Один день⁠⁠

По закрытым векам мазнул солнечный блик, и Юлька поморщилась сквозь сон. Повела непослушными пальцами по лицу – паутина, что ли? Нет, просто занавеска вздулась от ветра, поднялась, щекотнула, разбудила… Где-то высоко прогудел самолёт – приблизился, с низким гулом прошёл над домом и снова отдалился: в голову опять ворвались гусиный гогот, шум далёких машин, голоса с улицы. Еле заметно болели виски. Юлька потянулась, разминая затёкшие мышцы, повернулась с боку на бок и тут же распахнула глаза – солнце! Раз в окно светит так ярко, значит, бабушка уже открыла ставни – день на дворе.

– Ба! – сонно позвала Юлька. Конечно, без ответа.

Часы с кукушкой показывали половину десятого. Тапки – смешные, с котятами, ещё в школе покупала, – натеплились от солнечных лучей и приятно грели пятки. А вода в уличном умывальнике даже слишком застоялась с утра: еле слышно пахла тиной и противным цветением.

– А, проснулась, студентка? – От резкого голоса Юлька чуть не подскочила на месте. – Полдень почти, мы уж и не чаяли! В деревне-то, на воздухе, хорошо спится…

Дед стоял, опершись на высокий черенок лопаты. Земля парила, как кусок свежего мяса, и Юлька с трудом оторвала взгляд от блестящего металла, с силой всаженного в почву.

– Не задирай девочку, старый! – хохотнула бабушка совсем рядом. Ласково прищурилась. – Завтрак на столе уж простыл. Или не голодная?

Под пристальным взглядом бабушки Юлька сбросила оцепенение, смутилась:

– Я ж помогать приехала, ба! Картошку в огороде прополоть, полить всё. А тут ещё не потопала, уже лопать…
– Разговорчики! – улыбнулась бабуля. – Чтоб я тебя в огороде не видела, пока всё не съешь!
– Вот-вот, что за работник, если без сил работать идёт? – дед бросил на бабушку быстрый взгляд, и та кивнула, прикрыв глаза еле заметно:
– Всё утро готовила, Юлёнка! Уважь уж старушку!

Любимые блины ждали, как положено, под тканой салфеткой. Толстые, свежие, даже ещё чуть тёплые. И кофе, как делала бабушка – с ложкой сгущёнки вместо сахара и сливок. Юлька разложила угощение на большой тарелке, привычно потянулась к телефону, провела пальцем по экрану… Ещё раз. И снова. Экран остался чёрным.

«Понятно, почему будильник не сработал», – расстроилась она. Вздохнула. Отставила кружку. В сенях долго щёлкала выключателем, но свет так и не загорелся. На ощупь нашарила зарядку в кармане куртки и включила телефон в сеть, чтобы не терять времени, как дадут электричество.

Завтракать без телефона было непривычно, зато вкус блинов – сливочный, медовый, знакомый с детства, – ощущался острее. Как много лет назад, когда она жила в деревне всё лето и лакомилась ими каждый день. В задумчивости Юлька потянула с тарелки очередной блин, откусила…

Выплюнула прямо на скатерть. Горьковатое тесто с привкусом гнили шлёпнулось перед ней бесформенным комком. Мелькнули чёрные паутинки плесени. Тошнота подкатила к горлу, и Юлька еле успела отвернуться от стола: её вывернуло на пол, тем же липким, чёрным, мерз…

Юлька моргнула, и наваждение исчезло. Куски блинов, только что упавшие на пол, были обычными, как и тот, на столе. Только кисло пахло рвотой.

Задержав дыхание, Юлька сгребла всё в таз, наспех замыла водой и выбежала во двор.

Дед всё ещё орудовал лопатой. Грядка под ней уже наполовину зачернела взрытой землёй. Розовые нити червей, разрубленных лезвием, копошились в рыхлых маслянистых комьях, изворачивались, пытались спрятать в мягкую почву искалеченные тельца.

– Ты уже справилась, что ли? – бабушка возникла из-за спины, словно ждала Юлиного появления. Подоткнула косынку натруженными пальцами: скрюченными, чёрными от въевшейся земли. Усмехнулась. – И трёх часов ещё нет, а ты уже завтрак смела! Вкусно, милая?
– Да, вкусно, спасибо! Я только тазик вынесу в туалет, туда, в конец огорода…
– Не надо!!!

Бабушка с дедом вскрикнули одновременно – так, что Юлька едва не выронила таз. Бабушка рванула его из рук, подхватила, торопливо зашагала прочь:

– …сама отнесу, Юлёнка! И вообще, не ходи сегодня в огород. Ты сюда что, батрачить приехала?
– Нет, но я хотела вам помочь…
– Отдыхай! – перебила бабушка. – Наработаться успеешь! Кино посмотри, зря у нас телевизор новый?
– Ба, там электричества нет…
– Книжку почитай, – резко бросил дед, застывший с лопатой, как будто не копал, а просто слушал их разговор, замерев над грядкой. Бабушка снова поспешно улыбнулась:
– И правда, Юлёнка! Книжку!

Юлька отчего-то не смогла отказать. На пороге, входя в дом, застыла, и лопатками почувствовала взгляд. Напряжённый взгляд двух пар глаз.

Телефон не зарядился. Новый телек глядел чёрным провалом в стене. Часы в комнате всё так же показывали половину десятого.

«Сломались, что ли?» – нахмурились Юлька, но трогать не решилась: с детства боялась повредить хитрый механизм.

Есть не хотелось.

Она подошла к столу, долго глядела на кофе в кружке. По поверхности уже натянулась тёмная пенка, и Юлька не выдержала – тронула её языком, и тут же плюнула, рванула к раковине, вылила всю кружку в слив.

«Я слишком долго сегодня спала», – думала она раз за разом, по кругу, стараясь убедить в этой мысли сама себя. Но куда деваться от ощущения, что лизнула не кофейную пенку, а едва затянувшуюся ранку на разбитой коленке? Железный привкус крови всё ещё ржавел на языке.

Юлька села в кровати, уставившись в одну точку. Солнце больше не било в окно – перевалило к западу, ушло на другую сторону дома. Захотелось пойти в дальнюю комнату, распахнуть шторы, посмотреть, что творится на улице, как мимо идут по делам соседи, гоняют на великах дети, шастают деревенские коты… При одной мысли об этом тело словно одеревенело, стало тяжёлым, чужим. И в висках отдалось болью.

Над домом снова прокатился тяжёлый гул: ближе, ближе – самолёт шёл низко, громко, и в момент максимального сближения Юлька даже зажмурилась, – но гул отпустил, начал отдаляться, затихать, и самолёт полетел дальше, за деревню, за поля. Как всегда.

Юлька подошла к шкафу и провела пальцами по корешкам книг, знакомым с детства. Вот эта, оранжевая, – «Робинзон Крузо», рядом – «Волшебник Изумрудного города» со стёртой надписью на зелёном фоне, а эта, жёлтая, в мягкой обложке, – про Тарзана. Кажется, она перечитала здесь всё, пока была школьницей.

Может, эта? Кажется, такой книги в дедовой библиотеке она ещё не видела.

Замша, черная лента закладки. Название когда-то было отпечатано на обложке тиснением, но стёрлось. Юлька лежала в кровати, листала страницу за страницей, но буквы разбегались, как тараканы, наползали друг на друга, играли в догонялки – не прочесть… Она не заметила, как уснула.

Ей снилось, что бабушка с дедом шепчутся о чём-то на пороге и глядят на неё серьёзными глазами. «Главное, не в огород», – прошелестел бабушкин шёпот, и фигуры исчезли.

Ещё казалось, что ожило радио, и диктор строгим голосом зачитывал новости. «Как минимум… Службы спасения… Цифры уточняются…» Потом слова утонули в белом шуме.

Юлька открыла глаза – за окном начало темнеть, и телевизор всё ещё смотрел на неё пустым чёрным прямоугольником. Часы неизменно показывали половину десятого.

Выключатель щёлкал холостыми выстрелами, но в доме словно бы становилось только темнее. Стены скукожились, сдвинулись, стянулись вокруг кровати плотным пузырём.

Юлька не выдержала – накинула куртку, сбежала по ступенькам, хлопнула калиткой…

Когда вернулась, стало легче. После долгой прогулки она вошла в дом с чувством, что сбросила с души огромный камень.

– Ба, дедуль, я дома! – крикнула Юлька в темноту. – Так хорошо погуляла, по всей деревне прошлась! Кстати, видела…

Осеклась. Слова застыли на кончике языка. Видела что? Что было снаружи, когда она вышла?

Сумерки сгустились сильнее.

Помедлив, Юлька развернулась, прошла к калитке, надавила рукой на засов. Шагнула во внешний мир…

…и тут же вернулась обратно. Калитка закрылась за спиной, а перед глазами еле заметным пятном в темноте проступило родное крыльцо. Она так хорошо погуляла! Видела… Что-то? Что-то было в темноте снаружи?

Руки дрожали, когда она открывала калитку третий раз. И тут же – закрывала уже изнутри. Расслабленная, отдохнувшая Юлька, которая по-настоящему гуляла по деревне и видела…

Ничего не видела. Ни дороги, ни домов, ни деревьев, даже дурацких котов! Просто ничего. Не было никакого «снаружи».

Бабушки с дедом в доме не оказалось. Юлька судорожно шарила в сенях на полке, под куртками, на антресоли – пока, наконец, не нашла то, без чего дальше в доме невозможно было находиться. Карманный фонарик на батарейках, с которым она перечитала под одеялом столько книг.

– Пожалуйста, работай! Пожалуйста…

Чудо свершилось – фонарик мигнул и засветил ярким лучом.

Часы застыли на вечной половине десятого. Электричества не было.

Сердце колотилось, но Юлька могла придумать только один выход. Она выбежала из сеней, с усилием вытащила из грядки лопату и ринулась туда, где искала ответы на все загадки. В конец огорода.

– Стой! – резанул хриплый голос деда сзади.

Юлька не обернулась, крепче сжала древко.

– Да стой же ты, Юлёнка!

Дед вдруг оказался впереди, схватился за лопату цепкими чёрными пальцами. Луч выхватил из ночи дикие, ввалившиеся глаза, глубокие чёрные круги, сетку вен на распухшем лице. Юлька оттолкнулась что было сил, отпустила древко, вывернулась из-под дедовых рук…

Не успела сделать и двух шагов – за куртку схватили. Юлька махнула фонариком. Косынка на бабушке сбилась, и вместо половины головы зияла свежая открытая рана:

– Да стой же!

Юлька закричала.

Дальний гул самолёта прорезался из темноты, приблизился. Бабушка с дедом как будто приросли к земле, застыли, а Юлька рванула от них, не разбирая дороги, задыхаясь, и в десяти шагах провалилась по щиколотку в перекопанную почву, выронила фонарик…

«Светлова Евдокия Романовна», – высветил луч свежую могильную табличку.

Гул самолёта гремел почти над домом.

«Светлов Михаил Андреевич», – показалась вторая табличка.

Нестерпимый звук навалился сверху, заглушил всё.

Сзади схватили знакомые руки, обняли, не давая обернуться… Дедушка держал её, бабушка кричала что-то яростное, отчаянное. Юлька рвалась, запрокидывая голову, пока луч фонаря не вырвал из темноты третью табличку: «Светлова Юлия Александровна».

Голова взорвалась дикой болью. От самолётного гула лопались перепонки. Он ещё никогда не был таким громким.

– …ровно в полдесятого, Юлёнка. Внученька, малышка наша. Ты спала ещё, когда он рухнул. И вот…
– …мы как очнулись, и сообразили-то не сразу: у меня полголовы снесло, а деда – осколком в сердце. Потом уже поняли, как нас похоронили всех. А души на небо не ушли. И ни туда, ни сюда…
– …а ты просыпаться стала. К полудню, каждый день. И каждый раз не помнишь ничего, думаешь, что ещё живая…
– …самый страх-то, Юлёнка, он в этом как раз. Мы-то помним, как нас того… А тебя во сне завалило, значит. И просыпаешься каждый день, и дом видишь, как прежде, целым, а объясняем, чего и как, – только пугаешься, не веришь, сбежать пытаешься…
– …сколько дней таких напрасно потратили! Рассказывали, что к чему, объясняли. Кричала, плакала – а толку? Ни мы, ни ты со двора теперь уйти не способны. Ты хоть в дом заходишь, а мы-то с огорода ни шагу. Вот и решили, как можем, тебя от всего защищать. Авось проведёшь этот день по-человечески, как живая. И ведь получилось-то почти в этот раз, самую малость не дотянули!..
– …не серчай, Юлёнка. Мы завтра снова попробуем. Ты скажи только, чем тебя в доме занять? На огород нельзя, золотко, нельзя, любимая…
– …ничего. Научимся. У нас теперь, чай, попыток-то немерено. Всего-то на один нормальный день.