На Курсе 2. Крым
Глава 2.
Встреча.
Спуск через ущелье «Мышеловка», конечно же знали местные обитатели. Но, не всегда использовали, как проход к ближайшей Терновке. Крутые складки камней, сломанная деревянная лестница и реальная опасность оступится в темное время суток, не влекли пока сюда ни путешественников и археологов. Маха спокойно, используя приобретенные уже здесь - на Мангупе навыки, спустилась в долину, под южными стенами неприступной горы. Далее - поле, змеевидная тропинка к трассе и «вавилонское» поселение, под названием - Терновка.
Духота и спертость воздуха - это первое ощущение, которое испытывает каждый житель горного плато, спускаясь на уровень земных селений. Хотя, обычный представитель любого мегаполиса, готов был бы многое отдать, просто за саму возможность дышать воздухом Крымских предгорий.
У дома бабы Тони, ожидаемо стояли несколько автомобилей. Пара легковушек и один грузовик. «Сейчас у бабки, видно приемные дни…- подумала девушка, подходя к плетеному забору». В старый «Жигуленок», мужчина и женщина (явно азиатской внешности), аккуратно усаживали пожилую женщину на заднее сиденье. Та, в полностью черной одежде и с замотанной головой, послушно отдав костыли мужчине, с трудом втискивалась в небольшую машину.
Маха зашла со стороны бескрайнего огорода, уходящего прямо в дикое поле долины. У заброшенного погреба, на заднем дворе, возилось три полураздетых молодых человека, что-то вынося из него и складывая рядом. Здоровый мужик, держа руки в карманах штанов, выкрикивал в их сторону различные ругательства вперемешку с шутками и взрывами смеха.
Пристроенная со стороны сада летняя кухня, имела отдельный вход. Обычно через него Маха и попадала в дом, нанося свои нечастые визиты к бабе Тоне.
Голоса работающих людей во дворе, хорошо прослушивались через открытые окна пристройки.
- Серый, ты бля..дь, как на дармовом субботнике ходишь, - говорил мужик в широких штанах. – По одной хреновине выносишь, он смотри как Леха с Жекой, бодренько шуршат. Знают, что и борща дадут и по сто пятьдесят, потом нальют…
- И все? – выровнявшись во весь рост, удивленно переспросил, один из молодых парней с кукурузными кудрями на голове. - Что? По сто пятьдесят – и все!?
- Вован Рубанович, не зайо..буйтэ авторытэтом, - ответил с интонацией, намеренно коверкая слова тот, который видимо был Серый.
Мужик громко за гы-гыкал, прокашливаясь на ходу:
- Трудитесь хлопцы, трудитесь, Вован - сказал, Вован - сделал. И благодарочка хорошая будет. И борщом, и литрушкой - не поскупятся. А, я рублем выдам, как и обещал.
Потом глянул на массивные ручные часы, и, сменив тон, практически на отеческий сказал:
- Та ладно, перекурите уже, и то – молодцы, за полдня управились.
Парни присели на перекур. Вован Рубенович достал сигареты и подал им большую кружку с питьевой водой. Один из молодых работников отказался от предложения закурить. Двое остальных с удовольствием задымили:
- Как говорит наш комендант - Корней Ленурович, - продолжал Вован свои речи, - или как вы его там прозвали – «Ларисович»: «делайте хорошо, где работаете, может вам там потом - придется сексом заниматься…» Ха-га-га…
Тот, который Серый, отреагировал сразу:
- А, нам татарам поеба..ть, что потасканных еба..ть, что поеба..нных оттаскивать.
Следующий взрыв смеха был уже общим на всех.
Мокрые от пота и грязные от пыли молодые люди, собрали у входа в старый погреб, огромную кучу всякого хлама. Один из них (более худощавый, чем двое остальных), словно почувствовав на себе чужой взгляд, повернулся в сторону клетчатых окон пристройки. Маха рефлекторно сделала шаг назад. Благодаря тени в глубине комнаты, он смог увидеть только расплывчатый силуэт. Парень забросил назад русые волосы и скрылся в дверном проеме, под земляным бугром погреба.
Маха беззвучно прошла в основной дом. В импровизированной приемной, перед бабкиным «кабинетом», сидели мужчина и женщина, средних лет. «Семейная пара, - подумала Маха и сама себе задала внутренний вопрос, - и почему, мужа и жену, когда они рядом, всегда определяешь безошибочно?»
Они ее не могли видеть. Девушка остановилась в г-образном проеме, между внутренней частью дома и той, что предназначалась для гостей. Средних лет мужчина и женщина, держали друг друга за руки, напряженно слушая ровный голос бабы Тони, за неплотно прикрытой дверью. Прислушалась и Маха. До нее долетали, волнообразные обрывки фраз, то затихая, то звуча резче и понятней.
«… и всякое нездравство на липов мост, тфу-тфу-тфу…,
на калинов мост, на …пошлю в оленью кость, тфу-тфу-тфу,
в медвежью голову, тут ей место, тфу…,
пошлю грыжу и всякое нездравство…»
Периодическое поплевывание и чихание бабки, иногда прерывало читаемое ею заклинание. Так, еще несколько минут Маха и невидящие ее соседи в другом помещении, молча провели время, ожидая окончания процедуры.
Из комнаты - «кабинета» первым показался мальчик, лет 9-10, за ним вышла баба Тоня. Седые волосы, чуть непослушно выглядывали из-под бордовой косынки. Широкое гладкое лицо, с глубокими выразительными глазами, казалось сейчас физически трансформировалось обратно - в свое, обычное состояние, как это бывает с человеком, после долгого внимательного прослушивания чего либо. Когда цель стоит - все запомнить сразу, после только одного сеанса.
Кто видел впервые бабу Тоню, то сразу и не мог бы поверить, что ей более 70-ти лет. Чистая смуглая кожа, ровные зубы и крепкий остов деревенской женщины, делали ее на добрый десяток - полтора лет моложе. Передавая родителям, что-то замотанное в платок и бутылку с какой-то жидкостью, она повернулась в сторону проема.
- Будь там Сашка, скоро приду! – властно прозвучал ее голос.
Увидеть гостью, она не могла ни как. Но, Маха, даже не удивилась услышанному, зная способности своей дальней родственницы.
В этом, «вавилонском» мире, для всех она так и осталась – Александрой, из Подмосковного Жуковского.
Уже Сашка, спокойно проследовала к центру уютной гостиной для своих, опустилась на табурет и расстегнула широкий ремень с бурдюками. Черная, как ночная тень кошка, медленно спустилась с подоконника на цветочную подставку, потом важно прошлась по длинному комоду и мягко спрыгнула на пол.
- Привет Ласка, привет, - сказала Маха, проведя одной рукой, по мягкой спинке животного.
Звук заведенного двигателя и поскрипывание тормозов, дали понять девушке, что вторая легковушка, так же покинула двор бабы Тони.
- Тебе ничего нет, - входя в помещение летней кухни, проговорила Антонина Владимировна. – Те, в марте, которые я тебе отдала, последние были. Больше почтальонша, ничего не приносила.
Маха пожала плечами и повернулась к рюкзаку.
- Я собрала, баб Тонь, то что ты просила и под камнями подержала.
Женщина перебрала пакеты на столе. Она практически не рассматривала Маху по приходу, хоть и не видела ту несколько месяцев.
- Здесь много душицы, сейчас ее время. Железница и чабрец в прессованных пакетах. И еще листья земляники, нашла вот хорошую полянку. Буду теперь постоянно там собирать. А мяты - нет наверху, ты же знаешь, - спокойно говорила Маха.
- Спасибо, хорошее дело, жаль сама уже не могу там бывать. А, что на горе, много вашего «племени» еще осталось? – заканчивая тираду, спросила Антонина Владимировна.
И потом, пристально посмотрев на Сашку, добавила, – Сама-то как?
Девушка отвела взгляд в сторону и тихо ответила:
- Нормально…
Баба Тоня прекрасно понимала всю тщетность попыток поговорить с Сашкой, о внесении каких либо перемен в ее жизнь. Древний Мангуп и огромное плато вокруг, с неприступными обрывами по периметру, казалось, полностью заточил ее в своих объятиях.
После смерти отца Александры, (ее племянника по дальнему родству), они с матерью еще несколько раз приезжали к ней из Подмосковья. Потом и вовсе перестали. Сашка, позже появилась в Терновке, уже будучи студенткой Московского Государственного Университета. Чуть дальше в горах, под Научным, они проходили какую-то летнюю практику. Но, на четвертый курс она так и не перешла. Вновь была у бабы Тони, к зиме - и не одна. С другом, местным из Сирени - Николаем. Поведала, что мать ее вышла замуж, и что избранник той новый, полный – социальный дегенерат.
На вопрос: «Чего она здесь сейчас, а не в Москве?» - ответила просто: «Я больше там не живу».
Вздохнула тяжело тогда баба Тоня, когда поняла, что теперь ее Сашка, здесь и на долго… Но не с ней, а с этой тайной горой и с ее, не менее странными обитателями.
На эту главенствующую высоту, она сама могла смотреть часами, проводя через себя, идущие оттуда - мощные, неведомые обычному человеку энергетические потоки. Подыматься на Отец-гору, Антонина Владимировна перестала лет уже как с десять. Возраст. Но мистическую силу и притяжение древнего места, она чувствовала до сих пор, даже здесь на окраине Терновки.
Друг московской родственницы - Николай, долговязый парень с длинными волосами и весь в цветастых «фенечках», был уже тогда местным «индейцем – Ником», как привыкли называть таких экземпляров, живущие здесь селяне.
Потом, через год – неудачная беременность Сашки (выкидыш), страшный пожар и еле спасенная ее стараниями – остальная часть лица девушки. Дальше - арест Ника, так и не состоявшегося спутника студентки из Жуковского…
Последние письма от которого, (из мест заключения), Маха читала, аж в далеком прошлом марте.
- Сбор хороший, редкий, еще раз – спасибо! - монотонно говорила баба Тоня. – Где, что, сама знаешь, бери что хочешь. Я сейчас сильно занята. Вот люди только разъехались, дай Бог им здоровья, а еще со студентами закончить надо.
Маха рассматривала в окне, периодически возникающих из темного зева погреба, молодых парней. Те, бодро таскали всякую всячину наружу, с улыбками переговариваясь со своим наставником в широких штанах.
- Это Вова Рубенович, пацанов мне привез в помощь. Он, уже как третий год, на МГУ-шной базе в Прохладном, водителем на своем грузовике трудится.
Антонина Владимировна посмотрела после этих слов на Маху и добавила:
- Помнишь еще свои студенческие дни?
- Уже – нет… - тихо, ответила Сашка.
Баба Тоня переместилась к плите. Насыпала полную тарелку горячего борща, наломала домашнего хлеба, и все это, поставила перед девушкой на стол.
- Что бы съела все! – властно сказала она. - И давай, - опосля приходи, я пока со студентами закончу.
При этом, уже очень пристально посмотрела на родственницу, как бы давая понять той, что не нужно чтобы ее сейчас кто-то здесь видел.
Сашка, молча махнула черными волосами в знак согласия.
- Хватит мне тебя одной, с того Мангупа - «родственницы»… - сказала баба Тоня, покидая пределы кухни.
Маха, даже на внутреннем уровне, не позволила себе почувствовать какого либо упрека со стороны бабки. То, что говорила баба Тоня, по своему смыслу и направленности, носило почти всегда пророческий характер.
«Ты не в него влюбишься, - говорила она три года назад, увлеченной Ником Сашке, - ты его суть, здесь открывшуюся, почувствуешь. Почувствуешь то - что в тебе самой, за семью замками спрятано. Он тебя - откроет. Это сильнее чем любая внешняя любовь будет. От себя больше не сможешь отвернуться… В отличии от всех остальных, - вспомнила Маха, не совсем тогда ей понятные, речи бабки».
Вернувшийся в материальный мир (из воспоминаний), взгляд ее сейчас был направлен в сторону одного из полураздетых студентов, который жестом показал остальным, что курить не будет.
Убрав одной рукой волос назад, и сложив для удобства на коленях длинную тунику, она остановила взор на открывшихся смуглых бедрах.
Сейчас Маха почувствовала - настоящий голод, голод к вкусной пище и голод своего женского тела …
Труженики «двора и подвала», приняв по очереди летний душ, ухая от удовольствия после смытой усталости и от вкуснейших запахов с летней кухни, расположились вокруг добротного стола. Вован Рубенович важно достал из нижней тумбочки литровую бутыль. В прозрачной емкости колыхнулась зеленоватая жидкость. То, что это не компот, студенты поняли сразу, но было очень интересно, с чего же сработано это зелье. «Точно, именно там он и живет – «Зеленый змий», - хихикнула память Гурского».
- У бабы Тони, все чистейшее качество! - сказал Вован. – Лично проверял. Жаль, что сейчас за рулем.
Молодые парни синхронно закивали головами, мол - верим, верим! «Лис» сделал свой излюбленный жест рукой вдоль лба, якобы вытирая пот после трудной работы. Кулан махнул рукой в сторону трех граненых рюмок, возникших на красивой скатерти чуть раньше:
- Давай Рубанович, наливай. Местной «гамулы» попробуем.
- Вова, ты чего это мне тут молодежь спаиваешь! – типа ругаясь, говорила баба Тоня. – Все что без закуски, то - пьянка, а с закуской, то – праздник!
Потом, ее стараниями на столе начали появляться - одна за другой - полные тарелки, с еще красно-парящим, густым борщом. Домашний хлеб в корзинке, пучки лука и другой зелени, расположились в центре между четырьмя тарелками.
Отдельно ставя, возле солонки, пиалку с почищенными дольками чеснока, женщина сказала:
- Три яблочка, три орешка и три чесночка, вот где и есть – дневной запас, для здоровья человека.
И, широко улыбнувшись, добавила:
- Яблок с орехами, я вам с собой дам, а чесночок давайте уж тут, с борщиком.
Огромная черная кошка, заняла видимо свое любимое место, на массивном старинном комоде недалеко от входа в другое помещение дома. Алексей, время от времени, словно чувствуя на себе чей-то взгляд, посматривал на черный пушистый комочек с двумя немигающими зелеными глазами. «Да, так как умеют замирать коты, так даже «Фил» не сможет… - почему-то подумалось ему». Видно память не нашла более подходящей ассоциации.
Крепкая настойка на травах, под борщ с хлебом и зеленью, заходила троим парням, если использовать терминологию студентов: «как в сухую землю». Вторым блюдом, были диковинные для не местного жителя, оригинально скрученные большие пельмени под названием – манты. Заправленные индюшиным фаршем и политые домашней сметаной с аджикой, они сейчас стали верхом вкусовой пирамиды, в восприятии студентов. Каждое поданное блюдо, сопровождалось обязательными хвалебными комментариями от хозяйки дома, делающими их еще желанней. Парни со своей стороны, только вздыхали, печалясь по тому поводу, что их так не кормят каждый день на университетской базе в Прохладном. За такой обед молодые учащиеся люди, готовы были бы вычистить все погреба в округе.
Но, у бабы Тони, больше для них заданий не было. Да и Вован Рубенович, начинал нервничать приговаривая:
- Пора хлопцы, пора. Я с Ленуровичем договорился, что в Бахчисарае еще продукты для кухни, на базе заберу. Собирайтесь.
Не смотря на все протесты хозяйки, ребята сами убрали за собой грязную посуду.
Ставя аккуратно пустую тарелку в раковину умывальника, Алексей снова на уровне инстинкта посмотрел в сторону лежащей кошки. Животное лежало там же, и так же смотрело на него. Но дальше, за ней, в тени прохода кто-то стоял и, как он понял секундой позже, так же целенаправленно его рассматривал. Ком неожиданности материализовался в виде слюны во рту. Парень так сглотнул, что со стороны могло показаться, будто он проглотил целый персик сразу.
Светлые белки глаз, с яркими карими точками зрачков между длинными черными волосами, казалось, расположились на двух разных лицах. Один глаз, смотрел на Алексея - с молодого женского, а второй с бледного, измученного жизнью - стариковского. Ниже виднелось, разноцветное удлиненное платье или накидка, очень похожая на то, что носят жители латиноамериканских гор. «Пончо называется, - важно подстраховала память, не менее напряженная чем ее носитель».
Парень выпрямился и повернулся в сторону незнакомого человека. «Это женщина, - понял он сразу, когда всмотрелся в пространство проема». Та, в свою очередь, так же сделала под шаг, в направлении более освещенной кухонной комнаты. Сейчас Алексей уже видел высокую девушку, в цветастой тунике подпоясанной красивым поясом, со странными висящими на нем удлиненными кожаными емкостями. Они ему напомнили две кобуры для грозного пистолета «Маузер», только явно увеличенного размера.
Пестрый рисунок орнамента на емкостях, вперемешку с железными клепками, придавал им очень высокую степень оригинальности. Позже Алексей имел возможность поближе рассмотреть эти изделия. На них были изображены символы древней крепости Мангуп- Кале: главная арка цитадели и двуглавый орел в удлиненном овале.
Черные ровные волосы, прикрывая практически все пространство лица, кроме глаз, носа и рта, свободно доставали до пояса девушке. Их отблеск, на месте изгиба в районе груди, очень хорошо гармонировал с блеском выразительных глаз.
Она приподняла подборок вверх, и с легким поворотом, чуть наклонила голову к правому плечу. Потом, убрав назад, левой рукой упавший ко рту волос не громко произнесла:
- Маха. Меня зовут – Маха.
Гурский, сделав шаг навстречу новой знакомой, так же тихо ей ответил:
- Алексей. Рад знакомству.
Чистая смуглая кожа половины лица Махи, получала очень чувственное продолжение на пространстве точеной шеи, ключицы и уходила вглубь красивой туники. Алексей, остановил свой идущий вниз взгляд, в районе одного из освободившихся от плена длинной пряди - «холмов грез». Судя по красиво выделяющейся бусинке посередине груди, женское нижнее белье, для «второго этажа», девушка летом не носила точно. Маха с еле заметной улыбкой, проследила за взглядом парня. Следующим жестом, стал медленный спуск указательного пальца, свободной правой руки в сторону «бусинки»... и, дальше - к выставленному колену под длинной туникой.
- Нравится? – ровно спросила девушка.
- Да, - ответил парень, - ты очень, очень - настоящая …
Приятный смешок Махи, связал их взгляды. Они хоть и смотрели с разных сторон, друг на друга, но видели одно и то же.
- Ты не из Москвы? Я слышу.
- Да, так. Одесса. Город-герой, - ответил, с нотками декларирования Гурский.
- Клево. Никогда не была.
- А, ты - местная?
- Мой дом там, где гармония, - нежно, почти шепотом продолжила Маха.
- А! Соседи значит, в смысле планеты Земля… - включил свои, «связные штучки» для девушек, осмелевший Гурский.
Маха играла открытой половиной лица, красиво сбрасывая небольшие порции волос на говорящий уголок рта, и после глубоко выдыхая, приподымала их обратно.
Алексей уже откровенно любовался, такой «диковинкой», попавшейся ему здесь, в глухом крымском селе.
- Сашка! Ты еще здесь? – громко произнесла баба Тоня, проходя вдоль Алексея к проходу, с находящейся в нем Махой. – Чего еще тебе?
Девушка отбросила руку, которой удерживала волос и чуть резче, чем видимо того хотела, повернулась в сторону идущей к ней Антонины Владимировны.
Сейчас Гурскому, на короткое мгновение, открылась вторая часть ее лица. Увидев полностью физическое увечье Махи, Алексей, почему-то сразу вспомнил сцену из фильма «Господин Оформитель». Там, герой актера Виктора Авилова, головешкой из камина обжог лицо, созданной им самим же – кукле. Сильный момент из фильма, ассоциативно лег слайдом на восприятия молодого человека.
Сашка - Маха, полностью развернувшись в обратную сторону, только бросила в ответ короткую фразу:
- Увидимся, я здесь - на Мангупе живу.
Парень словно очнувшись от легкого транса, быстро поворачивая головой из стороны в сторону, смотрел: то на удаляющуюся тунику, то на Антонину Владимировну.
- Понравился … - понижая голос, сказала баба Тоня, пристально посмотрев на Алексея.
Потом, махнув рукой, добавила протяжное:
- Э-э-эх!
От ее проникновенного взгляда, Гурский на некоторое время, аж - протрезвел. Что-то иное, совсем не «домохозяйское» сейчас он почувствовал в этой женщине…
К вечеру, с несколькими привалами на крутом подъеме, Маха добралась к своему «Сосновому мысу». Привычными движениями разложила все по местам. Летние сумерки, уже вступали в свои права. Солнце практически полностью спряталось за массивными отрогами напротив ее пещеры. Те, симметрично расположились вдали, словно кем-то правильно вытесанные гигантские щиты, выставленные для защиты. За визуальное сходство скал, с боевым строем исполинских воинов, местные жители прозвали их – «Стражами Мангупа».
Перекинув через плечо хипповскую мешковидную сумку, называемую еще не скучающими здесь «детьми цветов», как – «поберушка», она отправилась на общую тусу - к «Дырявому мысу». На высоком плато, в ясную ночь даже не знающему тропинок человеку, не нужен был фонарик или какой либо другой осветительный прибор. Так ярко небесные тела, в изобилии рассыпавшись по ночному небу, освещали все пространство. Маха, шагая под темными кронами сосен, чередующихся с просветами открытых полянок, покрытым красивым синим цветом ночной мглы, вспоминала прошедший день. Воспоминания о Нике, чередовались с речами бабы Тони, почти забытый вкус домашней пищи, сменялся мысле-картинками о новом знакомом – студенте Алексее.
Впервые за долгое время, искорки ностальгии по прошлому, сейчас зажглись в ней. Вновь, показало свои неровные очертания, бесполезное по сути своей чувство - оценки и сравнения себя с другими людьми и жизненными ситуациями. А может, причиной тому, стало - упоминание бабой Тоней, о базе МГУ в Прохладном, или предостережение - о ненужности ей, еще одного «мангупского родственника»…
Видимо здесь (на старом плато), если намеренно, не покрывать свое восприятие беспросветными слоями «дури», то и в правду, не сможешь больше отворачиваться от себя истинного, от того чувства, которое открывается в тебе сейчас - ярче всего…
Уже на подходе к «Дырявому», Маха встретила компанию весело болтающих хиппи. Они, сегодня: от каких-то там «урелов» - отбились, с кем-то там - «батлонулись», и вполне себя сегодня хорошо чувствовали на «аске».
Освещенные звездным светом камни мыса Тешкли-бурун, еще отдавали дневным теплом.
Сужение скалы к основному гроту, через который вела крутая лестница в «Акустическую» пещеру, не подразумевало других дорог к месту, назначенному для сегодняшней встречи.
Маха увидела Ганджу. Тот, радостно поприветствовал ее взмахами рук. По узкой лестнице, через Барабан-кобу, к залу Аккустической пещеры, спускались вместе, держась за руки. Там, ниже, уже расположились десятка полтора молодых людей. Длинные волосы которых, и широкие рубахи с такими же вырезами в них, будь-то парень или девушка, делали собравшихся здесь, очень похожими и очень едиными. Едкий дымок от косячков и гуляющая по кругу бутыль с «молочком» в виде бело-серой жидкости внутри, говорили о полной серьезности собравшихся здесь индивидов.
«Олдовый нагваль» - Дада, как привыкли его называть жители плато, со всеми здоровался через легкие объятия. Значительно взрослее, чем окружающие его парни и девушки, он излучал практически оберегающий их свет и создавал тем самым, отличное настроение. Длинные белые волосы, сложенные сзади и уже порядком вытянувшаяся к груди бородка, делали его похожим на доброго сибирско-азиатского затворника. Такими, художники обычно изображают пилигримов в пути или волхвов на встрече с вещим Олегом. Проведя немало времени в профессиональных этно-походах и международных экспедициях, этот уже не молодой человек, принял осознанное решение жить здесь - на Мангупе. Один, и под простым духовным именем – Дада. Сколько он уже здесь был, и как его звали на самом деле, наверное, никто уже толком и не помнил. Просто знали его и любили слушать произносимые время от времени тем мировоззренческие проповеди. Иногда, по его просьбе вниз на почту, относили целые пачки исписанных текстов. Говорят где-то в Омске, Дадины творения даже печатали в новомодных эзотерических журналах.
У всех присутствующих здесь, конечно же были и имена, и отчества … Но, Ирины и Александры, Гены и Андреи, Кости и Наташи, - сделали выбор, от сложного - к простому, по крайней мере в этом вопросе точно. Социально-обязательные паспортные данные, в виде: имени, фамилии и отчества, в мире - «рожденных быть собой», сменились на простые и короткие прозвища.
Маха устало расположившись у края желтой стены, открыла свою «поберушку». Одобрительный гул «соплеменников», после уведенного содержимого, придал ей сил на улыбку. Спиртовая настойка, хлеб, тушенка и пачка сигарет «Ватра», сейчас пришлись по душе всему сообществу. Ганджа, будучи рядом предложил ей опереться на свое плечо. Что Маха с удовольствием и сделала.
Ребята из «Акустики», заиграли свои композиции. Тонкий голос поющей девушки, самым чудесным образом дополнялся мужским вокалом. Звук свирели, вступающий после припева, гармонично добавлял постоянный ритм гитары, на общем фоне не замолкающего тамбурина. Привычные хиты Боба Марли и «Гребня», сейчас звучали по иному, как и любой звук, родившийся в этом месте.
«Мама Анархия» Цоя или «Шар цвета Хаки» Нау, исполни их в каком-то подземном переходе, в таком фолк-стиле, только бы растеряли свою красоту и значимость. Но не здесь, где каждое слово песни, под живой звук акустического инструмента, только становилось краше и четче, сродни тому, как идеальную форму камня, украшает орнамент из золота. Маха, положив уставшую голову на грудь полулежащего Ганджи, полностью расслабилась, изредка потягивая приходящий к ней косячок…
Потом, ровным голосом и спокойным тоном – Дада, говорил много о сознании, о невежестве и грубом ментальном потоке. О Тантре, как о «своде правил и действий», помогающих удерживать тонкую линию сущего. О познании своего истинного – Я, и умении быть в состоянии присутствия, при выполнении текущих, бытовых задач.
Плавно перешли к диалогу, и часа полтора, просто вели неспешные речи в конопляно - сигаретном дыму, под простые наигрыши музыкантов из «Акустики». Маха тихо увлеклась. Было интересно… Остальные, видимо испытывали те же чувства.
До «Соснового», Маха и Ганджа шли вместе. Где потом, еще раз перекусив щедротами от бабы Тони, так же вместе - и уснули…
Уставший Амет, закончив укладывать детей и разобрав с женой все дневные дела, сел на травяной холмик, у только что залитого фундамента своего будущего дома. Дымя простой самокруткой, он смотрел на темные выступы, возвышающиеся над его селением. Шум гуляющего ветра в сосновом бору, напоминал гул падающей воды. «Там родник, - вспомнил практичный поселенец, - нужно будет со своим старшим – Рустиком, и соседями провести оттуда русло к жилой зоне». И, про себя улыбнувшись, немного наклонился в сторону ночных скал: «Спасибо Вам «индейцы», за воду - спасибо. Нам делить здесь нечего …»
Редкие крики ночных птиц и писк летающих мышей, сейчас были основными звуками, окружившими старое место возле величественного массива Баба-даг. Но, поднимая взгляд к единственному светящемуся месту, между теменью гор и россыпью звезд, он слышал еще и отдельные звуки от исполняемых там песен.
Там высоко, в опасном пространстве «Дырявого мыса», между грешной землей и чистым небом, находились люди, сменившие обычный быт и страсти, на (как им казалось), возможность свободно жить и умереть - под солнцем или, в крайнем случае, под ясной луной, с обязательным пониманием тщетности всего, вокруг происходящего…
В тот же вечер, бортовой ЗИЛ -130 с брезентовым каркасом, под песню: «От Москвы до Бреста, нет такого места», въехал в ворота учебной базы Московского Государственного Университета, которая расположилась в небольшом крымском селе - Прохладное.
Громко поющего водителя, из кузова заваленного персиками и пакетами с чистым постельным бельем, с удовольствием поддерживали трое молодых парней-студентов, из учащихся одесского геофака.
А вокруг: долины, куэсты, главенствующие высоты, журчащие ручьи и просто люди, укрывались непередаваемыми ароматами крымской ночи …
Конец 2 главы.