Места Сельмы Лагерлеф⁠⁠

В Норвегии я жил у своего дяди, в фильке которая называлась Хэдмарк, это на границе с Швецией, в долине реки Гломы. Местность там была не такая гористая, как на побережье или в центральных районах. От моря эту долину заслоняли высокие горы, потому и климат там был не совсем норвежский – не такой ветренный, зима более суровая, не так часто лил дождь. Мы часто сравнивали погоду в Риге и погоду в той части Норвегии, где мы жили и видели, что погода немного не совпадает с рижской, но вот с Даугавпилсом или Минском совпадение было практически полным. Норвежцы почему-то были уверены в том, что в Латвии нет столько снега, сколько у них, и не так холодно зимой. Хотя Рига была всего на триста км южнее Флисы, того городка, близ которого я тогда жил.

Мой дядя то и дело сравнивал всех норвежцев с персонажами книги Сельмы Лагерлеф «Сага о Йосте Берлинге», которую он прочитал ещё в юности. Я, к своему стыду, эту книгу в юности не прочел, потому прочитал её там, и действительно нашел много совпадений. И тут я понял, что описываемые в книге места совсем недалеко от того места, где мы жили. До границы с Швецией было всего пятьдесят километров. Многие норвежцы и особенно гастарбайтеры и беженцы, в магазин ездили в Швецию, там все было значительно дешевле. А шведы и рады были нанести ущерб экономике соседей и обогатиться за счет этого, потому ставили магазины прямо на границе и в этих магазинах можно было расплачиваться норвежскими кронами, даже цены указывались в двух валютах. В одном месте шведы на границе выстроили целый город, где были одни супермаркеты. Это было в том месте, которое в Швеции было наиболее близким от столицы Норвегии. Мы практиковали сбор тары, но шведскую тару можно было сдать только в Швеции. И вот я иногда на выходных цеплял к велосипеду прицеп, набитый мешками с банками и бутылками, и ехал до ближайшего шведского магазина, чтобы сдать эту тару и купить табака и каких-то продуктов.

Мой дядя тоже захотел по весне заняться туризмом на велосипеде, наслушавшись историй о моих путешествиях. В путешествии он надеялся похудеть, его весьма тяготил лишний вес. К тому же он удивлялся тому, что я ем достаточно много, а вешу всего шестьдесят пять кило при росте в метр восемьдесят. Правда, ел я совсем не то, что он, при езде на велосипеде, сало, к примеру, совсем не пойдет. В общем в начале лета у него было четыре выходных подряд, и он предложил мне отправиться в путешествие по местам Сельмы Лагерлеф. Он уже давно купил дорогой велосипед, очень легкий, но он был не для асфальта, и у него не было щитков от грязи над колесами. Я долго убеждал его их поставить. Потом я объяснял ему, что нужны нормальные сумки, которые не промокают от Ортлейб, но он купил какую-то ерунду по дешевке с матерчатыми креплениями. Коврик-пенка в эту сумку не влезал, и он купил себе матрас Терморест, а заодно и пуховой спальник для лета, легкий и компактный. Но тут изъявил желание поехать с нами и его старший капризный сын, с которым я уже ехал от Стокгольма и испытал на себе все прелести его манеры себя вести и воспринимать трудности. В общем они отправились в путь без нормальных щитков для грязи, у кузена не было нормального спального мешка, у дяди сумок нормального размера, они у него были хорошие, не
промокающие, но слишком маленькие, и основную массу вещей он запихал к сыну в дурацкую сумку.

Выехали мы поздно вечером, и ехали по извилистой дороге, поднимавшейся в невысокие горы. Мы двигались по направлению к Свулрии, эти места называли Финский лес, потому что во время Второй Мировой войны там пряталось много дезертиров из финской армии. Моим родственникам особенно кузену нравилось ездить по ночам, к вечеру он чувствовал прилив энергии и энтузиазма, а утром он до полудня никак не мог проснуться, и вообще не очень хотел жить, и все его раздражало. Я думал перемахнуть через границу и горы до полуночи, но к десяти часам начал моросить дождь, и значительно похолодало, в горах часто случаются перепады температуры. Пришлось останавливаться, чтобы одеться потеплее, и тут ещё нас атаковали комары и мошка, пришлось намазываться репеллентом дождь начал усиливаться, и решили мы заночевать там, заварили специальную туристическую еду, вскипятив воду на газовых конфорках, поболтали и легли спать. Я лег в своей маленькой палатке один, а они в большой вдвоем. Палатка у них была теплая, просторная, типа иглу, но она плохо проветривалась, потому верхний чехол намокал изнутри, и по утрам его надо было долго сушить или вытирать туалетной бумагой, да и весила она три килограмма.

Утро было достаточно солнечным. Я проснулся рано, и принялся завтракать в одиночестве, сложив все свои вещи. Вскоре ко мне присоединился дядя, а кузен вставать, и не собирался, только ворчал, что не выспался на коврике пенке, под которым были камни. От нечего делать я заговорил с дядей о том, где вообще конкретно происходило действие книги Сельмы Лагерлеф, названия были явно изменены, и надо было бы перед отъездом почитать в интернете, о том, где жила сама писательница, и где предположительно находилось это озеро Лёвен, которое тянулось от самой Лапландии и до Карлштадта. Дядя сказал, глядя в карту, что наверняка там буду какие-то дорожные указатели, музеи, памятники, и можно поспрашивать об этом местных жителей. Тогда был одиннадцатый год, мало кто пользовался смартфонами и мобильным интернетом. Мы тогда путешествовали ещё по бумажным картам, которые я снял на цифровой фотоаппарат, и просматривал, увеличивая, и уменьшая, на дисплее, чтобы не таскать с собой тяжелые атласы, иногда пользовался и компасом.

Кузен наконец поднялся где-то в десять. Есть он не хотел, двигаться тоже, дядя на него прикрикнул, и он с несчастным видом принялся есть остывшую еду и складывать палатку. И только тут он заметил, что сумка у него большая, тяжелая и неудобная, а у его отца две маленьких и легких сумочки, которые не промокают и их не надо постоянно поправлять, потому что они съезжают с багажника. Дядя, сказал сыну, что жить надо экономно, а эти сумки, хоть и неудобные, но дешевые, потому надо терпеть. Я предложил им меняться велосипедами время от времени, чтобы никому не было обидно, но мое предложение вызвало у них возмущение. Тронулись в путь мы только к одиннадцати, когда опять начал брызгать дождь. Езда в гору утром у них как-то шла не очень. Мне осталось убеждать их в том, что после любого дождя светит солнце, а после любого подъема будет спуск, и ветер не всегда встречный, бывает, и так, что он толкает путника в спину. Места были живописные, на границе была старинная водяная мельница, везде были озера, с гладкой, словно зеркало поверхностью, порой из-за туч выглядывало солнце, и мне становилось совсем хорошо. Но моих спутников это все не очень радовало. Дядя иногда ускорялся, а потом ему хотелось отдохнуть, покурить, а кузен ругался, когда мы уезжали вперед, говорил, что лучше ехать медленнее, но делать поменьше остановок. В общем слаженности в команде не было, дядя сказал, что с сыном ему ездить тяжело, потому что он вечно всем недоволен, начал вспоминать своего тестя, который тоже вечно ныл, когда бывал трезвый.

Мы ехали по Швеции, но никаких памятников писательнице не было, опрос местных жителей тоже ничего не дал, некоторые, что были постарше, не очень хорошо понимали английский, мы переходили на норвежский, который они в принципе, понимали, потому что скандинавские языки очень похожи, но ничего определенного мы не узнали. Нам только советовали держаться южнее, заехать в город Тушби. Но до туда мы не добрались в тот день, полил сильный дождь к вечеру. У дяди было специальное пончо велосипедиста и непромокаемые чехлы на ноги, а у кузена только клеенчатый плащ, купленный в супермаркете, который его совсем не спас, да ещё из-за отсутствия щитков над колесами их заливало снизу грязной водой с колес. Мне было как-то неловко, быть сухим среди мокрых. То и дело мы сидели на крытых остановках, думая, что дождь скоро закончится, но он только усиливался. Даже меня не радовала мысль о том, чтобы ставить палатку под проливным дождем где-то в лесу. Обе наши палатки были такой конструкции, что надо было сначала ставить ту часть, которая промокала, а потом сверху натягивать на неё непромокаемый чехол. На одной из остановок кузен обнаружил, что в сумках, не смотря на натянутый на них чехол, который вечно сползал и падал на дорогу все мокрое. Правда, был уже вечер, и его это не очень расстраивало, как и то, что его кроссовки насквозь промокли, как и вся его одежда.

И тут на пляже одного из озер, я увидел помещение для переодевания. Это была двухкомнатная будка. Сначала мы решили переночевать в раздевалке для мужчин, но там протекала крыша, в отличии от женской. Кузену повезло в том плане, что я уговорил его засунуть спальный мешок в пакет на всякий случай, потому спал он не в сыром мешке. Мы долго ужинали, радуясь, что в такой ливень мы нашли убежище. Дядя начал говорить, что не так уж и плохо путешествуя на велосипеде ночевать в гостиницах, не надо тащить с собой спальный мешок, матрас, палатку, и стоит ли вообще ездить в дождь. Я сказал ему, что платить за гостиницы не очень экономно, а непогода может застать в тех местах, где нет возможности отсидеться, да и дождь может лить целый день, и пережидать его будет достаточно скучно. И тут он сказал, что не мешало бы путешествуя на велосипеде, привлекать помощника, который бы следовал за велосипедистом на машине с трейлером. А я рассказал ему о том, как ехал одну неделю, и каждый день почти целый день с короткими перерывами меня поливало, и ничего, пончо меня вполне спасало, правда надо было его иногда вытирать с изнанки туалетной бумагой, потому что оно потеет.

Утром нас разбудила возмущенная пожилая женщина, пришедшая с внуком купаться. Она сказала, что из-за того, что мы заняли раздевалку, её внуку пришлось переодеваться в кустах. Дядя начал виновато рассказывать о том, какой был ливень, как мы промокли, что мы ищем места нашей любимой Сельмы Лагерлеф. Женщина сказала, что Морбакка находится на другой дороге, а действие её первого романа не уточнено, многие названия вымышлены. Ехать туда, мы уже не захотели, решили добраться до Тушби, а оттуда поехать обратно в Норвегию. Кузен ныл, что кроссовки его не высохли совсем. Я порекомендовал ему одеть высохшие носки, а поверх натянуть пакеты и потом кроссовки. По идее они должны были высохнуть на солнце во время езды. В Тушби не было ничего особенного, только дядя зашел в магазин и так расщедрился, что купил сыну сандалии «Кин», чтобы если опять пойдет дождь, он мог просто снять носки. Сандалии кузену очень понравились удобством, но они были необычными, и он засомневался в том, можно ли будет в них ходить в техникум.

Езда по горам в тот день для моих спутников совсем не задалась. Они не привыкли при подъеме очень быстро педалировать, забираться в гору с разгона на тягуне у них тоже не получалось. Мне часто приходилось сидеть на обочине и ждать, пока они влезут на гору. Иногда они шли пешком, хотя особенно крутых подъемов не было. Под вечер мы заехали в одну маленькую деревню, где был магазин с сырами всех цветов радуги. Пахло в том магазине не очень приятно, сыры были не очень дешевые, но мы набрали каждого по кусочку, взяли очень слабого пива, примерно два оборота, и за столиком около магазина в лучах заходящего солнца дегустировали ужасно вкусные сыры, которые, если верить продавщице, делали неподалеку в очень малых количествах. Никогда и нигде я таких вкусных сыров не ел.

Доехать до дома тем вечером мы не смогли, кузен как-то рано захотел спать, еще до заката. Мы заночевали на вершине утеса у дороги. Там была ровная площадка с мягкой землей. С дороги нас не видели, зато мы могли наблюдать и за автомобилями, и любоваться живописным видом. Я с дядей долго ещё пил восхитительный шведский чай, которым мы основательно там всегда затаривались, курили, и он рассказывал мне о своей службе в ВДВ, как они тренировались партизанить в Эстонии. Хотя их готовили к высадке в Дании. Они должны были там найти место дислокации ракет и корректировать удары советских ракет. Поселившись в Норвегии, он много раз бывал в Дании, и понял, что прятаться там в лесах они бы не смогли, потому что их там почти нет. Да и их экипировка была просто ужасной – брезентовые палатки, котелки, все это было тяжелым. Даже обуви нормальной не было. Их тренировал офицер, повоевавший в Афганистане, и он смеялся и над системой тренировок, и над пайками, и над обмундированием.

Утром кузен опять не хотел вставать. Я спросил у дяди, что бы он сделал с таким солдатом в армии, когда был сержантом на второй год. И тут он принялся рассказывать о жуткой дедовщине, а его сын рычал из палатки, что в армии он бы всех замочил, если бы ему мешали спать по утрам. До дома оставалось не много, я ещё нашел дорогу, по которой можно было срезать большой кусок. Но не позавтракавший кузен ныл, часто останавливался на отдых и клялся, что ни в какой похож никогда больше не поедет, потому что он не мазохист.

Вот такое получилось очень короткое и не особенно приятное путешествие, без каких-то приключений.