает, поэтому путешественники морально подготовились к её дальнейшей эскалации. И тем больше был их шок, когда они приблизились к берегу Стикса. Вместо мрачной безжизненной реки их взорам предстал цветущий водоём, полный самой разнообразной и разноцветной живности. Встав как вкопанные, Геракл, Иолай и Цербер, обалдевшие не меньше, наблюдали за тем, как в воде резвятся золотые рыбки, и даже не заметили, что к берегу возле них пристала длинная узкая лодка с плоским дном и задранным носом и килем. Управляемое единственной фигурой в тёмном плаще, которая разместилась на корме с единственным веслом, судно ткнулось высоким носом в берег, от чего серебряная фигурка летящего Таната, размещённая на носу, слегка качнула крыльями.
— Вернулись? — недружелюбно поинтересовался лодочник и, не дожидаясь ответа, добавил. — Залезайте. Хозяин ждёт.
— Харон? — спросил Геракл, удивлённый радикальной сменой имиджа. — Это ты?
— Я, — мрачно отозвался старший по переправе. — Залезайте.
— А это что? — осторожно уточнил Иолай, глядя на лодку.
— Гондола, — ответил Харон. — Для таких созвучных как вы. Едете или нет? Хозяин ждёт.
Ещё больший шок герои испытали, приблизившись к дворцу Аида. Триумф мрачной безнадёжности оказался полностью разрушен, а на его месте красовался раскрашенный во все цвета радуги комплекс сооружений, больше напоминающих амфитеатр или цирковую арену, чем место проживания высокородных особ. Картину органично дополняла прислуга, выряженная в цветастые шутовские наряды, с диким хохотом бегающая и врезающаяся друг в друга в безостановочной суматошной пляске.
— Какой-то... — тихо сказал Геракл.
— Гадский цирк, — закончил за него Иолай.
— Гееерыыыч! — внезапно донеслось до них со стороны нового дворца.
Через мгновение возле забившейся в канаву троицы остановилась четвёрка чёрных как ночь коней, запряжённых в странную колесницу в виде единственной широкой доски. Спрыгнувший с неё субъект, разодетый в цветастую тунику с криво намалёванным Гелиосом на голубом небе, широко раскинул руки, столь же широко улыбаясь.
— Племяха!!! — воскликнул он. — Да вылезай ты оттуда!
Над канавой медленно появилось пять голов. Две древнегреческие и три собачьи. Во всех десяти глазах читался хтонический ужас.
— Дядя? — произнесла одна из древнегреческих голов, с более пышной бородой. — Это ты?
— Конечно я! — воскликнул радостный Аид. — Я когда увидел, как ты Цербушу приручаешь, так сразу понял, что ржать куда лучше, чем рыдать!
— А про чувство меры вы слышали? — сказал Иолай как можно тише.
— Вылезайте и давайте ко мне! — потребовал Аид. — Перся коктейлей наготовила. Устроим вечеринку! Эй, Цербупсик, давай-давай, иди к папе!
Цербер, переглядываясь сам с собой, предпочёл спрятаться за Иолаем.
— Что-то он не в настроении, — вздохнул Аид. — Неужели пришёл не первым?
— Видишь ли, дядя, — осторожно подбирая слова, начал Геракл. — Тут такое дело…