Няньки (фантастический роман) часть 2
Няньки (фантастический роман) Часть 1
Автор: Волченко Павел Николаевич
Аннотация:
Главные герои, выходцы из рабочего квартала, еще в детском возрасте попадают в некий концентрационный лагерь. Им приходится пройти через боль, унижения, тяжелую физическую, моральную и интеллектуальную подготовку. Зачем? Неизвестно, до того самого момента, пока не вступает в силу план заселения миров – распространения человечества – своего рода глобальный социальный эксперимент. Пройдя через все этапы взросления, через долгую жизнь, через осознание себя и мира вокруг, они понимают причины своей подготовки. Действо развивается на фоне неизвестного мира – новой, дикой планеты, где имеются некие «артефакты» - неизвестные, непонятные сферы с возможностью как телепортации, так и простого, ускоренного перемещения в пространстве. Артефакты не позволяют использовать металл, восприимчивы к агрессии – препятствуют ей.
Основная идея произведения: приходит время, когда боги становятся не нужны, а нужны няньки, поводыри, что проведут сквозь тьму и кровь мира и выведут во дни благоденствия.
* * *
Потом их начали учить. Сразу и сильно, по другому и не скажешь. С утра пораньше, после завтрака, выстраивали всех в длинную колонну, и вели в учебный центр – единственную бетонную коробку в которой было целых два этажа. Правда на второй этаж их еще не пускали. Перед лестницей, что вела вверх, всегда стоял сурового вида охранник, и не с электродубинкой, как у прочих на территории, а с самым настоящим боевым оружием – штурмовой винтовкой. Обычно он скучал, но всякий раз, когда рядом с ним проводили колонну ребятишек, он вскидывал оружие и провожал их суровым взглядом из под насупленных бровей.
Учили их совсем непривычным предметам. Вместо техники рычажных механизмов, основ механики перемещения грузов и прочего, что им рассказывали в их школе в районе чернорабочих, толстый, высокорослый профессор с большой бородавкой на носу, читал им лекции по какой-то социологии, психологии, этике. А сухонькая, острая вся, как штык, тетка с седой кубышкой на затылке, противным голосом вещала про право, про законы общества и еще какую-то чушь, которую без конспекта не вспомнить.
А еще, когда их вели по длинному гулкому коридору, где всегда гудели длинные лампы дневного света, они в открытые двери других кабинетов видели целые ряды жутких гипнокресел с полукругом экранов визуализаторов. У них, во всем районе, такое кресло только одно было, да и то всего лишь с одним небольшим экраном визуализатора, а не как тут – куда не повернись, всё равно уставишься в здоровый, выпуклый глаз экрана. Туда водили ребят постарше.
Один раз Януш шепнул, когда их вели на занятия.
- Нас наверное тоже туда потащат потом.
- Когда потом?
- Когда можно будет.
- А что, сейчас нельзя что ли?
- Мне батя рассказывал, что в гипнокресло детей сажать нельзя. У нас мозги еще слабые и можно это, того… - он показушно закатил глаза.
- Ну посадят и посадят. – зло буркнул Ромка. – Что с того?
- А ничего. Будешь потом в столовку бегать с дурной мордой, мелких бить.
- Не буду. Чего мне их бить, мелюзгу эту. – Ромка не любил вспоминать ту драку в столовой. Страшно ему было, как вспомнит, так и видит кровь на полу и заострившиеся лица с застывшими гримасами ужаса. Он никогда не садился там, около того угла, потому что видны были выщерблены в бетонном полу – следы пуль. И куда ты не смотри, всё равно – глаза на эти дырочки уставятся. И тогда уже и пайка в рот не лезет и руки трясутся от ужаса. А вот Януш, тот наоборот, про столовку часто вспоминал. Его тогда побили, крепко побили – неделю из своей камеры он не выходил – отлеживался. В первый-то день, после избиения, в их корпусе только один Ромка из камеры на построение и вышел. А конвойный, что должен был пройти вдоль строя, остановился около Ромки, хмыкнул удивленно и, не сказав ничего, протянул Ромке конфету. Конфету Ромка спрятал под матрасом, и потом поделился ею с Янушем во время прогулки во дворе.
- Будешь-будешь. – радостно заявил Януш.
- Буду. Только не мелюзгу, а тебя.
- И меня будешь. Кого скажут, того и будешь.
Впереди сухо щелкнул разрядник и Януш с Ромкой в корчах повалились на пол. Подошел конвойный, который непрестанно то нажимал, то отпускал кнопку разрядника, отправляя всё новые заряды боли по тоненьким проводкам. Склонился над двумя корчащими телами и сказал спокойно, тихо, с добротой:
- В строю не разговаривать. Повторится – убью. Понятно?
- П-п-п-пон… - сквозь сжатые губы захрипел Януш.
- Убью! – резко выпалил Ромка. – Уб-б-бью!
- Молодец. – конвойный отпустил кнопку, тела ребят обмякли, как то сразу расслабились, только подергивались еще чуть мелкой дрожью скулы, да пальцы. – Молодец, если убьешь, умный значит. Это хорошо. А теперь встали и в класс. – поднялся с корточек и заорал во всю глотку. – В класс! Быстро! -еще и пинка отвесил крепкого, с оттяжкой, так что Ромку бросило на стену. – В класс!
Они соскочили, и быстро прошли в кабинет, где профессор с бородавкой уже включил экраны с визуальным материалом: с какими-то еще не понятными графиками, и почему-то с рисунками человека без кожи. Сам он склонился рядом со здоровыми , в полтора метра высотой, приспособлениями у стены, которых тут раньше не было. Наверное для занятий принесли. Януш кашлянул, профессор оглянулся на ребят, широко и жирно улыбнулся, потер толстым пальцем свою здоровую бородавку и слащаво процедил:
- Опаздываем? Ну это вы, братцы, зря. Сейчас за это вы у нас материалом работать будете. Хотите? – Януш с Ромкой помотали головами. – Не хотите, а будете.
Остальные дети смотрели из-за парт на своих друзей испуганно и с жалостью. Наверное профессор уже объявил тему урока, и они уже знали - каким именно материалом сейчас придется поработать Ромке с Янушем.
- Молодые люди, прошу на лобное место. Смелее, смелее, не стойте столбами. – он махнул рукой, подзывая их к себе. – Вот сюда, у стеночки. Сюда и сюда, вот хорошо. – они встали как раз спинами к тем самым новым, непонятным механизмам. - Ну-ка, на меня посмотрели оба. Угу. Внутренних травм нет? Освобождений? Требуха целая? – ребята мотнули головами. – Вот и замечательно. Руки в стороны развели, ноги пошире, еще пошире, головы поднять, спину выпрямить. Вот! Вот так! Зафиксировались. – он поочередно нажал на большую кнопку на каждой установке и только тут Ромка понял, что это было – магнитные ловушки! Но не такие, как те, что были на площади – эти держали всё тело целиком. Он даже сказать ничего не мог – тело не слушалось. Захотел закричать от злости, рвануться веред – вырваться из густого плена оков, но ничего не получилось, только стон – тихий стон прорвался сквозь плотно сжатые губы. А профессор тем временем отошел к классу, сел на край первой парты и продолжил деловито.
- Итак, дети. Унижение – это сила. Большая сила, я бы даже сказал – это великая сила! Она даёт вам власть, она сплачивает, она помогает из кусочков, из отдельных личностей сделать могущественный инструмент – толпу! Толпа – это власть! Каждого, по одиночке не уговорить, каждому не дать того, чего он хочет, не повести за собой. А всех – всех уже можно. Толпа не имеет разума, толпа глупа, толпа пуста, толпа сильна! – оглянулся на класс, увидел, что все они смотрят разинув рты на скованных магнитной ловушкой друзей, улыбнулся, грузно соскользнул с парты и подошел к Ромке и Янушу.
- Смотрите, он склонился прямо к Ромкиному лицу, в нос ударил скрытый освежителем дыхания смрад перегара и жареного лука, - вот они, ваши одноклассники, ваши сокамерники, ваши друзья. – резко оглянулся и закричал в класс. – Они ВАШИ! Они с ВАМИ! Но сейчас вы уже не с ними. Они тут, перед вами: жалкие, бессильные, неподвижные. Что они могут? Ничего! Ничего они не могут! А вы можете! Вы можете всё! В вашей власти покарать их, в вашей власти их растоптать, убить, уничтожить! Ты! – он ткнул пальцем в мальчишку за первой партой, в Костьку, он сидел через две камеры от Януша, через три от Ромки. Костька оглянулся, будто надеялся, что это не в него уперся учительский перст, что это не его зовут. – Да, ты! Встань и подойди. Ну смелее, смелее.
Костька подошел медленно, ноги его не слушались, они были прямы, словно костыли и он громко стукал каблуками о пол.
- Молодец, мальчик. – горячо зашептал профессор, слюняво облизнул толстые губы, сглотнул. – Ты пока личность, мальчик, ты пока еще личность. Как тебя зовут? Скажи нам, как зовут личность?
- Костька.
- Костька, тебя зовут Костька. Хорошо, хорошее у тебя имя, Костька. Костька, иди сюда. Ты же знаешь этих мальчиков? Ну скажи, знаешь? – профессор уже просто весь дрожал от возбуждения, от какого-то предвкушения. Он даже легонько подтолкнул Костьку и шепнул тому жарко на ухо. – Знаешь?
- Да. – Костька несмело ткнул пальцем. – Это Ромка, это Януш. Они жили в нашем районе. Они… Я их знаю.
- Молодец, Костька. Ты хороший мальчик, ты всё правильно говоришь. А есть тебе, Костька, за что на них обижаться? А, Костька?
- Нету…
- Нету? – сильно удивился профессор. – Как это, нету? Ты вспомни хорошенько. Они же у вас в районе жили. Недалеко, наверное даже в доме напротив, а может на соседней улице, или в другом дворе. Ты вспоминай, Костька. Давай, вспоминай.
- Они меня на площади побили. Мы яблок попросили, а они побили… - тихо сказал Костька, всхлипнул. – Яблок им жалко было.
И Ромка вспомнил, как однажды пришли они на площадь с даровыми яблоками – дед Михей за какую-то работу в аграрном районе целый мешок получил! Вот и поделился, отсыпал внуку Янушу за пазуху столько, что разбух Януш, как шар, рубаха обвисла ушами вокруг туго затянутого пояса, а из под пуговицы веточка смешно выскочила с листочком. Они дома яблоки съесть хотели, да мамка погнала, сказала, что у нее дел полно, а эти тут будут яблоками хрустеть. Вот они и пошли на площадь. Сели около памятника, Януш пуговицы расстегнул, так чтобы удобно было румяные яблоки доставать и стали они хрустеть на пару. Да сочно так, вкусно! А там пацанва неподалеку крутилась – в шарики играли, даже слышно было, как тукаются друг о дружку тяжелые шарики от подшипников.
- Ребят, а вы чего едите? – подошел к ним самый маленький.
- На, держи, мелюзга. – Януш щедро протянул востроносом мальчишке зеленое яблоко.
- А мне? – спросил второй, появившийся из ниоткуда.
- И мне.
- И мне!
- И мне тоже!
Разом их лавочку окружили со всех сторон, и несколько грязных , жадных рук протянули к друзьям.
- Нате. – Януш всегда был щедрый и добрый. А вот Ромка с жадностью провожал каждое ушедшее в чужие ладошки яблоко.
- А мне два дай. Мне сестренке. – крикнул кто-то громко.
- А мне братишке.
- А мне тятьке, он яблоки тоже любит.
- Всё. – грозно сказал Януш. – Хватит вам. Итак почти ничего не осталось.
- Да вон у тебя еще сколько! Вся рубаха наружу! – пробасил высокий, щербатый пацан. – Делись.
- А в рыло? – зло сощурился Ромка.
- А в глаз? – зло подался вперед щербатый. Он глянул через плечо, по хозяйски цыкнул в щербину длинным плевком. – Нас тут много.
Януш вздохнул и потянулся за яблоками, Ромка поймал его руку:
- Подожди.
- А чего ждать? – посмотрел он тоскливо. – Побьют же…
- Ты каковский? – грозно спросил Ромка у щербатого.
- Чё? – не понял тот.
- А вот чё! – и Ромка первый бросился в драку!
Досталось им тогда с Янушем крепко конечно. Но яблоки они свои при себе оставили. Домой пришли страшные, побитые, в изорванной одежде, все сплошь в ссадинах да в синяках, но довольные. А теперь оказывается, что вот, побили они мальчугана за одно лишь яблоко.
- Есть что сказать в своё оправдание? А? – профессор с удовольствием посмотрел, как вздулись жилы на шеях у прикованных мальчишек. – Есть? Давайте послушаем. Вот ты.
Он повернул небольшое колесико на ловушке и Януш закричал:
- Да ты! Да вас там сколько! Я вам всем же, всем по яблоку, а вы… - он замычал с полуслова, когда профессор повернул колесико обратно.
- Хватит, наговорился. Ну что Костька, говори.
- А вы сами! У вас же много было, а у меня сестренка маленькая. Она яблоко тоже хочет наверное, а вы всё захапали, и никому, сами жрете, жрете, ЖРЕТЕ… - он зашелся прямо от гнева. И тут профессор тихо, едва слышно, шепнул Костьке на ухо: «ударь».
И Костька, сам не ожидая от себя, резко, наотмашь, влепил кулаком Янушу по щеке. И тут же испугался, отступил назад, уставился на свои руки и затрясся.
- Я… Я н-не хотел… Я… Я…
- Молодец! – профессор хлопнул его по плечу, снова повернулся к классу. – Ты! Рыжий, сюда, быстро! Ударь!
- Но… - он облизнул пересохшие губы. – За что?
- Ударь! Трусишь? Костька ударил, а ты? Давай, они его младшей сестренке яблоко пожалели, а ты – мямля! Бей. – профессор аж побагровел. – Бе-ей!
И рыжий вмазал Ромке в живот. Больно, захотелось скрутиться, сложиться напополам, но ловушка держала крепко.
- Все! Все в очередь, сюда, один за другим. Встали, встали скорее! – заорал профессор. Заскрипели по всему кабинету отодвигаемые стулья, закопошились пока еще несмело ребята. – В очередь! Бей по очереди! Ты, давай этому врежь, а ты другому. Ну, чего вылупился? Бей его! Давай!
И их начали бить. Один за другим, уже без попыток отказаться, отнекаться – просто били. Некоторые бездумно, вяло, как роботы. Другие наоборот, еще в очереди, заранее, начинали готовиться, потирать руки, бить кулаком о ладонь и даже улыбались, предчувствуя, что вот сейчас он то и отвесит! А после того, как кулак начинало саднить от удара, отходили в сторонку, к таким же счастливчика, как и они и шептались громко, а порой даже и вскрикивали:
- Нет, ну ты видел как я ему заехал! Все губы в кровь! Смотри, аж костяшки замарал.
- Не, ты что, ты не видел как я ему! Это я ему расквасил…
А профессор все кричал, всё подбадривал.
- Врежь. Да что ты как девчонка? По роже ему! Да! Так! И этому тоже! Давай, ну! Давай ещё! Ну, кто там? Давай ты! Молодец! Ну же…
- Нет! – грянуло фальцетом под потолком класса и все замолчали, все разом притихли, наступила тишина.
- Что нет? – спросил вкрадчиво профессор.
- Я не буду бить. – это был Яшка. Большой, высокий, сильный, но казавшийся сейчас напуганным, маленьким, взъерошенным воробьем. Он громко засопел и испуганно пропищал. – Я не буду их бить. Они нормальные ребята. Не буду… - и даже головой замотал, пряча глаза от тяжелых взглядов толпы – именно толпы! – Не буду…
- Молодец. – профессор похлопал его по спине, Яшка вздрогнул, как от удара. Да собственно удара он и ожидал, а не этого легкого, дружеского похлопывания. – Иди на своё место. И все – идите по местам.
В очереди недовольно зароптали и Марик – самый мелкий, самый дохлый, всегда с малиновыми губами будто только с мороза, недовольно завизжал:
– Но я же еще не ударил!
- Ну так бей. – улыбнулся профессор.
Марик подошел, осклабился, и заехал остреньким кулачком по разбитой скуле Ромке. Потом, врезал Янушу в глаз, засмеялся весело. И только тут он услышал, что класс молчит, никто не подбадривает, никто не хвалится тем, как он заехал. Он оглянулся и увидел как на него смотрят несколько десятков пар глаз, смотрят зло, осуждающе, так, будто сейчас его бить будут.
- Ребят, вы что? Вы же все били. Все! – Марик испуганно отступил, будто пытаясь спрятаться за спинами своих жертв. – Все... Ну все же…
- Всё, иди на место. – сказал профессор. Марик сгорбившись прошмыгнул мимо профессора, уселся на свой стул. Повернулся к соседу, тот отодвинулся и уставился в окно - будто бы и не при делах, будто и не знакомы, хоть и у самого костяшки были в бурых пятнах.
- Итак, что мы сейчас, ребята, наблюдали. Сейчас мы наблюдали толпу! Ту саму толпу, которую мы сделали из почти забытого унижения одного мальчишки! Видите, какая эта сила! А потом вы все приложили руку, каждый нанес по удару, и ведь вам не было неприятно, совесть вас не мучала – вам это даже нравилось. Да? Ну не прячьте, не прячьте вы глаза, злющие вы мои отродья, знаю же, что понравилось вам. Потому что вас не могли наказать в ответ, потому что вы могли причинить боль, потому что вас было много, а этих двоих – было мало. Ведь так? А если бы я дал вам оружие, вы бы и убивать начали. – он посмотрел на испуганные глаза мальчишек, на расширившиеся от понимания зрачки. Они и правда поняли, что дай им тогда оружие в руки, скажи «фас», и они бы убивали! Убивали бы и радовались! – Да? Да, дорогие вы мои, да, да и еще раз да! Это толпа, - это не вы! У вас пропал разум! Но вот появилась личность! Человек с большой буквы! Мальчик, встань пожалуйста. – он кивнул Яшке. – Вот он, ваш герой, вот он настоящий человек, у которого остались свои мозги в толпе. Посмотрите на него. – все посмотрели на Яшку, зашептались, одобрительно закивали. – Тебя как зовут?
- Яша… - стыдливо буркнул Яшка и шмыгнул носом.
- Молодец. Спасибо, сядь. А крикни он это в настоящей толпе, во взрослой, его бы тоже убили - на части бы порвали и растоптали. Поэтому запомните: никогда, ни при каких обстоятельствах не идите против толпы! А где наш второй герой? Ты, ну тот что пищал. А ну-ка встань. – Марик громко засопел, встал, виновато опустив голову. – Вот тоже, замечательный образчик! В толпе бы он стал лидером! Он бы повел за собой, он бы грабил, убивал, взламывал двери и толпа бы шла за ним! Да-да, не удивляйтесь – толпа таких любит. Вот только потом, когда толпа бы распалась на отдельных людей, вы бы ему всё припомнили и в праведном своём гневе убили бы его. Нет, конечно бы не злобно, не так, как это было бы с Яшей. Тебя как зовут?
- Марик. – тихо пробормотал Марик, закусил губу.
- Вот, Марик, тебя бы по другому убили. Тебя бы сначала судили, кричали какой ты подлец, как ты народ убивал…
- Но они же все били! – выкрикнул Марик. Он подался вперед, зло блеснули его глаза. – Все, ведь все, ведь каждый!
- Сядь – сурово сказал профессор и Марик бухнулся на стул как подкошенный. – Тебя бы убили как раз за то, что били все! Им стыдно, они ищут виноватого, а виноватый – это ты! Тебя было видно, тебя запомнили, так же как и Яшу запомнили. Вот только потом Яша бы стал святым, невинно убиенным и ему бы поставили памятник, а тебя бы заклеймили как преступника и казнили бы принародно, на площади. И было бы потом написано в учебниках, мол де был такой лиходей Марик, прославившийся особой злостью и жестокостью в такой-то год, и был за то предан смертной казни через повешенье, отсечение головы, или расстрел. Потому сиди и не пыхти. Тебя кстати еще сегодня или завтра во дворе побьют, готовься.
Марик вскинулся, испуганно заозирался, громко задышал широко раздутыми ноздрями, а потом зло уставился на Ромку с Янушем.
- Нет, как раз они тебя бить и не будут. – осклабился профессор и еще раз потеребил бородавку. – Тебя вот эти побьют, которые вокруг. Они же толпа, они были толпой и сохранили память толпы. Им стыдно, а ты виноватый. – он повернулся к истерзанным, окровавленным друзьям у стены. – А вы ребята – случай особый. Вы теперь герои! Еще спасибо мне скажете. Вас теперь никто не тронет, будут от вас глаза прятать, будут замолкать перед вами. Только не гордитесь особенно, а то снова побьют. Кстати, вам пора. – он отошел распахнул дверь в класс, крикнул в коридор. – Носилки сюда. Две штуки.
В последнем проблеске сознания Ромка запомнил, как отключили магнитные ловушки, как он бессильной кучей свалился на пол, как подхватили его руки, бросили на носилки и раскачивался потом потолок с гудящими лампами дневного света, но светили они почему-то не былым, а розовым, кровавым светом.
* * *
Проснулся он далеко за полдень. Мог бы конечно встать пораньше, но торопиться было некуда, да и поспать подольше ему всегда нравилось – еще с детства, а ведь в нем так мало осталось от того, почти забытого времени. Поднялся, протер глаза, и увидел в ярком солнечном свете её.
- Привет. Давно сидишь? - спросил он.
- Давно. – она улыбнулась. – А ты всё такой же, так же во сне сопишь и нос постоянно чешешь. Смешной.
Она улыбнулась, в её глазах заиграли искорки смешинок.
- И ты, Даша, всё такая же красивая, обворожительная, - он усмехнулся, - и насквозь лживая.
- А тебя разве обманешь? – деланно удивилась она. Насупилась, смешно свела брови и загробным голосом пророкотала. – Можно ли обмануть посланца богов, сына небес?
- Нельзя! – зло сказал он. – И всё на этом! Хватит балаган устраивать.
- Хватит, так хватит. – она хмыкнула и гордо отвернулась. – Как хочешь. Сам же вчера начал.
Оба замолчали. Он ждал вопроса. Вопрос должен был прозвучать, обязан! И он его боялся, потому что отвечать ему придется честно. Даша тоже знала, что она должна спросить, она хотела спросить, но ей было очень страшно – вернулось чувство, про которое она уже почти забыла за свою долгую жизнь.
- Ром… - несмело спросила она.
- Да, Даш.
- Ты сегодня на Лунч-ганур, - Даша оглянулась и он увидел в её глазах слезы, - ты меня убьешь?
- Да, Даша, убью.
- Зачем? – она всхлипнула.
- Так надо. – сказал он твердо.
- Ты так сам решил? Или Совет?
- Совет. – и совсем тихо добавил. – И я…
- За что? Почему? – она подалась вперед, схватила его за руку.
- Даша, ты сама всё прекрасно знаешь. Тебя уже предупреждали. – поиграл желваками и тихо добавил. – Ещё Януш…
- Так это из-за Януша? Да? Это ты решил мне так отомстить?
- Нет, Даша. – как маленькой девочке начал объяснять он. – У тебя самая крупная социальная группа, имеет удачное стратегическое положение, большое культурное влияние на окружение. Когда начнет развиваться торговля, вы будете лежать на пересечении путей и влияние усилится. Да, твоя первичная программа развития была удачной, для того времени. Стратегия была выбрана верно, но сейчас ты тормозишь развитие своей ересью.
- Это не ересь! – горячо вскрикнула Даша. – Это…
- Да, да – это этическая цивилизация. Знаю. Ты это говорила уже десятки раз, я не буду с тобой спорить.
- Так ты согласен? Ты согласен со мной. – она подсела ближе и снизу вверх, с надеждой, заглянула ему в глаза.
- Даша. Ты помешалась. Это тупиковая ветвь. Сейчас они удачны, но любая конкурирующая общность растопчет твою этическую цивилизацию и мы опять окажемся в жопе, нас отбросит на два века назад минимум! А её, эту твою цивилизацию, растопчут, обязательно растопчут – иначе и быть не может.
- Если вы позволите. – зло сказала она и резко оттолкнула его руку. – Вы же можете помочь.
- Нет. – ответил он твердо. – Не можем.
- Можете! Вы всё можете!
- Можем! – он соскочил. – Можем, но зачем! Твоя цивилизация – это тупик! Твоя цивилизация – это толпа беспомощных нытиков. Ты вырастишь рафинированных идиотов, мириады беспомощных эстетов и этиков! Они погибнут! Тебе их не жалко?
- Нет, они смогут жить иначе. Рома, ты же ничего не понимаешь. Детей нельзя учить злу. Да, сейчас они этики, сейчас они беспомощны, но это же только начало. Надо дать им шанс. Пусть они окрепнут, пусть их цивилизация будет ведущей, помогите им. А потом, они подрастут, потом они смогут сами, без нас выбирать добро и зло – только надо чтобы на стороне добра была память, чтобы вся их история была доброй.
- Даша. Давай так. Ты откажешься сейчас от своей этой глупой идеи этической цивилизации и всё, я уйду, получу нагоняй от Совета и всё будет по старому. Только племя твоё перестанет просить прощения перед каждой убиенной зверюшкой и кроме охотничьих копий будут еще и боевые делать.
- Нет! Я твердо решила. – она вскинула подбородок.
- Тогда я тебя убью и всё будет так, как решил Совет. – он беспомощно развел руками. – Ты это понимаешь?
- Понимаю. А ещё я понимаю, что ты хочешь отомстить за Януша.
- Да Януш то тут при чем? – зло вскрикнул он. – Януш был давно, и его уже надо забыть!
- Но ты помнишь. – шепнула.
- Да, помню, помню – потому что дурак! Но ты… Даша! Ты пойми, нас очень мало осталось! Я не хочу тебя убивать, ты нам нужна, ты нужна нам всем!
- Но вы меня убьете. – прошептала она.
- Да, если ты не оставишь другого выбора. – он сел рядом с ней, обнял за узкие плечи, прижал к себе, как это делал давным-давно – наверное веков пять назад, а может и все семь. – Даша, я прошу тебя, не Совет, а я. Одумайся.
- Нет. – она оттолкнула его. – Нет, Рома. Нет, посланник небес! Богиня Атхи-ко принимает твой вызов и ждет тебя на горе Лунч-ганур, дабы принять смерть в бою!
- Даша! Ну это же глупо!
- Я всё сказала! Всё…
Она развернулась и быстрой походкой ушла прочь, в джунгли.
- Жаль. – тихо прошептал Рома. – Очень жаль.
