Мр*зь. Вечные. Часть 2⁠⁠

Мр*зь. Вечные. Часть 1

Девять человек ранним утром собрались у входа в постоялый двор в центре Хлыновского острога. Инок, девушка с бельмом на глазу, богатырского телосложения мужчина, двое купцов и четверо вооруженных охранников. Проводник из местных прибудет с минуты на минуту, за небольшую плату он проведёт их по лесам вдоль берега Вятки, до вотякских поселений. Это была уже третья группа паломников и ни одна до этого не вернулась. Но если уж русский люд что-то и вобьёт себе в голову, их уже не остановят никакие доводы разума.

Киприан окончательно решил для себя, что ему стоит завершить свою святую миссию, добраться до дикарей и донести им слово господне. Таким образом, он хотел сам себе доказать, что преступления совершенные им еще до монастыря не сгубили его душу. Что в бригаду хлынов его толкнула лишь крайняя нужда, а сейчас ему представился шанс сделать что-то важное в своей жизни и искупить былое. Он сопроводит этих людей на пути к чуду. Он покажет им, что даже вотякское исцеление руками есть промысел божий. Он даже найдёт слова и для самих дикарей, чтобы направить их души к истине.

Слепая на левый глаз девушка не приехала в Хлынов в погоне за слухами. Она жила здесь всю свою жизнь. Дочь местной женщины и новгородского захватчика, решившего осесть в новых землях, она сочетала в себе внешность дикарки и набожность женщин пришедших с севера. Италмас назвали вотякским именем в честь цветка, но вырастили христианкой. Хотя к настоящему моменту она уже не слышала бога так, как слышала в детстве. Даже сомневалась, отвечал ли он ей раньше, или это были фантазии маленькой девочки. Её мать умерла, когда она была еще ребенком, сгорела от лихорадки. На её глазах город несколько раз захватывался войсками, как ханскими, так и новгородскими. Её знакомых и друзей убивали и угоняли в рабство. Во время последнего набега их родной дом сожгли, а отца убили. В восстановленной деревянной церквушке в центре острога она не нашла бога и устала молиться в пустоту. Всё чего она хотела — это избавиться от врожденного увечья и затем покинуть эти земли. Она и так собиралась уходить на север, когда начнут возвращаться новгородские войска. Когда уходили первые две группы паломников, она так и не смогла решиться, отговаривала сама себя. Но сейчас уже не смогла найти для себя причин оставаться здесь.

Мужчина, пришедший с земель немногим севернее Хлынова, был отправлен старостой своей деревни. До них доходили слухи о вотякских целителях, но местная бабка справлялась с хворью и людской, и скотины сама. Однако последняя обрушившаяся на них болезнь никак не вылечивалась ни мазями, ни припарками. Лихорадка легко сбивалась, но возвращалась уже на следующий день. Почти вся деревня заразилась. Люди не умирали, но и не излечивались. Всем поселением каждую ночь сбивали жар, а на утро чувствовали себя прекрасно. Немногих миновала зараза, а из тех, кто еще молод, только Велимир мог уйти за помощью. Сперва, он обошёл все деревни вокруг своей, но в них была та же хворь и их жители тоже не могли найти лекарства. Тогда, переговорив со старостой и поцеловав на прощанье жену и детей, мужчина отправился на юг, в вотякские земли, в надежде на слухи о местных целителях, за чудесным лекарством для своих односельчан и родных.

Новгородские купцы Мирослав и Светозар не первый год ходили на торговых ушкуях в поисках выгоды. Но за это лето они потеряли почти всё своё состояние. Две их ладьи сожжены. Третий ушкуй, на котором они прибыли, был ограблен при переходе, хорошо хоть в живых остались. Лавка, которая была в Хлынове, сожжена при захвате города. Лавка в Новгороде почти не приносит денег. Золота, которое было у них с собой, не хватало даже на наём ладьи до Новгорода, только пассажиром на весла бы взяли. Да что уж там Новгород, даже на восток в Вотякские земли они не смогли бы нанять ушкуй. Единственная надежда вернуть богатство осталась на их последнюю весьма сомнительную авантюру. Уйти с паломниками на восток, и принести оттуда чудо средство. Хрен бы они поверили, что вотяки прикосновением лечат, а вот зелье какое-то вполне могло и быть. Дыма без огня не бывает. И кто первый зелье с диких земель в Новгород доставит, тот в золоте купаться и будет. Недолго старые друзья думали перед тем, как решились нанять проводника с охраной на последние деньги и отправиться с паломниками.

Тихомир, Драган, Милорад и Волибор — старшой среди равных, как он сам себя называет. Четверо хлынов не брезговали и честным трудом. Да и если так поразмыслить нет особой разницы между новгородскими ушкуйниками, ханскими войсками, хлынами и охраной купеческой. Все режут всех за деньги. Так что не зазорно и разбойнику побыть охранником. Тем более купцы мало того, что хорошо заплатили вперед, обещали столько же заплатить по возвращению. Сопроводить пеших не велика задача, никто не будет нападать на вооруженный люд без груза. Смысла в этом никакого же нет. Скорее Волибор бы отказался наниматься на купеческий ушкуй. Вот там и правда, риск сложить голову. Те же вотяки, если не топтаться по их святыням, тоже первые не нападают. Сходить до поселения дикарей и обратно. Лёгкая прогулка за хорошие деньги. Еще если с проводником из местных, так они и вовсе управятся до первой наледи.

Бегеней подходил к постоялому двору на территории Хлыновского острога. Он презирал людей, которые даже собственное поселение назвали в честь разбойников. Он презирал северян, что искали исцеления у его жрецов. Еще больше он презирал своих соплеменников, которые, несмотря на многочисленные стычки с пришлыми, всё равно пускали их в свои земли и торговали. Лишь его поселение — люди Ядыгара, открыто конфликтовало с людьми с запада, но оно и не удивительно, говорят сама война у Ядыгара в крови. Купцы наняли Бегенея, чтобы он провёл небольшую группу до ближайшего поселения со жрецами. Мол, хотят купить какие-то лекарства и обереги. Да ему в принципе и дела никакого нет. Ему заплатили, и одну бутылку он уже выпил еще вчера. Больше чем своих соплеменников, он презирал лишь себя самого, за пристрастие к вину. Мало того, что он согласился проводить этих северян до поселения, он еще и продал пиратам информацию о том, где будет ритуал.

— Итак, соплежуи. Все мы знаем, что нас сюда отправили следить за порядком. — Офицер ушкуя на тридцать человек стоял на берегу перед своей командой. Команда, похожая больше на нарушителей, чем на стражей порядка, дружно захохотала. Офицер поднял руку, призывая тишину и продолжил.

— Знаю, знаю, настолько вот дикие земли, раз даже такие отпетые сволочи как мы, для местных должны быть примером для подражания. Но, случилось ужасное! До меня дошли слухи, что на востоке, у дикарей, куча золота. И оно всё еще не в наших карманах! Не дело это, братцы! — Стражи порядка дружно загудели, показывая, что надо срочно исправлять эту несуразную ситуацию. Рука, призывающая тишину, поднялась вновь: — Мы с вами, сядем на этот прекрасный ушкуй, проплывём буквально неделю и перейдем на соседний приток, а с него уже пару часов спустя выйдем прямо на гору золота! — Дружный рёв ознаменовал одобрение капитанского плана.

Тишило стал офицером уже много лет назад. И за все эти годы он выработал всего лишь три правила. Первое — не лезь в драку в первых рядах. Второе — если можешь остаться в тылу — оставайся. Третье — если что-то не принесёт денег, не суйся. Следуя первому правилу, когда флот вышел в Хлынов у него случайно порвался парус. За неделю, что его ладили, он отстал от основных сил достаточно, чтобы битва за поселение прошла без него и его людей. Следуя второму правилу, он не стал возражать, когда его в качестве наказания оставили в тылу, лишив возможности грабить Сарай и резать булгар. Следуя третьему правилу, он собирался нарушить первые два и сунуться со своими людьми в дикие земли. Тишило далеко не был трусом, и когда дело доходило до драки, он её не избегал. Но и нападать на дикарей он не шибко то хотел. Еще и россказни этого Седого о бессмертном воине. Но рассказ старика прекрасно вязался с тем, что ему рассказал вонючий алкаш Бегеней, и манил Тишило открывающимися перспективами.

За пару бутылок отвратительного кислого вина дикарь рассказал и показал на карте местности как добраться до вотяксой святой земли, где в скором времени будет проводиться какой-то особенный ритуал. Черный совался куда-то в те же края, а он не пойдёт задарма на риск. Что-то ценное там точно было. Седой говорил о дикарском золоте, Бегеней тоже говорил о великой ценности, но из-за того, что дикарь плохо знал русский язык, а Тишило вотякский не знал и вовсе, он так и не понял, как золото связано с жизнью и воинами. Всё что он понял — это то, что есть какая-то хреновина, она очень ценна, она связана с байками Седого и исцелением, и самое главное, что вотяки столь её берегущие, именно на этом ритуале будут без оружия и без воинов, только жрецы!

В любом случае в его руки может попасть или гора вотякского золота, или чудо средство, которым дикари себе чуть ли не конечности обратно приделывают, если верить старику. Риск определенно того стоил, да и чем он рисковал? Приплыть и не найти храм на указанном месте? Кажется, это то самое дельце после которого открывают лавку в Новгороде и уходят на покой. И это теперь его дельце! Единственное, что плохо, это то, что пока Тишило собирался с мыслями и решался на вылазку, Бегеней уже покинул острог с группой паломников, лучше конечно было бы взять его с собой. Но это уже и не важно — команда собрана, как добраться до святилища известно.

— Грузимся, братья, наше богатство ждёт нас! — Прокричал Тишило и первым ступил на ладью.

Тукташ и Акбай наконец-то дождались этого момента. Многочисленные тренировки со всеми видами оружия. Почти ежедневные ритуалы с Воршудом. Рассказы Агыма о предках и вечных воинах прошлого. Казалось, что всю жизнь их двоих готовили к этому самому дню. И наконец-то Ядыгар дал своё согласие. Они всё еще не знали подробностей ритуала, но хоть какая-то картина уже вырисовывалась.

Помимо их двоих и Агыма с ними пошли еще пятеро жрецов. Всем запретили брать с собой оружие. Только два жертвенных кинжала, которые держал при себе Агым. Их путь лежал на запад. Сначала по большой реке, но потом надо было уйти слегка на север, до соседней речушки. В тех святых землях было разрешено проливать кровь только жертвенных животных. Их не сопровождали воины. У них не было доспехов. Оба юноши всю жизнь, готовящиеся к тому, чтобы стать ожгарчи быронтэм, сейчас чувствовали себя голыми без привычной тяжести металла в руках.

Но если что и занимало умы и Тукташа и Акбая сильнее, чем отсутствие оружия, это то, что с ними было еще две девушки из дальнего поселения. За них уже был выплачен выкуп. Агым запретил разговаривать с ними, и сказал лишь, что после ритуала они станут их огненными жёнами. Хоть это ничего и не объяснило, но многое обещало.

Пеший путь до святых земель начался утром, и закончился уже к следующему вечеру. Ритуал должен был проходить ночью, и каждая ночь была бы посвящена каждому юноше в отдельности. Само собой первым должен был пройти ритуал сын вождя. Его будущую жену Азинлык, отправили к речке для омовения священными водами. Агым в это время готовил необходимые снадобья и смеси трав. Остальные жрецы поддерживали большой костёр. Чем сильнее темнело на улице, тем сильнее казалось, что это солнце спустилось к ним на землю, чтобы присутствовать при становлении Тукташа воином.

Азинлык уже вернулась и в красных одеждах стояла рядом со второй девушкой. Агым протянул сыну вождя чашу и сказал:

— Пей до дна, Тукташ, прими свою судьбу. Затем наклонись над курильней, и мы укроем тканями твою голову. Дыши глубоко и ты почувствуешь, как покидаешь собственное тело. А когда вернёшься из страны духов, ты будешь готов приступить к ритуалу.

Тукташ принял чашу, посмотрел на Акбая, после чего улыбнулся Азинлык. Девушка улыбнулась ему в ответ, там искренне и тепло, что у Тукташа возникло ощущение, что его дух уже готов воспарить к предкам без отваров жреца. В несколько глотков он осушил чашу и наклонился с курящимся травам. Его закрыли тканями и он начал глубоко вдыхать пряно-горький дым, пока не закружилась голова. Чувствуя, что начинает задыхаться, он поднял руку и попытался стянуть ткань. Его сразу освободили. Два Агыма кружились вокруг него и гулко неразборчиво что-то говорили. Вдруг в шеях у Агымов появились стрелы, а из их ртов потекла кровь. Это показалось Тукташу таким нелепым и неуместным, что он засмеялся и упал на спину от смеха. Сквозь темнеющее сознание он чувствовал, как дух выходит из его тела под девичьи крики.

Акбай подхватил падающего отца и аккуратно положил его на землю. Обломил наконечник стрелы, вышедший с другой стороны горла. Агым, булькая кровью, пытался ему что-то сказать, но выходили лишь хрипы. Времени мало. Сын жреца схватился за оперение, выдернул стрелу из горла отца и прижал его руку к ране, чтобы выиграть несколько секунд, приостановить кровь. Выхватив жертвенный кинжал из руки умирающего жреца, он схватил Азинлык за руку. Напуганная девушка даже не сопротивлялась, лишь смотрела на хрипящего жреца на земле. Одно резкое движение и острый жертвенный кинжал прорывает девичье горло, чуть ли не отрывая голову. Италмас — огненная жена Акбая, кричит и бросается с кулаками на убийцу. Сын жреца, наполненный звериной мощью за убийство, толкает её рукой от себя, не рассчитав усилий, отчего она отлетает на несколько метров, врезаясь головой в дерево. Но он уже даже не смотрит и не знает о её смерти.

Упав на колени перед умирающим отцом, юноша прижимает руки к его горлу и закрывает глаза. Секунда. Другая. Ничего не происходит. Слишком поздно — жрец мёртв. Издав крик, наполненный скорбью и болью от утраты, Акбай знает, куда направить гнев. Кто-то послал эту стрелу, и это его будет последняя ошибка в жизни.

Тихон с самого детства отлично владел луком. Еще мальчишкой он часто приносил из лесу подстреленную дичь на радость матери. Юношей, сбежав на службу в новгородское ополчение, он быстро привлёк к себе внимание ушкуйских капитанов на тренировках с луком. Ему даже дали выбирать к кому на ладью пойти, и он выбрал всегда жизнерадостного Тишило с его глуповатыми и порой неуместными речами. Глядя на своего офицера, он мечтал, что и сам станет таким же вольным наёмником на службе у Новгорода. И что потом у него даже будет своя собственная ладья, и он будет набирать себе в команду храбрых воинов.

Его мечты слегка разбились уже после первого дела, когда ему пришлось стрелять в женщину, сбегающую в лес с разграбляемого ими лагеря купцов. Но товарищи быстро объяснили ему, что если бы она ушла, то у них были бы крупные неприятности. И Тихон не убил женщину, он всего лишь спасал свою команду. Они его новая семья, и это самое главное. Молодой лучник чувствовал, что всё равно всё это неправильно, но не смог найти убедительных слов не то чтобы для соплечников, а даже для самого себя.

И вот не прошло и двух зим как Тихон со своей командой готовится к нападению на чью-то святыню. Чью святыню? Да насрать как-то. Капитан сказал, что будет золото, а где золото там горячая жратва, бабы и мёд. Разведчики доложили, что воинов в лагере нет, лишь две бабы, два мальца, да пяток жрецов. Ни оружия, ни доспехов, какая-то дикарская свадьба на опушке леса. И где-то тут должно быть их великое вотякское сокровище.

Тишило решил, что Тихон снимет главного жреца с лука, и это и будет командой для остальных к нападению. Они вдвоём сидели и наблюдали, как жрец протянул чашу одному из женихов, после чего тот наклонился над дымом курильни. Тихон натянул тетиву и прицелился в жреца. Юноша стянул ткань с головы, все, кто был в святилище, смотрели на него.

Тишило прошептал:

— Сейчас, давай.

Стрела вонзилась в шею главного. Юноша, пивший из чаши, упал на спину и засмеялся, а вот второй среагировал мгновенно. Он даже успел подхватить мужчину и аккуратно опустить его на землю. Вот только после этого парень коротким кинжалом буквально вскрыл горло одной из девушек, залив всё вокруг кровью, после чего отшвырнул вторую на несколько метров. Никогда еще Тихон не был так рад тому, что он лучник, а не мечник. Какого хрена там вообще творится? Не хотел бы он приближаться к этому зверю, пусть у него и был в руках лишь кинжал. Он в секунду зарезал девицу, как будто и сам ждал стрелы Тихона как сигнала! Тишило тоже уставился на происходящее, не до конца веря собственным глазам.

Безумец, залитый кровью, уже успел подняться, после того как припал к трупу жреца, и закричал в ночное небо. Ночной вой охрипшего волка, одномоментно потерявшего всю свою стаю, и рядом не стоял со звуком, который смог издать юноша. После чего он встал и посмотрел прямо в глаза Тихону. На расстоянии полёта стрелы Тихон всё равно до дрожи испугался этого взгляда. Короткое движение рукой и ритуальный кинжал насквозь пробил голову лучника, глубоко вонзившись в дерево позади.

Стрела пробила шею главного вотяка. Сигнал! Выскочив из-за деревьев, Милонег побежал по опушке к ближайшему жрецу. Тот даже не смотрел на него. Удар рукояткой сабли в темечко отправил дикаря в глубокий сон. Как-то запоздало раздался девичий крик, ведь после прилёта стрелы Милонег уже успел вырубить ближайшего врага. Он поднял голову в сторону костра, как раз вовремя, чтобы увидеть летящее в его сторону тело и успеть лечь на землю. Девушка в красных одеждах пролетела над его головой, брошенная какой-то невероятной силой.

Вскочив обратно на ноги, Милонег бросился с саблей на окровавленного юношу стоящего у мёртвого жреца, который только что волком выл на луну, а затем метнул куда-то вдаль свой кинжал и уже поворачивался к воину. Со всех сторон уже набегали еще ушкуйники, вырубившие или обездвижившие своих жрецов. Это был приказ Тишило, так как они не увидели в святилище золота, людей следовало не убивать, а, по возможности, лишь обездвиживать, чтобы можно было потом допросить. Незнание языка вотяков, по мнению капитана, вполне бы компенсировал язык стали и крови.

Залитый кровью юноша выглядел так, что как-то совсем уж не хотелось пытаться взять его в плен. Милонег крепче ухватил каплевидный щит и, отведя назад саблю, стал подходить к безумцу. Резким прыжком, как дикий зверь, тот подпрыгнул к воину и вырвал щит из его рук. Милонег потерял равновесие от рывка и упал на грудь, после чего его же щитом-каплей ему с размаха отсекли голову.

"Господи, он вырвал щит прямо из руки и им же отрубил голову как топором! Вот жеж сука какая!" Чуть не обмочив портки от ужаса, Траян пытался незамеченным приблизиться к чудовищному созданию. Юноша, освещаемый лишь костром и спокойно стоящий у главного жреца, в считанные мгновения превратился в чудовище, убивающее всех без разбора. Отрубив голову щитом Миронегу, монстр бросился на следующего пирата и тем же щитом сначала ребром сломал тому ногу, а затем плашмя ударил в лицо, отправив в низкий полёт. Не успело тело упасть, зверь уже схватил оброненную саблю и бросился к следующей жертве. Один за другим он убивал товарищей Траяна. В этой бойне казалось, что скоро уже не будет использоваться оружие, и эта мразь начнёт зубами и когтями рвать нападающих. На секунду потеряв из виду мечущегося от жертвы к жертве убийцу, Траян резко всем нутром ощутил на спине взгляд самой смерти. Воин резко обернулся. Его тело упало на колени. Его голова покатилась в кусты.

— Стоять, мразь! — Тишило изо всех сил старался сделать свой голос уверенным. Чудовище обернулось на него и уставилось с любопытством. Тишило приставил саблю к горлу второго лежащего парня. Безумие какое-то! Нахрена он вообще это сделал! Надо было бежать! Надо было бить в спину! На что он надеется? Что удастся чудище из ада шантажировать смертью какого-то сопляка? Но ему показалось, что этот ритуал был ради него. Он пил из чаши, с ним говорил жрец. Он должен быть важен! Не может Тишило так глупо ошибиться и так нелепо сдохнуть из-за ошибки.

Пять долгих секунд монстр смотрел на саблю направленную в горло юноши. Пять долгих секунд капитан ушкуйников не дышал. Пять долгих секунд никто из оставшихся в живых нападавших не издавал ни звука. Сабля выпала из рук Акбая.

— Вот так, молодец. Хорошо. Я так и думал. — Голос офицера стал крепнуть, кажется, ему очередной раз удалось обмануть смерть. — В цепи его! Быстро!

Кто-то из воинов подбежал к дикарю, но не рискнул надевать на него кандалы и просто бросил в ноги.

— Давай, надевай или мальцу кранты.

Акбай, что-то злобно сказал на низком гортанном языке.

— Нихера на собачьем не понимаю, надевай кандалы быстро или мальцу кранты! — Офицер пантомимой показал как застёгивает кандалы, а потом показал пальцем как перерезает глотку и затем на юношу лежащего у его ног. — Остальных пока вяжите, и этого в отключке тоже. Всех на ушкуй тащим, завтра вернёмся, да золото поищем.

Акбай понял, что от него хотят, как замкнуть кандалы он тоже знал. На проходящих в их землях купеческих ушкуях были рабы гребцы. Застегнул две пары на руках и ногах, сделал короткий шаг назад и махнул головой в сторону Тукташа. Тишило отвёл саблю. Акбай не мог допустить, чтобы последний из ожгарчи погиб. Если бы ему отрубили голову, Воршуд бы его уже не оживил. Сам сын жреца понимал, что уже не жилец. Он убил до ритуала, и не раз. Как только он окажется в темноте Воршуд вероятно перережет ему глотку, также как и он сам перерезал горло бедной Азинлык. Он потерял контроль над собой и заплатит за это жизнью. Времени было совсем мало, он принял решение мгновенно, жизнь незнакомки за жизнь отца, и всё равно он не успел! Единственное, что ему теперь оставалось это попытаться помочь выжившим жрецам и попытаться спасти Тукташа.

К стоящему неподвижно Акбаю стали стаскивать пленых. Двое жрецов были без сознания с кровавыми ссадинами на голове. Остатки силы он решил пустить на исцеление своих людей. Аккуратно, чтоб не привлекать внимание пришлых, он сел на землю и ладонями нащупал голову первого из жрецов. Спустя пару мгновений тот задышал ровнее, веки его задрожали. Затем Акбай перебрался к Тукташу и наложил руки на него. Без результата, но и не удивительно. Сын вождя не был ранен, просто его душа вышла из тела и видимо сейчас общалась с предками. Один за одним к сидящему Акбаю присоединились все четверо выживших жрецов. Один жрец и его отец были убиты нападавшими. Азинлык и Италмас были убиты им самим. С десяток пиратов были убиты им же. Всё это не важно. Главное, что Тукташ жив. А Акбай заплатит.

Тукташ начал слышать вокруг себя какой-то спор на незнакомом гулком языке. Более того он ощущал себя так, будто его несут на плече. Последнее, что он помнил это чаша, горький вкус напитка и дурманящий дым из курильни. Затем было странное видение с двумя жрецами. Стрела! Он видел стрелу! На них напали? Тукташ еле-еле смог разлепить глаза и очень мутным взглядом обвёл происходящее вокруг. Кажется, его несёт Акбай. А незнакомый язык стал обретать формы языка пиратов с запада. Тукташ с трудом прохрипел:

— Акбай, что происходит?

Резкий горловой крик, и все вокруг замерли. Еще пара непонятных слов и Тукташа опустили на землю.

— Тукташ, это я, Акбай, ты меня слышишь? На нас напали и сейчас ведут в плен. Они что-то хотят, но я ничего не пойму, никто не знает язык западников кроме тебя, ты сможешь поговорить с ними?

— Агым же знает. — Еле проворочал языком сын вождя.

— Отец мёртв.

Акбая пинком отогнали от Тукташа, и напротив сел речной пират в явно дорогой и красивой, но сейчас ужасно грязной одежде.

— Меня звать Тишило. Ты меня понимаешь? Кивни если да!

Тукташ кивнул

— Слава богу, хоть кто-то из вас дикарей меня понимает. Наконец-то нахрен! Где золото? Ты слышишь меня? Зо. Ло. То. Где?

Тукташ помотал головой и прошептал:

— Золота нет. — Его шея не смогла держать голову дальше, и он обмяк. После чего его стошнило отваром жреца. Офицер отпрянул:

— Баааааааа, да ты пьян чтоли? Прям в усмерть! Чем вы там занимались вообще? Ээээээй. Вот засранец. Ладно, движемся дальше.

Тишило махнул Акбаю рукой, чтобы он грузил отрубившегося пленника обратно на плечо, и они продолжили путь.

Дойдя до ушкуя, Тишило оглядел своих людей. Вылазка получилась, конечно, весьма сомнительная по успешности. Двенадцать убитых. Золота нет. Шестеро пленных да пара кинжалов из черного железа, вот и весь их улов. Команда его явно не довольна получившимся набегом. Надо дать задушевной речи, как он умеет, иначе утро он может уже и не увидеть.

— Братья! Мы с вами совершили великое дело! — Команда недовольно ворчит. Ясно, что они себя великими не считают. Один щенок раскидал как тряпки половину его отряда и затем еще и сдался сам, надо подсластить столь позорное поражение.

— Мы смогли пленить бессмертного воина! Мы доставим его в Хлынов и получим награду от главы города. И как знать, может даже из Новгорода за ним пришлют людей с епархии. В наших с вами руках сам дьявол! Бес во плоти! А мы не убоялись, не дрогнули, пленили эту мразь и доставим на суд божий!

— А золото? Золото-то где наше? Чого нам благодарность чернорясых? — Недовольный голос из порядком поредевшей толпы, гулом поддержали остальные.

— Так награда же! Нас завалят золотом по возвращению в Хлынов! Ну и более того, парнишка-то пьяный этот, он говорит на людском. Завтра утром мы его допросим, и всё узнаем. Всё будет, братья! Ночь проведём здесь, а как проснёмся — узнаем, где дикари золото заныкали.

Радостных криков он не снискал, но вроде и резать его этой ночью, пока что, не собираются.

— Итак, пленников приковываем к вёслам, завтра они нас и поведут обратно. Чую ветер будет с востоку, домчим быстрее стрелы. Дикарей, значит, ведём на ушкуй и в кандалы. Мразюгу можно одного на два весла. Силищи в нём хватит. Сами на берегу останемся с костром, я даже сам первый отдежурю.

Тукташ снова начал приходить в себя, когда его уже приковывали к веслу на ушкуе. В свете факелов он увидел, как Акбая и еще четверых жрецов также приковали к вёслам. Они вдвоём были ближе к носу ладьи, жрецы же были со стороны кормы. Двое пиратов оценивающе посмотрели на прикованных пленников. Затем взглянули на небо, где густые тяжелые тучи закрыли луну и звезды, обещая дождь на остаток ночи. Пожалев новоявленных рабов, воины из тюков на корме достали выделанные шкуры и бросили им. После чего ушли, оставив лишь один факел на корме. Заморосил лёгкий дождь.

Акбай обернулся к Тукташу.

— Тукташ, у меня мало времени, ты слышишь меня?

— Да, но в голове будто туман, после зелья и дыма. Будто дубиной ударили несколько раз. Где девушки? Где Агым?

— Мертвы. Но это сейчас уже не важно. Ты должен спастись, вот что важно, ты последний из ожгарчи, ты понимаешь?

— Не понимаю. А как же ты? Что ты такое говоришь, Акбай, я не последний!

— Я пытался спасти отца и защищал тебя, в итоге я убил. Поклянись, что сделаешь всё возможное, чтобы вернутся к Ядыгару и пройти ритуал!

Дождь начал усиливаться. Факел зашипел. Пламя задрожало. Тукташ понял, что как только факел потухнет, Воршуд заберёт Акбая.

— Клянусь. Прощай, брат. — Сказал Тукташ и прижал обе руки к сердцу.

Факел потух. Тьма сгустилась. Жрецы запели свои молитвы духам предков. Акбай закрыл глаза, гордо поднял голову и произнёс:

— Великий Воршуд рода моего, прими боль Акбая, сына Агыма, внука Койыка в уплату за дары и силу твои.

Длинный коготь появился из тьмы и разорвал горло юноши, залив всё вокруг кровью. Жрецы в страхе начали громче петь свои молитвы. После смерти Акбая Воршуд не ушёл. Он остался и изучающе посмотрел на Тукташа. Тукташ понял, что их Воршуды всё-таки отличаются. Сложно было объяснить чем. Будто чуть-чуть другие движения и взгляд. Почему-то не задержавшись с Тукташем, дух предков обернул голову к поющим жрецам. Его ноги напружинились, и за один длинный прыжок он оказался между ними. Никогда Агым не рассказывал о том, что Воршуд может не только остаться, но еще и причинить вред кому-то еще. Может быть, именно поэтому их с Акбаем куалы освещались факелами снаружи по ночам. Пение прервал вопль наполненный болью, переходящий в предсмертный визг.

— Да что за дерьмо там у них творится! — Тишило, оставшийся дежурить, как и обещал, не мог разглядеть, что происходит на ладье. Только что там горел факел, и все сидели спокойно. Но как только факел потух, сначала началось пение, а теперь крики такие будто кому-то глаза выдавливают. Тишило за эту ночь уже насмотрелся мракобесия настолько, что теперь ему еще и почудилось, как огромная тень перепрыгнула с носа на корму ладьи. Капитан закричал в сторону ладьи:

— Суки! У вас ведь только что факел потух, и вы уже успели устроить дерьмо какое-то! Вы двое, за мной!

Тишило схватил факел и пошёл в сторону ладьи. Двое только что вернувшихся с ладьи воинов, взяв свои факелы, поспешили за ним. Приближаясь, он не мог отделаться от чувства, что огромная тень уже вернулась на нос ладьи и кружится там, но никак не мог её разглядеть. Какой-то сгусток, будто более темный, чем сама тьма. Что за вздор? Ушкуйник ускорил шаг, факел осветил корпус ушкуя. Вот. Сейчас он увидит, что это за хрень! На долю секунды он увидел, как здоровенная черная зубастая тварь кошкой вьётся вокруг парня, которого опоили на идиотской вотякской свадьбе. Но как только его осветило факелом, чудовище с коротким резким визгом вспыхнуло и опало пеплом. Сам не веря тому, что только увидел, Тишило зашёл на свой ушкуй. Пьяный сидел на своей лавке и качался, закрыв глаза, вокруг него всё еще оседал пепел, сбиваемый каплями дождя. Тварь ничего ему не сделала. А вот его соседу — безумному воину, в одиночку убившему половину его группы, она перерезала горло, почти оторвав голову и залив всё вокруг кровью. Обернувшись и пройдя в стороны кормы, Тишило не сразу понял, куда делись жрецы.

— Вот ж дерьмо! Господи, помилуй, меня грешного.

Вся корма, освещаемая дрожащим под дождём светом факела, была ровным слоем покрыта кровью и частями тел жрецов.

Продолжение следует