Описание образа трикстера в человеческой психологии и проявлении в истории. Часть 2. Заключение.⁠⁠

Так называемый цивилизованный человек забыл трюкача. Он вспоминает только переносный и метафорический смысл его образа, когда, раздраженный собственной беспомощностью, говорит о судьбе, играющей с ним злые шутки, или о заколдованных вещах. Он не подозревает, что его собственная скрытая и, очевидно, безвредная Тень обладает качествами, которые превосходят его самые дикие сны. Поскольку люди собираются вместе и подчиняют себе индивида, Тень мобилизуется и, как показывает история, может даже быть персонифицирована и воплощена.

Чудовищная идея, что все в человеческую душу попадает извне и, таким образом, возникает на чистом листе, породила ошибочное мнение, что в нормальных обстоятельствах психика человека находится в совершенном порядке. Поэтому он ищет спасения у государства и заставляет общество платить за то, что он не способен сделать сам. Он думает, что смысл существования будет ясен, когда бесплатная еда и одежда будут лежать у него на пороге или когда каждый будет иметь автомобиль. Такие ребяческие идеи занимают место бессознательной Тени и хранят ее в неосознанном состоянии. В результате подобных предрассудков индивидуум чувствует себя полностью зависимым от своего окружения и теряет всякую способность к самосознанию. Его нравственность замещается знанием того, что разрешено, что запрещено и что приказано. Как при таких обстоятельствах мы можем ожидать, чтобы солдат подчинялся приказу, высшей или нравственной власти? Он еще не открыл для себя, что он способен на спонтанные нравственные импульсы и может руководствоваться ими — даже когда никто этого не видит.

Эта точка зрения дает возможность понять, почему миф о трюкаче живет и развивается: как многие другие мифы, он оказывает целительное воздействие. Он предъявляет более низкий интеллектуальный и моральный уровень более развитой личности, чтобы люди не забывали, как мир выглядел прежде. Мы склонны полагать, что то, чего мы не понимаем, никак не может помогать нам. Но это не всегда так. Человек редко понимает только разумом, в особенности примитивный. Из-за своей божественной природы миф напрямую влияет на бессознательное, не важно, понимают его или нет. То, что его повторяющиеся эпизоды прекращают свое существование, когда устаревают, я думаю, объяснимо с точки зрения пользы. Понять это трудно, так как здесь участвуют две противоположные тенденции: с одной стороны, стремление избавиться от прежних условий, а с другой — желание не забыть их. Не забыть что-либо — значит хранить его в сознании. Если враг исчез из моего поля зрения, значит, возможно, он позади меня, что делает его еще более опасным.

Очевидно, Радин также чувствовал это, так как он писал: "С психологической точки зрения можно предполагать, что история цивилизации является во многом суммой человеческих попыток забыть свою трансформацию из животного в человека". А несколькими страницами ниже он говорит (о Золотом веке): "Такой упрямый отказ забыть прошлое не случаен". Мы начинаем противоречить самим себе, как только пытаемся сформулировать парадоксальное отношение человека к мифу. Даже наиболее просвещенные из нас украшают для детей новогоднюю елку, не имея ни малейшего понятия о смысле этого обычая, и готовы пресечь в зародыше любую попытку его интерпретации. Удивительно, как много так называемых суеверий популярно сегодня и в городе, и в деревне, но если спросить кого-либо ясно и напрямую: "Верите ли вы в привидения, в ведьм, в заклинания и магию?" — он с возмущением будет это отрицать. Он не желает слышать о таких вещах и считает все это вздором. Но втайне он верит в них не меньше обитателя джунглей. Общество знает о них очень мало, так как каждый убежден, что в наш просвещенный век этот вид суеверий вырван с корнем, и существует общее соглашение действовать так, словно никто о них не слышал, даже не упоминать о вере в них.

Но ничего не исчезло, даже договор с Дьяволом, который подписывали кровью. Внешне забытое живет внутри. Мы действуем как уроженцы южных склонов Элгонской горы в Восточной Африке, один из которых был моим проводником в джунглях. У развилки тропинки я заметил новую "ловушку духов", прекрасно выстроенную как маленькая хижина около пещеры, где он жил с семьей. Я спросил его, он ли ее построил. Он отрицал это в крайнем волнении и утверждал, что только дети могут делать такие глупости. В конце концов он ударил по хижине, и она развалилась на куски.

Такую же реакцию мы наблюдаем сегодня в Европе. Внешне люди более-менее цивилизованы, но внутренне они все еще дикари. В человеке есть нечто, что побуждает его не отрываться от корней, и в тоже время он верит, что он выше всего этого. Это противоречие однажды представилось мне в самом драматическом виде, когда я наблюдал за заклинаниями "струдела" (одного из местных врачевателей) над конюшней. Конюшня находилась непосредственно за железнодорожной линией Готтхарда, и во время церемонии мимо нее проследовало несколько международных экспрессов. Их пассажиры вряд ли подозревали, что в нескольких ярдах от них совершался первобытный ритуал.

Конфликт между двумя измерениями сознания — это просто выражение двойственной структуры души, которая, как и все другие энергетические системы, зависит от напряжения противоположностей. Поэтому нет общих психологических положений, которые не могли бы быть перевернуты, и это доказывает их ценность. Мы никогда не должны забывать о том, что в любой психологической дискуссии не мы говорим о душе, но душа говорит о себе. Бесполезно думать, что мы можем выйти за рамки души посредством "ума", даже если ум утверждает, что он независим от души. Как он может это доказать? Мы можем сказать, что одно утверждение происходит из души, оно лишь "душевно", а другое "духовно" и, следовательно, выше того, что душевно. Но оба утверждения основаны на постулатах веры.

На самом деле старая трихотомия психических составляющих (телесное, душевное и духовное) представляет поляризованную структуру самой души, которая доступна опыту лишь непосредственно. Единство нашей психической природы лежит посередине, подобно тому, как живое единство водопада проявляется в динамической связи между верхом и низом. Поэтому живое воздействие миф оказывает тогда, когда высшее сознание, наслаждаясь своей свободой и независимостью, сталкивается с автономией мифологического образа, не может избежать его влияния и должно заплатить дань всепоглощающему впечатлению. Образ работает, потому что он скрыто принадлежит глуше наблюдателя и появляется в его мыслях, хотя и не осознается как таковой. Он ускользает от разума и потому ведет себя как независимая личность. Трикстер — это коллективный образ Тени, сумма всех низших черт характера людей. И поскольку Тень существует всегда как составная часть личности, коллективный образ может служить ее продолжением. Не всегда, конечно, он предстает как мифологическая фигура, но из-за возрастающего подавления и пренебрежения к первоначальным мифологемам он часто является соответствующей проекцией на другие социальные группы или нации.

Если мы рассмотрим трюкача как аналог индивидуальной Тени, встает вопрос: может ли то значение, которое мы усматриваем в мифах о трикстере, наблюдаться в субъективной, то есть личной Тени? Так как Тень часто появляется венах как четко определенный образ, мы можем ответить на этот вопрос положительно: Тень, хотя она по определению является отрицательной фигурой, иногда имеет ясно различимые черты и свойства, которые указывают на противоположный подтекст. Это как если бы не располагающая к себе наружность скрывала важное содержание. Опыт подтверждает это; и что более важно — скрытое относится к божественным фигурам. Позади Тени стоит Анима, которая наделена значительной властью обольщения и очарования. Она часто появляется в слишком юном образе и скрывает собой, в свою очередь, архетип Старого Мудреца (мага, короля и т. д.). Ряд может быть продолжен, но бесполезно делать это, так как психологически каждый может понять лишь то, что сам испытал.

Понятия структурной психологии, в сущности, являются не интеллектуальными формулами, но лишь названиями для определенных областей исследования, и хотя они могут быть описаны, они остаются мертвыми и бессодержательными для тех, кто не ощутил это на собственном опыте чувствовал. Так, я заметил, что люди обычно не испытывают затруднений при описании Тени, даже если они предпочитают ее обозначить греческим или латинским жаргонизмом, который звучит более "научно". Но им стоит неимоверных усилий понять, что такое Анима. Они принимают ее легко, когда она появляется в романе или как звезда кинофильма, но не воспринимается вовсе, когда нужно распознать ту роль, которую Анима играет в их собственной жизни, потому что она сочетает в себе все качества, которые человек считает лучшими и не устает восхвалять. Поэтому она остается постоянным состоянием чувств, которого лучше не касаться. Степень бессознательного отношения к ней, мягко говоря, поразительна. Практически невозможно дать человеку, который боится своей собственной женской природы, представление о том, что такое Анима.

На самом деле это не удивительно, так как даже примитивный взгляд на Тень порой вызывает большие затруднений у современного европейца. Но так как Тень — образ, близкий сознанию, это также первый компонент личности, который осознает человек при анализе бессознательного. Угрожающая и смешная фигура, она стоит в самом начале процесса индивидуации, загадывая обманчиво легкую загадку Сфинкса или мрачно требуя ответа на крокодилий вопрос.

Если в конце мифа о трюкаче есть намек на Спасителя, эта утешающая надежда означает, что случилась беда, воспринятая сознанием. Только из несчастья возникает жажда спасения — другими словами, познание и неизбежная интеграция Тени создают такую мучительную ситуацию, что никто, кроме Спасителя, не может разрубить гордиев узел судьбы. В индивидуальном плане проблема, которую ставит Тень, разрешается в сфере Анимы, то есть через взаимоотношения. В истории общества, как и в истории личности, все зависит от уровня развития сознания, которое способствует освобождению от заключения в ayvoia, бессознательном, и потому несет свет и исцеление.

Как в своей коллективной, мифологической форме, так и в форме индивидуальной. Тень содержит в себе семена энантиодромии — превращения в свою противоположность.