Паразиты. 15 ию*я 20** г⁠⁠

Запись 1

Запись 2

Полночи я обдумывал случившееся в Шахтаре, чтобы ничего не забыть. Не хочу упустить какие-то подробности. Хоть это и случилось совсем недавно и должно было сильно врезаться в память, картинки в моей голове всё мутнее с каждым километром. Ночью поймал себя на мысли, что почти забыл о досье, которое я нашёл. Не то чтобы это имело ключевое значение, просто ещё одна странность. Куда больше беспокоит моя внезапная забывчивость.

Постараюсь законспектировать случившееся в ту ночь максимально подробно.

В коридоре, наполненном криками и стонами, никого не было, даже сестёр на постах. Только два медбрата охраняли выходы на главную и пожарную лестницы. В кабинете Романа тоже оказалось пусто. В шкафу с документами было открыто несколько ящиков, часть папок валялась на столе и на полу. Роман ушёл из кабинета в спешке. Это показалось мне странным, ведь я не слышал ничего подозрительного в последнее время, но я решил не задумываться. Я помнил, где он держал истории болезни заражённых, и решил быстро сделать копии.

Меняя листы в ксероксе, я оглядывал разбросанные по столу папки. Договоры о закупках, финансовая отчётность, личные дела сотрудников… которые не должны здесь лежать. Меня привлекла эта деталь, а затем и внешний вид потрёпанной картонной папки. Она сильно выделялась среди современных пластиковых, и мне стало просто любопытно, почему Роман держит её у себя. Дотянувшись до папки, я посмотрел на даты – середина прошлого века, – а затем на имя и выцветшую фотографию. Меня охватил такой ужас, что я вздрогнул и выронил документ от резкого шума, и только отдышавшись, понял, что это был шум крови в моих висках. Снова брать папку в руки уже не хотелось, но любопытство оказалось сильнее, и я достал её из кучи потревоженных листков.

С фотографии на меня смотрел Эльдар – личное дело принадлежало его полному тёзке. В тот момент я забыл про истории болезни, погрузившись в изучение записей, сделанных каллиграфическим почерком больше пятидесяти лет назад.

Принят в конце сороковых по направлению из института, дорос до начальника патанатомического отделения, уволен в связи с выходом на пенсию. Тридцать лет назад. Это же невозможно!

И до сих пор я считаю, что это невозможно, но на фотографии был изображён человек, как две капли воды похожий на того, кого называли бывшим патологоанатомом. Возможно, это был его дед или другой родственник, но в тот момент мне было не до логических рассуждений, а с Эльдаром мне больше не удалось нормально поговорить.

Заорала пожарная сирена. Тут же пронзительно закричала женщина. Я выронил документы и выскочил в коридор, пытаясь на фоне уже привычного крика определить источник новой беды. Мимо с криком пробежала медсестра, даже меня не заметив, оттолкнула растерянного медбрата и выскочила на лестницу. Я посмотрел туда, откуда она бежала, и замер, чувствуя, как ужас замораживает меня на месте.

Я видел спину Романа, отступающего ко мне. Он держал что-то в руке, а к нему брели, ковыляли пациенты. От них шла волна отвратительного запаха и какофоническая смесь стонов, бурления и шлепков полужидких масс на кафельный пол. То один, то другой периодически останавливался и хватался за живот. С громкими стонами изо рта или из-под больничных сорочек извергались бесформенные кучи. Сначала я удивился, как люди в таком состоянии вообще могут ходить, но потом до меня донёсся новый звук, а увиденное заставило ноги подкоситься. Наваленные кучи шевелились, и с отвратительным писком из экскрементов и желудочного сока выползали бледные крысёныши, подобных которым я законсервировал в формалине всего несколько часов назад. У их мёртвых братьев не развились лапы и не прорезались зубы, эти же с каждой минутой уверенней шевелили конечностями, двигаясь к Роману. Проверять наличие у них зубов мне совсем не хотелось, но я не мог ни шевельнуться, ни даже оторвать взгляд от этой зловонной, стонущей, пищащей, хлюпающей армии.

Очнулся я от звука запираемой двери. Видимо, Роман подбежал ко мне и затащил в свой кабинет, закрывшись внутри. У него дрожали руки и бегали глаза – ему было точно так же страшно, как мне и убежавшей медсестре, но он ещё мог контролировать себя.

– Кто включил сирену? – это было первое, что я спросил. До остального можно было догадаться.

– Не знаю, но кнопка у главной лестницы, – ответил он, бегая туда-сюда по кабинету. – Нам нужно какое-то оружие, и быстро!

– Зачем? – я всё ещё не понимал, чего он добивается, пытаясь к тому же осмыслить произошедшее с пациентами. – И почему вдруг это началось?

– Сейчас меня это вообще не интересует, – он взял из ящика стола пару ножей, достал из сейфа травматический пистолет, схватил стул и резким ударом расколотил его о стену. – Но если выпустить их с этажа, эта зараза разойдётся по всей больнице, если не по всему городу.

– Она уже в городе, – слабо возразил я, и тут же ответил сам себе: – Надеюсь, не в такой форме…

– Вот именно. Хорошо, что включили сирену – остальных пациентов эвакуируют.

– А с этими что делать? Мы до сих пор не знаем, как убить этих существ!

– Людей – если это ещё люди, – мы трогать не должны. А этих тварей – чем придётся. Патронов у меня мало, но я позвонил Эльдару. Он должен знать, что делать. Нам нужно только продержаться.

– Разделимся и сторожим двери?

– Нет, мы отвлечём тварей на себя. Я им, похоже, понравился.

Он усмехнулся, взмокший, лихорадочно блестящий глазами, с покосившейся маской и пистолетом в руке. Он заражал уверенностью, неоправданной верой в то, что мы выживем сами и сможем спасти наших пациентов от неведомых паразитов, использующих людей как инкубаторы. Я взял пару ножек стула как дубинки, положил в карман халата нож и поправил маску на лице. Готовясь выйти, мы прислушались.

В коридоре стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь пожарной сиреной. Приоткрыв дверь, Роман выглянул первым, и до меня донесся глухой хруст и чавканье. Уже боясь того, что вот-вот увидим, мы вышли из кабинета, но твари не обратили на нас внимания. Они были заняты поеданием пациентов. Роман рукой перегородил мне путь, хотя я не смог бы пошевелиться, даже если бы захотел. Ясно было, что пациентов уже не спасти, и не факт, что в них оставалось хоть что-то человеческое. К тому же паразиты, наевшись, начали отползать от тел, и некоторые уже повернулись к нам. Слепые, они каким-то образом чувствовали наше присутствие.

Не знаю, имеет ли смысл описывать, как мы с Романом старались держать армию ползущих грызунов подальше от дверей и окон. Я не вспомню и половины тех хаотичных действий, которые мы предпринимали. Травматические пули остановили нескольких крысёнышей, но их было много больше и откуда-то всё время наползали новые. Ударами их можно было убить, но чаще они отскакивали как мячи и ползли снова. Теперь я видел у каждого по четыре острых зуба, как у кротов или землероек. Они раскидывали вокруг себя экскременты и постоянно порывались сбежать, нападая только когда мы преграждали им путь. Я понимал, что они сыты и теперь хотят попасть к водопроводу или еде, чтобы отложить яйца. Стоит нам отойти – и они пойдут по своим делам, оставив нас в покое. Но мы не могли этого допустить, и продолжали шуметь, перекрикивая сирену и привлекая к себе внимание.

Казалось, мы сражались так целую вечность, но пустая рекреация – поле боя за широкие окна, – освещалась лишь мигающими лампами. Сирена уже затихла, но мы не слышали возвращающихся людей – лишь шуршание паразитов и наше собственное тяжёлое дыхание. В тёмных окнах отражалось происходящее внутри, и я не обращал на них внимания. Резкий звон разбитого стекла застал меня врасплох, и я инстинктивно пригнулся, защищая голову от осколков. За первым звоном последовал второй, третий, и этаж снова взвыл верещанием сирены и треском огня. Я поднял голову и увидел на месте армии белокожих тварей адское пекло, в котором извивались и визжали маленькие тельца, тщетно пытающиеся уползти от быстро распространяющегося пламени. Воздух из разбитых окон раздувал огонь, а в ночном небе с земли взлетали новые светящиеся точки. Когда одна из таких искр пролетела мимо меня и со звоном разбилась о стену, облив её огнём, я понял. Это были коктейли Молотова.

Кто-то поджигал больницу! Но меня тогда это не волновало. Я был даже благодарен поджигателям – огонь сделал то, чего не смогли сделать мы, и самые первые загоревшиеся паразиты уже не шевелились, превращаясь в кучки горелого мяса. Однако мы с Романом оказались заперты между огненной стеной и окнами третьего этажа, и не могли никуда деться. Мы стояли и смотрели, как выжившие крысёныши отползают от горящих собратьев в сторону палат, куда не долетали бутылки и ещё не добрался огонь.

– А ну пошли прочь, заразы! – услышал я знакомый голос, и из коридора выскочил Лёша. В обычной одежде, с замотанным шарфом лицом он обливал паразитов под ногами из прозрачной бутыли. Кинув бутылку в одну из палат, он чиркнул спичками, и белые твари моментально вспыхнули, как и палата, куда полетела ещё одна спичка. Достав из рюкзака следующую бутылку, он обратил на нас внимание и закричал:

– Чего встали?! Сгореть хотите заживо?!

Я хотел накричать на него в ответ, но смог только закашляться: мы надышались дыма, и я не видел пути через огненную завесу и тлеющие трупы, что разделяли нас и коридор. Алексей продолжал поджигать палаты, вокруг бились стёкла и вспыхивали новые коктейли Молотова. Мы не могли терять время.

Путь на свободу лежал через геенну, и мы побежали прямо сквозь огонь. Роман выбрал место, где пламя уже поутихло, но мой халат загорелся мгновенно. Я пригнулся, жар охватил всё тело, словно меня окатили кипятком. Каждый сантиметр кожи выл от боли, даже мои волосы чувствовали огонь, я бежал по раскалённой лаве как будто несколько километров, а когда выпрыгнул из неё, сбрасывая горящий халат, то ничего не изменилось. Мы всё так же стояли посреди ада, который становился только больше и жарче.

Меня трясло. Лёша на секунду дал мне понюхать очередную бутылку – чистый спирт, пробравший до костей и на минуту вернувший ясный рассудок, – и бросил её в дальний конец коридора.

– Бежим! – и мы побежали, распыляя за собой след из спирта и огня. Коридор больницы казался мне бесконечным, и мой пока ещё чистый разум вспомнил про всё. Про мои записи, препараты, анализы. Про то, что я должен был увезти с собой.

Я обернулся – мы уже пробежали мою палату, – и ринулся назад. Роман пытался меня остановить, но я так хотел спасти хоть что-нибудь. Разумеется, я опоздал, иначе не писал бы в этом дорожном дневнике. Я услышал звон ещё на подходе к комнате и надеялся, что смогу захватить первую попавшуюся вещь, но когда я открыл дверь, на меня дохнуло жаром настоящей печи. Видимо, это была не первая бутылка, залетевшая в моё окно. Не было времени переживать и хоть как-то обдумывать, и я побежал к Роману и Лёше. К счастью, они всё ещё ждали меня у лестницы. Надеюсь, я поблагодарил их за это.

Мои воспоминания о том, что происходило после, совсем туманные. Видимо, от отравления угарным газом, шока и усталости. Помню, как мы сидели на бордюре у больницы, глядя на вырывающееся из окон пламя, и глубоко дышали. Уже тогда я задумался, не привиделись ли мне странные крысы и не был ли пожар вызван коротким замыканием или другими естественными причинами. В голове гудело, всё тело до сих пор горело огнём. На руках было чётко видно ожоги. О лице я старался не думать.

– Как ему это в голову вообще пришло… – пробормотал сидящий рядом со мной Роман, пустым взглядом глядя на горящую больницу.

– Ты сам просил о помощи. Сработало же, – пожал плечами Лёша. Вокруг начали собираться люди, но он смотрел куда-то в сторону, не на пожар. Я повернул голову туда же, и заметил среди дыма силуэты трёх подростков и взрослого. Как будто бы они убирали бутылки в рюкзаки. Я вспомнил, что Роман говорил об Эльдаре, который знал, что нужно делать. Это Эльдар поджёг больницу? Силуэт как будто был похож, но мои глаза слезились от дыма, а когда я их протёр, то уже никого не увидел. Показалось ли мне? До сих пор не могу понять…

Мы сидели в гуле бегающих вокруг медсестёр и санитаров, пока не приехали пожарные. Скорая помощь находилась в том же здании, но там было пусто. Все машины были на выездах. Не то чтобы их было много. Я прикрыл глаза, и веки обожгло острой болью.

– Досталось вам, да? – поинтересовался кто-то надо мной, и я попытался открыть глаза. Не смог: их закрыли тяжёлые руки, приятно холодившие ожоги. – Ничего, сейчас будет легче. Посиди немного.

– Ну вы и устроили, – отозвался Роман. – Как до такого дошло?

– Мы с ребятами немного разворотили шахту, и огонь нам неплохо помог. Решили, что поможет и вам.

С трудом, но я узнал этот голос. Эльдар. Он не появлялся в больнице несколько дней, но Роман обратился к нему за помощью. Разве поджог больницы – это «помощь»? Он ли вообще это сделал? Но его слова – почти что признание, тем более что он с «ребятами», а среди поджигателей я видел подростков… Но Роману и Лёше явно не было до этого дела. И кем приходится ему человек из старого личного дела, похожий на него как брат-близнец? Я так много хотел у него спросить, но язык не поворачивался. Усталость, скопившаяся за эту длинную ночь, свалила меня, и я мог только полулежать на его груди. Холодные ладони забирали жар с моего лица, а ровный, лишенный эмоций голос гипнотизировал. Я не мог даже разобрать, о чём они говорят. В памяти остались лишь обрывки фраз о пожаре, о тварях, о роднике и – шёпотом – о шахте.

Когда я всё-таки открыл глаза, это далось удивительно легко. Эльдар уже массировал мои обожжённые ладони, и боль проходила. Я помню, как всматривался в его молодое лицо, не отличая его от старой фотографии, но так и не смог выдавить из себя ни единого слова.

– Завтра здесь будет шумно, – вздохнул Лёша, глядя вокруг. Его слова заставили меня отвлечься от Эльдара и заметить невероятную суету, царящую в больничном дворе. Пожарные тушили остатки больницы. Полицейские опрашивали медсестёр. Врачи и фельдшеры осматривали эвакуированных пациентов. Все они существовали как будто отдельно от нас, обгоревших свидетелей случившегося.

На нас никто не обращал внимания, а если кто и смотрел случайно, то тут же отводил взгляд. Я не понимал этого. Мне казалось, что полицейские и врачи должны толпиться вокруг нас, но они нас игнорировали. Одна молодая девушка-полицейский посмотрела в мою сторону, но тут же отвернулась, когда Эльдар встал и обошёл нас спереди. Он посмотрел в одну сторону, затем в другую, и люди отворачивались, избегая его взгляда и отодвигаясь как можно дальше.

Тогда Роман сказал, что мне нужно будет уехать. Я не возражал. Не хотелось связываться с комиссией, которая наверняка приедет из-за гор и навлекать на себя проблемы. Но мне ещё так много хотелось узнать. Откуда взялись паразиты? Почему они проснулись именно в эту ночь? О какой шахте говорили местные? Чьё личное дело Роман хранит в своём кабинете? И как всё-таки вылечить шахтарскую болезнь? Хоть мы и сожгли съеденных паразитами пациентов, но сколько ещё бродит по улицам города?

Мои воспоминания из больничного двора обрываются незаметно, как будто растворяясь в чёрном дыму. Не помню, где и в каком состоянии я провёл остатки той ночи. Возможно, на железнодорожном вокзале, где и проснулся. Забавно: я узнал, что в Шахтаре есть вокзал, когда переночевал там, как заправский бомж. При себе у меня был лишь чужой рюкзак и утренняя газета. В рюкзаке нашлось несколько футболок и старый кошелёк с наличностью. Почему-то от такой заботы по коже пробежали мурашки. Это напомнило мне о холодных ладонях Эльдара.

Глядя на железнодорожные пути, уходящие в горный тоннель, я задавался вопросом, кто и зачем меня сюда принёс. Подошла женщина, вручила мне паспорт и билет на поезд. Что-то проворчала про алкашей и ушла. Я долго смотрел на свой паспорт, пока не вспомнил, что он всегда лежал во внутреннем кармане пиджака, который кое-как пережил вчерашний пожар.

А был ли пожар? Всё это казалось таким нереальным. Но где тогда все мои вещи? И утренняя газета подтвердила ужасные события прошедшей ночи. Я только коротко законспектирую их, чтобы иметь на руках рациональное объяснение случившегося:

Пожар, вызванный коротким замыканием, распространился на половину здания. Погибло несколько пациентов и работников больницы. По официальной версии, замыкание вызвал один из пациентов с нарушениями психики, госпитализированный с отравлением. Ожидают прибытие комиссии из областного центра для расследования происшествия.

Я развернул газету в поисках хоть какой-то информации о паразитах. Писали о закрытии одной из колонок с водой в западной части города из-за массового отравления, об обвалившейся ветке шахты и крысах, которые оттуда перебрались в город. Я вспомнил слова Эльдара о том, что они с «ребятами» разворотили шахту. Снова привиделись горящие бледные крысёныши и как они появлялись на свет. До сих пор тошнит от одного воспоминания.

Я сидел на вокзале с кучей вопросов, на которые так и не получил ответов. Я сижу в вагоне, и вопросов стало только больше. Когда я смотрю на себя в отражении стекла, я задаюсь вопросом, почему на моём лице и руках нет ожогов. Когда я читаю в газете о шахте, я спрашиваю, почему мне никто ничего не говорил? Почему о шахте говорят шёпотом? Почему Эльдара боятся люди? Как обвал шахты связан с атакой этих ужасных крыс, которые жили в кишках людей?

Я так хотел отправиться на поиски ответов. Но в глубине души я знал, что не смогу остаться. С каждой минутой того утра Шахтар внушал мне всё больший ужас, и этот ужас гнал меня прочь. Я боялся даже работницы вокзала, лениво ожидающей поезд и смотрящей на меня с презрением, а сам состав, прибывший из-за гор и туда же отправляющийся, уже казался мне спасением. Только один раз мне по-настоящему захотелось вернуться и потребовать ответов. Тогда я впервые обернулся к выходу и увидел человека в дверном проёме. Я не мог разглядеть его лица, но этот силуэт я уже видел раньше. В дыму у больницы, вместе с тремя детьми. Лицо и руки обжёг холод его ладоней, и хоть я не видел его глаз, я знал, что он смотрит на меня.

Эльдар. Я пытался внушить себе, что он просто пришёл убедиться, что я благополучно уеду, но один вид его фигуры вызывал иррациональный ужас. Я почувствовал ту же самую неправильность, как от заражённой девушки, протягивающей мне руку.

В тот момент я окончательно струсил и сбежал. В мир, где его не могло быть, как не могло быть и паразитов, населивших жителей Шахтара. Хотел бы я, чтобы и Шахтара не было, и всей этой ужасной истории, которую я никогда не смогу до конца забыть. Я долго думал, как объяснить это своему начальству, тут газета придётся как раз кстати. Лучше рассказать им сказку об отравлении и опозориться, чем привлечь в этот проклятый город больше людей.

Живот болит всё сильнее. Не стоило есть на вокзале. Душно, жарко, голова раскалывается. Исписал все глаза и как будто снова побывал в этом аду, но, кажется, ни о чём не забыл. Нужно пойти умыться, но сил нет даже встать. Пожалуй, просто лягу спать и буду надеяться, что возвращение домой поставит меня на ноги. Оставлю эти записи как свидетельство того, что я действительно был там, и происходящее в Шахтаре – реальность. Страшная, необъяснимая реальность. Надеюсь только, что Роман справится с оставшимися паразитами и эти существа не выберутся за пределы гор…

От автора: Это последняя запись в дневнике неудачливого паразитолога, но не последняя известная мне история о небольшом городе Шахтаре. Остальные рассказы о его истории и жителях ещё в процессе разработки, но, возможно, когда-нибудь появятся и здесь тоже. Спасибо всем, кто прочитал!