На земле и на облаке. Переговоры-II⁠⁠

Десантный отряд заходил все глубже в лес, Эниасс и Алёша молчали, в то время как Бирн с момента высадки прибывал в несвойственном ему оживлении, даже напевал странную песню, все время неразборчиво повторяя слова «... багульник... возле палатки закружится дым ...».

«Не иначе молитва какая, может добрых духов приманивает, хотя дымом скорее, отпугивать злых нужно», - думал Алёша. 

Наконец они достигли бурелома и увидели Гуннара, сидевшего на одном из поваленных деревьев. Изо рта Гуннар пускал пар, завороженно наблюдая как облачко медленно растворяется в морозном воздухе.

Не смотря на то, что начиналась весна и лес все же не был самым ветреным местом в отличии от моря, по которому сейчас плыла остальная команда, Алёша поежился и укутался в свой черный балахон, сделанный из мягкой овечьей шерсти.

Парень провел рукой по одетой под низ кольчуге, выполненной, как и у Гуннара, из специального метала и укрепленной затейливым плетением. Кольчуга имела двойное дно и изнутри была проштопана тонкими, но очень надёжными нитями, туго сплетавшимися в прочную ткань. Даже в случае повреждения верхнего железного слоя, могла держать удар и гарантировать безопасность своего хозяина.

Еще одной особенность экипировки отряда Хейдара была обувь, на удивление легкая и удобная, хоть и выглядевшая как обычные кожаные сапоги.

На самом же деле все члены экипажа Дракко носили специальные ботинки, которые географ Бирн называл не иначе как «походные», а Хейдар всегда поправлял его словами, что «вы тут не бездельники и раздолбаи, чтобы по походам ходить, а воины, что сражаются с горами, значит и ботинки у вас такие же - горные». Бирн в ответ лишь пожимал плечами, делая вид, что соглашается со своим кёнингом, но через день или два история снова повторялась.

Гуннар, завидев друзей, оставил свое занятие, легко спрыгнул вниз и тут же нырнул куда-то под дерево, на котором сидел.

Раздалось странное рычание и он показался с другой стороны, восседая верхом на скелете небольшого железного коня, негромко фырчащего и пускающего едкий сизый пар из трубы сзади.

На спине этого немыслимого коня, явно механического, стояло странное кожаное седло для наездника и еще одно по-меньше было установлено сзади. Копыта ему заменяли большие спицованные колеса с толстым и сильно рефленым покрытием, а на небольшой палке, что служила уздой, крепился стеклянный круг.

Гуннар похлопал фырчащей машине по спине и рукой показал сьежившимуся  от холода и испуга Алёше куда-то себе за спину со словами:

- Садись давай, прокачу с ветерком.

Рассмеялся, не иначе как радуясь своей шутке, и попросил:

- Ты только косу Эниассу пока одолжи, а то жертвы начнутся раньше времени.

Алёша насупился, но свое трудовое орудие отдал. Залез на седло, поерзал, устраиваясь по удобнее, в то время как Бирн и Эниасс вывели своих лошадей-скелетов и тоже оседлали их.

Гуннар привстал в стременах немного и дернув ручку узды правой рукой с залихватским свистом сорвался в галоп.

Алёша сначала робко прихватил разведчика за плечи, но когда конь преодолел бурелом и высоко подпрыгнув на очередной кочке выскочил на относительно расчищенный участок леса, парнишка решил не скромничать и крепко ухватил Гуннара за туловище, сомкнув руки в плотный замок на груди товарища, а ноги по сильнее вдавил в стремена, удачно оказавшиеся снизу.

Перед глазами Алёши мелькали деревья, кусты, редкие сугробы, куски скал, коса, замотанная тряпкой и прикрепленная как флаг, и лица его друзей, которые с развивающимися волосами и счастливыми улыбками мчались вперед не разбирая дороги и подначивали друг друга, приговаривая: «Мужики, смотрите как я умею!».

Ему даже послышалось, что Бирн, в какой-то момент резко подпрыгнув ввысь на ухабе как на зимней горке и пролетев несколько метров, протяжно крикнул то ли «свобода», то ли «505, купол!», точно Алёша разобрать не смог.

Так и неслись наездники странных железных коней через весь лес не сбавляя скорости перед препятствиями и держа сумасшедший темп, подпрыгивая на кочках, взмывая с гиканьем над поваленными деревьями и  приземляясь на землю с чавканьем, поднимая вверх щепки, комки земли и клочки вырванной колесами травы.

Подпрыгнув на очередной кочке и повторяя движения Гуннара, который привставал в стременах, когда они скакали по бездорожью, Алёша неожиданно проникся моментом. Время замедлилось и он испытал чувство внутренней свободы, ни с чем не сравнимое и ранее неизведанное.

Дорога тем временем стала чище, лес реже, солнце поднялось в зенит и освещало теперь уже редкие участки снега, бежали ручьи и грязь красиво поднималась из под колес вверх, а брызги поднятые в воздух переливались  радугой в солнечных лучах.

«Ух ты, - подумал Алёша, - это так прекрасно! Надобно бы повторить.»

Наконец, отряд выскочил из леса и сбавив скорость так, чтобы кони не сильно фырчали, приблизился к краю холма, под которым находилось озеро, ещё скованное толстым льдом, но уже покрытое неглубокими проталинами и кое-где даже с уже виднеющимися трещинами.

Гуннар огляделся по сторонам, заприметил что-то внизу и жестами велел всем спешится и спускаться. У подножья холма мужчины, все еще незамеченные со стороны озера, оставили своих верных коней среди редкого кустарника и накрыли их привезённой в заплечных мешках сеткой, покрытой неживыми листьями и ветками.

Бирн тут же побежал куда-то вбок, вдоль озера, а возле леса упал наземь и пополз, разматывая за собой веревку с пустыми жестяными кружками и звонкими медными колокольчиками. Стараясь не шуметь, он стал укладывал кружки по земле.

Эниасс передал Алёше боевую косу, проверил свою кольчугу и коротко пожелал удачи. Затем, вскинув на руку щит, кивнул Гуннару и отправился вслед за Бирном.

Алёша поправил капюшон, сделал пару пробных взмахов, примеряя косу в руке, и припустил следом.

* * *

Внизу холма у самого озера недавно был разбит лагерь - стояли свежие деревянные срубы, теперь на половину сожженые и разрушенные.

«Не иначе как взрывами», - подумал Алёша, разглядывая повреждения и огромные дыры в домах и раскуроченные и погоревшие куски оборудования, которые валялись на стылой и припорошенной снегом земле.

У самого озера стоял один уцелевший дом и вокруг него важно расхаживали около десяти пехотинцев из рода вестаров - внушительные, рослые и замерзшие, а от того выглядевшие такими угрюмыми и злыми. Еще с десяток людей копошились по разбитому лагерю что-то собирая.

Рядом с уцелевшим домом у костра сидел невысокий мужчина с большой черной бородой и абсолютно лысой головой, на которой переливаясь камнями сияла корона.

«Ага, это видимо, сам Больдур», - смекнул дрыгвич и короткими перебежками, нагибаясь насколько позволяла коса, продолжил свой путь, беря левее, чтобы оказаться максимально в центре тыла противника.

Рядом с кшейсаром вестаров расположилась ковалерия. Воины, восседавшие на крупных конях, казались каменными исполинами в своих тяжелых и громоздких доспехах, неприступными и могучими, ровно до тех пор, пока взгляд не утыкался в их плечи. Между широкими железными наплечниками из дутых кирас торчали тонкие шеи и маленькие и тоже лысые головы с бородами на манер их предводителя и короля.

«Ничего себе, страшилища! И тяжелые поди ж ты будут. Наверное даже с коней слезть не могут. Такой упадет и не встанет сам». - дивился Алёша.

Еще двое всадников неспешно осматривали территорию, глядя куда-то на холм. Один поерзал в седле.

«Интересно, а как они нужду справляют при такой увесистой конструкции? Да-а, в таком наряде лучше много не пить. И не есть. Голодные верно при такой жизни» - продолжал раздумывать дрыгвич, бесшумно, как и положено жнецу, скользя вдоль деревьев, пока наконец не оказался ровно за спиной вестаров и не занял свою позицию.

Вдруг рядом с холмом послышался шум и на противоположный берег озера вышел экипаж Дракко. Впереди был Хейдар в нательной рубахе и кольчуге поверх неё.

Он, демонстративно красуясь, неторопливо вышел вперед и сложил на груди руки. Лёгкий меч покоился в ножнах, несколько ножей были надежно спрятаны в креплении на левом бедре. За ним неспешно выстроились и другие участники отряда, встали в цепочку, так, чтобы их было хорошо видно противнику с берега.

Хейдар дождался пока вестары окончательно поймут кто перед ними и что намерения их воинственные, и как только все пехотинцы подошли ближе к своему кшейсару, издал боевой клич «Бара вольдын!»

Изобразив страшное лицо с кровожадным оскалом, в лучших традициях берсерков, широкими шагами Хейдар кинулся в сторону противника. Нордсьены устремились вслед за ним, огибая лужи и проталины, скользя между трещин и стараясь держаться прозрачного льда с синеватым оттенком, на котором не было видно воздушных пузырьков.

Вестары не были готовы к такому повороту событий, ведь знали Хейдара как расчетливого командира, хладнокровного и даже, по их неохотному признанию, весьма разумного.

Этот же огромный мужчина с перекошенным лицом, и следовавшая за ним группа товарищей, неумолимо приближавшиеся со стороны озера, напоминали скорее объевшихся мухоморов буй-туров или  разбойников и убийц с богатым преступным прошлым. Ясный лик нордсьенов не был обезображен печатью интеллекта, и было понятно, что вместо разума их телом правили ярость и первобытные инстинкты.

Вестары готовы были дрогнуть, но Карл Больдур, подскочил на ноги и витиевато выругавшись на своем языке, призывая в помощь богов, взмахнул рукой и карающей дланью указал на противника. От судорожного взмаха его руки, корона покачнулась на лысой голове, но устояла.

Тяжелая конница, подгоняемая злобными воплями своего кшейсара начала набирать разбег. Спуск придал им достаточное ускорение, чтобы на полном ходу влететь на столь обманчивый лед злополучного озера. Кони неслись вперед, не в силах остановиться, всадники на конях печально думали, что телега их судьбы уже летит под откос и обрыв близко.

Люди Хейдара, заранее скинувшие с себя все лишнее и вооруженные только легкими мечами и ножами, стремительно и безопасно скользили по льду, в то время как тяжёлая ковалерия в составе всех пяти полуторотонных рыцарей, включая вес их дестриров (название тяжелых боевых рыцарских коней, примеч. автора), ступив на ненадежный белый и матовый лед с шумом и треском пошла под воду.

Больдур еще разок выругался и подталкивая пинками пехоту, все активнее поглядывавшую в сторону леса, стал бегать по берегу и голосить на удивление хорошо поставленным голосом, очевидно воодушевляя своих людей или грозя им наказаниями.

Наблюдая как их, казалось бы, несокрушимые сотоварищи жалобно воют, погружаясь в развернувшуюся пучину и как жалкие попытки выбраться пресекаются суровой рукой Нордсьенов, пехота дрогнула и не смотря на подбадривания Больдура, из атаки почти сразу перешла в отступление.

- Наверное, чтобы на берегу перегруппироваться, - подумал Алёша и решив что время пришло, издал протяжный звук, на манер горна, призывая партизанский отряд к осуществлению плана.

Первым на арену амфитеатра боевых действий вышел Гуннар. Громким рёвом привлекая к себе внимание противника, он выбежал из леса и остановился с левой стороны разрушенного лагеря. Мотая во все стороны головой с растрепанными и всклокоченными волосами, одним движением и без каких-либо усилий он разорвал на груди кольчугу.

Пехотинцы, бегущие со стороны озера к берегу, казавшемуся им таким надёжным и дарующим спасение, замерли.

Все знали, что кольчуги, в которых ходили люди Хейдара не то что порвать, их пробить мечом не удавалось еще никому -  мечи просто ломались. А случай, однажды произошедший на турнире, когда во время сшибки копье тяжелого рыцаря просто сломалось о грудь рыжего Ван Берга, не причинив ему никакого ущерба, кроме неудовольствия, до сих пор передавался из уст в уста, как предание и легенда.

Потому вид ревушего и вращающего глазами и головой разведчика с кольчугой собственноручно порванной на груди, вызывал если не ужас, то благоговейный трепет и стойкое желание оказаться где-нибудь подальше, а желательно, и вовсе дома.

Пока солдаты любовались видом Гуннара, по лесу пронесся страшный шум и звон, как-будто десятки нордсьенов, спрятанных среди кустов и деревьев стали стучать мечами о щиты, призывая северных богов себе в помощь и впадая в состояние берсерков, столь ярко и недвусмысленно уже продемонстрированное их товарищами в целом и Гуннаром в частности.

Пехота опять замерла, и вся разом повернула головы направо, привлеченная этим звоном и грохотом.

В этот же момент из леса неспешно, топоча как медведь, пробирающийся сквозь валежник, вышел огромный и подобный горе нордсьен, неторопливо поднял щит и смачно куснул его за бок.

Он прожевал откушенный кусок и также неторопливо сплюнул на землю то, что не удалось проглотить, а затем сытно и громко рыгнул, наслаждаясь видом стремительно побледневшего противника и вкусом своего щита.

Дальше, по мнению пехотинцев, происходило уже что-то невозможное: рыцари в тяжелых доспехах тонули, пуская пузыри и даже не пытались выбраться. Подмоги от них ждать не стоило. А разъярённые предстоящей схваткой нордсьены подступали со всех сторон.

Рыцари же степенно погружаясь ко дну,  философски наблюдали как на берегу мечется их предводитель и пехота, смущенные появлением сумасшедшего варвара с разорванной на груди кольчугой и его товарища, жующего свой щит.

Больдур, издав протяжный вой, вскинул меч, чудом не задев свою корону, и подталкивая перед собой еще не убежавших троих пехотинцев ринулся в лес, конечно же не спасаясь, а навстречу предполагаемому противнику.

Тут из-за дерева вышел мрачный жнец, весь в черном и беспросветном, как дальнейшая судьба несчастных вестаров. Капюшон скрывал его лицо, а в руках он держал неимоверно большую и явно рабочую косу, измазанную в чьей-то крови и устрашающую, как самое неумолимое возмездие за все его, Больдура, земные грехи.

Кшейсар остановился и в испуге выпалил:

- А ты еще кто!

На что получил скупой ответ, произнесенный шелестящим и тихим как ночь на погосте голосом:

- А я - твоя смерть. Теперь, пойдем!

После чего жнец потянул к нему свою черную костлявую руку полностью скрытую рукавом балахона.

Больдур отчаянно вскрикнул, замахал руками как мельница и слегка скользнул мечом по груди мрачного жнеца.

Меч натужно скрипнул и переломился.

Жнец издал злобное шипение и взмахнул косой, крепко приложив Больдура древком по короне, которая наконец слетала и покатилась по земле с жалобным звоном.

Больдур закатил глаза и упал назад в грязь и талый снег, пехотинцы, не долго думая, дружно последовали его примеру.

Алёша снял надоевший капюшон и коротко ругнувшись на северном наречии, поспешил к товарищам в лагерь.

* * *

На берегу лагеря у затухающего костра сидел Хейдар и от души хохотал, пока Гуннар и Эниасс показывали ему как надо рвать кольчугу и лакомиться щитом.

Бирн с натянутой на пол головы короной задумчиво потягивал чай из помятой жестяной кружки.

Братья и моряк Хафидт деловито связывали морскими узлами чуть живых от страха пехотинцев. Некоторые из поверженных врагов молили о пощаде, другие, напротив, требовали немедленно пресечь их страдания и не предавать мучительной смерти от руки безумного здоровяка, который так прожорлив, что может и их съесть.

Все пятеро кавалеристов в тишине и покое лежали на спине у берега и любовались видом на озеро и холм, переодически выплевывай вверх воду фонтанчиком.

Лошади мирно паслись рядом.

Больдур и трое пехотинцев, связанные лично Хейдаром, лежали у костра все еще без сознания.

Люди Николая, благополучно выбравшись из лагеря, минировали оставшийся сруб и собирали вещи. Николай обнял дочь и помахал друзьям, после чего геологи в полном составе под веселый фейерверк из взорвавшегося дома, поднялись в небольшой транспортник и покинули место битвы.

Хейдар, веселясь, подскочил с поваленного дерева и накинул на себя черный балахон, брошенный с отвращением Алёшей на землю. А для полного сходства со жнецом даже капюшон опустил на самые глаза.

Поднял косу, примеряясь и ищя удобное положение древка в руке, и быстрыми круговыми, обвивающими движениями сделал выпады и как-будто отводы оружия невидимого врага. Замер на секунду и плавно по дуге повернул косу вертикально и с глухим ударом поставил её к своей ноге на землю.

В этот момент за его спиной очнулся Больдур и увидев жнеца, стоявшего к нему спиной и так привычно машущего косой под завывания берсерков Хейдара, издал странный сдавленный звук.

Хейдар быстро развернулся на звук и тыльной стороной косы прижал грудь поверженного противника, нажимая на древко одной рукой, так, что кшейсар снова уперся в землю, а другой не спеша поднял капюшон и пристально глядя в глаза Больдуру поздоровался:

- Ну здравствуй, вот и свиделись!

Больдур замер, глаза его расширились, грудь поднималась коротко и часто, он судорожно сглотнул и осипшим и срывающимся голосом прохрипел:

- Это не мог быть ты! Я видел как ты бежал по льду на встречу моей коннице! Нет!

Хейдар усмехнулся в бороду, чуть склонился к противнику и ослабив давление на грудь кшейсара тихим и очень зловещим голосом прошипел:

- Есть только две неизбежные вещи: смерть и подати, и похоже, ты уже задолжал всем.

Карл Больдур, кшейсар Вестаров, тихо охнул и закатив глаза, откинул голову назад и лишился сознания. Трое пехотинцев на всякий случай снова последовали его примеру.

Через пару дней Хейдар заехал к отцу в деревню Исконного рода Фритриксон, чтобы пополнить запасы и спросить у кёнинга северных земель, не нужно ли что передать его среднему сыну Хроэрику, к которому Хейдар собирался заехать по пути, чтобы вернуть фамильную боевую косу.

Гурд-Миротворец лично встречал сына в бухте. Он похлопывал его по плечу, хохотал басом и приговаривал:

- Ну сынок, уважил старика! Уж не знаю, как ты смог уговорить негодяя Больдура, но он сказал, что после переговоров с тобой готов выплатить все подати, что вестары задолжали нам за пользование нашими торговыми путями в течение десяти долгих лет. И даже прислал уже внушительную часть долга. Но знаешь, самое удивительное, что он очень просил тебе передать, что выплатит все сполна и хотел бы быть уверенным, что ты к нему больше не явишься лично!