Мемуары моего прадеда. Часть 7. Начало Великой Отечественной войны. Бои под Харьковом. Лето 1942.⁠⁠

Пост не форматный, Прошу отнестись с пониманием.

Часть 1. http://pikabu.ru/story/memuaryi_moego_pradeda_chast_1_detstv...

Часть 6. http://pikabu.ru/story/memuaryi_moego_pradeda_chast_6_gornos...

Продолжение:

Часть 7. Начало Великой Отечественной войны. Бои под Харьковом. Лето 1942.

У меня еще раньше был написан рапорт с просьбой разрешить сдавать предварительные экзамены для поступления в академию связи. Экзамены как раз проводились в Ворошилов-Уссурийске. Я успешно сдал предварительные отборочные экзамены и вскоре выехал в Ленинград.

Мама осталась на ДВК, не будучи уверенной, что я поступлю в академию. Она занималась своим уже многочисленным хозяйством, жила в бывшей моей комнате в ДОСе. А вскоре международная обстановка на ДВК, в частности, на границах с Японией, сложилась так, что все гражданское население было эвакуировано. Мама была эвакуирована в Минусинский район, и мы с ней встретились только после войны.

Прибыв в Ленинград, я остановился в общежитии при Военноэлектротехнической академии связи им. Буденного. Быстро сдали экзамены, и начались занятия. Я включился в учебу старательно, серьез! но, и вскоре мой портрет вместе с портретами других слушателей висел на доске отличников.

Познакомившись со службой офицеров в академии и поговорив со слушателями, прибывшими с разных воинских частей, я сделал вывод, что здесь, в Европе, служить значительно легче. Однако моим радостям скоро пришел конец - началась Великая Отечествен-ная война. Все слушатели стали готовить свои вещи, укладывать чемоданы, считая, что нас сразу же вернут по своим воинским частям. Но учеба продолжалась. Была разработана ускоренная программа обучения, стали учить только тому, что нужно на войне.

Когда начались полеты немецких самолетов над Ленинградом, было организовано боевое дежурство с целью борьбы с зажигалками, пожарами.

В самый напряженный момент боев под Ленинградом была сформирована 11-я отдельная курсантская бригада. Офицерский состав бригады формировался из офицеров - слушателей командного факультета академии, а рядовой состав - из курсантов военных училищ. Во время формирования бригады возле здания бывшего интендантского училища меня впервые контузило: мощный артиллерийский снаряд противника попал в угол Мариинского театра, и взрывной волной меня сильно швырнуло об стену дома, и я несколько дней ничего не слышал. Бригаду перебросили с заданием в район Пулковских высот, там мы и получили первое боевое крещение, там потеряли ряд своих товарищей.

В этих ожесточенных боях большую роль сыграли корабли Балтийского Краснознаменного флота. Визуально было видно, как корабли то одним, то другим бортом изрыгали мощные снаряды по рвущемуся в город врагу. Мне особенно запомнился момент, когда уже под вечер слегка накрапывал дождь, пьяные офицеры с засученными рукавами гимнастерок нахально наступали, ведя огонь из автоматов. Наши войска еле сдерживали этот натиск. Вдруг я услышал сзади мощный гул моторов. Вижу приближающиеся наши танки КВ. На переднем танке стоял генерал в авиационных петлицах и громко требовал освободить дорогу. Некоторые танки имели на бортах пробоины, а на лобовой броне много вмятин, видно, танки только что вышли с ремонта (ремонтировалась только ходовая часть и вооружение, и сразу же бросались в бой).

Танки смяли несколько повозок, мешавших продвижение, и устремились на противника, ведя огонь из пушек и пулеметов.

Стало темнеть. Немцы были остановлены, все их атаки захлебнулись. А в эту ночь непрерывным потоком перебрасывались через город войска с северо-западного направления.

Вскоре фронт стабилизировался, а мы, оставшиеся в живых слушатели академии, были отозваны с фронта для продолжения учебы.

За период четырехмесячного отсутствия резко ухудшилось питание в академии. На обед получали небольшой кусочек хлеба и какую- то темную болтанку. Все только и мечтали досыта поесть. Появились дезертиры, которые убегали на фронт в свою часть, где прилично кормят.

Как-то в перерыве между занятиями преподаватель тактики Козлов шепнул нам: "Скажите вашим ребятам, чтобы не убегали, скоро академия эвакуируется!". И в самом деле, вскоре мы получили указание готовить санки для перехода через Ладогу. Каждый слушатель должен перевезти определенное количество литературы, учебников и другого имущества.

Затем поступило новое решение - перебазировать академию самолетами "Дуглас". С нами провели подробный инструктаж, затем приехали на аэродром, замаскировались в рощице и, как только приземлились самолеты, мы за десять минут разгрузили продовольствие для ленинградцев, погрузили академическое имущество и попрыгали в самолеты сами. Моторы во время разгрузки и погрузки не выключались, ожидая каждую минуту очередного налета немцев; затем поднялись в воздух и полетели над Ладогой в сопровождении нескольких истребителей.

Вдруг мы услышали трескотню пулеметов, все бросились к иллюминаторам и увидели "Мессеров". Было сбито два наших самолета (один - с преподавательским составом). Я видел, как сбитый самолет падал в озеро: сначала на льду образовалось черное пятно, а затем быстро все затянуло льдом и снегом, как будто ничего не произошло.

Как только самолеты приземлились за Ладогой, мы выгрузили имущество и только начали загружать самолеты мясом и другими продуктами, горы которых были навалены вокруг аэродрома, как налетели немецкие самолеты, в воздух полетели мерзлые туши мяса и ящики с другими продуктами. "Дугласы", даже не успев закрыть двери, быстро поднялись в воздух и полетели на Ленинград.

Нам сразу же выдали по целой буханке хлеба на человека, строго предупредив, чтобы мы съели только по кусочку. Потом накормили супом из потрохов. Вкус этого супа помню до сих пор.

На следующий день на железнодорожную станцию подогнали эшелон, мы погрузились и поехали к месту новой дислокации. Наконец была подана команда выгружаться. Итак, мы оказались в Томске. Разместились в здании какого-то учебного заведения и сразу же приступили, вернее, продолжили занятия.

В скором времени меня и ряд других служителей после занятий вызывают на совещание, где нам объявили, что формируются двадцать пять отдельных тяжелых танковых бригад, в которые надо направить начальников связи. Нас двадцать пять человек, в основном отличников, командование академии и отобрало. Дали три дня на расчет и сборы. Приказали прибыть в Москву к начальнику войск связи, где и получить назначение. Мы распрощались с друзьями и после официальных торжественных проводов выехали в Москву. Каждый ив нас получил справку о том, что после окончания Великой Отечественной войны нам разрешается продолжить учебу в Академии связи.

В Москве начальник войск связи поставил каждому из нас задачу, побеседовал и вручил предписание. Я был назначен начальником связи в 158-ю отдельную тяжелую танковую бригаду КВ, которая формировалась в городе Буй.

Прибыв в Буй, я представился командиру бригады подполковнику Егорову, начальнику штаба майору Никитину и познакомился с другими офицерами бригады. Бригада уже заканчивала формировку. Я получил имущество связи, укомплектовал взвод связи личным составом и успел накоротке провести несколько занятий со связистами. Бригада быстро погрузилась в эшелоны и была перебазирована под Харьков, где происходили ожесточенные бои. Это было лето 1942 года. Прибыв в указанный район, бригада окопалась, заняла оборону. Из аппарелей виднелись только башни танков и орудия. Впереди нашей бригады занимал оборону стрелковый полк.

В ближайшие же дни в расположение бригады прибыли командующий Тимошенко, член Военного Совета Хрущев и несколько офицеров штаба, провели разведку боем, танков у противника обнаружено не было. Наутро было намечено наступление силами нашей бригады, стрелкового полка и кавалерийской дивизии. Мне как начальнику связи были даны радиоданные для вызова в случае необходимости нашей авиации прикрытия. Все тщательно готовились к утреннему наступлению. Я, помню, прилег отдохнуть очень поздно. Часа в три ночи меня разбудили и доложили, что пехота бежит. У меня сразу не укладывалось в голове - мы утром наступаем, и вдруг бежит наша пехота? Я выскочил из землянки и вижу, справа по ржаному полю бегут бойцы с противотанковыми ружьями на плечах. Я бросился к ним, пытаясь остановить и выяснить причину оставления позиций. Бойцы с круглыми от страха глазами мне поспешно ответили: "Товарищ командир, впереди танки противника, видимо-невидимо!" И бросились бежать.

Командир бригады подполковник Егоров срочно собрал командный состав и строго предупредил: "Умрем, но позицию не сдадим! Если кто сбежит, вот этим маузером сам лично расстреляю. Вы меня знаете, из-под земли найду. Подпустим танки противника поближе. Без моего первого выстрела огонь не открывать!" И скомандовал: "По местам!"

Мне приказал вызвать по радио наши самолеты. Я побежал к своим связистам, оставил самых необходимых, а остальным приказал ехать в тыл и там нас ждать, а сам стал вызывать нашу авиацию, но бесполезно.

Егоров был смелым боевым командиром, его и уважали и побаивались. Он всегда носил за поясом маузер, а в голенище сапога - кинжал с портретом жены, вделанным в рукоятку.

Как же развивались события? В направлении нашей бригады двигалось до трехсот немецких танков. Все поле до горизонта было покрыто танками. Впереди идущие, ведя огонь, приближались все ближе и ближе, замедляя ход, так как четко видели башни и орудия наших танков, а сзади идущие приблизились к передним. Образовалась перед нашими позициями бронированная стена из немецких танков. Видно, немцы недоумевали, почему русские не стреляют. Наши танкисты также были напряжены до предела, ожидая первый выстрел командира бригады. И, наконец, Егоров открывает огонь. Ближайший немецкий танк вспыхивает факелом, за ним открывают огонь все наши танки. Перед фронтом бригады сплошная стена горящих немецких танков. По танкам противника вели огонь и противотанковая и зенитная батареи бригады.

Мы сначала потерь не несли, т.к. все наши танки были зарыты в землю, из которой торчали только башни и орудия, а лобовая бронь тяжелых танков КВ, как правило, была недоступна для танковых орудий противника.

Что же предпринимают немцы? Они отводят свои танки на значительное расстояние, вызывают свою авиацию, и над нами повисают до пятидесяти самолетов, которые сразу же подавили нашу зенитную и противотанковые батареи и затем, пикируя на каждый наш танк, выводили их из строя один за другим. Бросали полутонные бомбы, от взрыва которых отрывало башни у танков. Воронки от взрывов авиабомб были такими, что в них мог поместиться воз с сеном. Одна группа самолетов не уходила, пока не появлялась другая, свежая группа. Часть танков противника начали обходить наши позиции на нашем левом фланге. Об этом сообщил телефонист, находящийся впереди на хорошо замаскированном наблюдательном пункте. Интересно, что закопанный в землю телефонный кабель ни разу не порвался, несмотря на море огня.

Бригада продержалась на позициях четыре часа. Было уничтожено до восьмидесяти танков противника. Только танковый взвод Димы Шолохова, замаскированные во ржи и кустарнике на нашем правом фланге, уничтожил до двадцати немецких танков. Сам Дима в скором времени был представлен к званию Героя Советского Союза.

Если бы у нас была авиация, прикрывающая нас с воздуха, немцев мы бы не пропустили.

В ходе боя был вызван в главный штаб командир бригады. Пожилой начальник штаба майор Никитин сбежал, не выдержал этого ада. Из штабных и начальников служб остались: начальник разведки - лейтенант Капустин, начальник химической службы здоровенный сибиряк Апарин и я - начальник связи.

Бой затихал. Мы видели, как два наших танка начали отходить в тыл. Перебежками от воронки к воронке мы приблизились к дороге. Вдруг увидели, как на машине по дороге подъезжает помощник начальника штаба нашей бригады - Аркадий Михайлович Смелов. Он возвращался от соседей слева. Смелов нам скомандовал: "Садитесь скорей в машину!” Я только закинул ногу, пытаясь сесть в машину, но в это время вблизи разорвался снаряд, и осколком ранило Аркадия Михайловича в спину. На гимнастерке сразу появилось кровавое пятно. Я сказал его шоферу Ивану Анищенко: "Гони быстрей в ближайший госпиталь, а мы доберемся пешком". Примерно в трех километрах за нашими позициями, на высоте, занимала оборону еще одна танковая часть. Немецкие танки даже не приблизились к ним, выстроились вдоль ровными рядами. Опять начала "работать" немецкая авиация и артиллерия.

Я на этой позиции чудом уцелел, спасла разорвавшаяся в воздухе шрапнель, и плоский осколок плашмя ударил меня сбоку в колено.

Я моментально свалился на землю. В это самое время разорвался рядом снаряд, и осколки со свистом пролетели над моей головой. Если бы не осколок шрапнели - здесь бы и закончилась моя служба.

Продвигаясь по дороге, мы встретили командира бригады, от него узнали, что получено задание собрать остатки танковых подразделений, противотанковые орудия на автотяге и другое вооружение с наших разбитых частей, сформировать подвижную огневую группу и, ведя подвижную оборону, задерживать темпы продвижения немцев, дать возможность отойти нашим войскам и вывезти технику. И вот быстро был сколочен такой отряд, куда вошли танки, противотанковые орудия, зенитки, группы солдат с противотанковыми ружьями, посаженные на автотранспорт, а также инженерные подразделения с запасом мин и другими средствами.

Какова была тактика действия отряда?

Мы занимали выгодную позицию на основном маршруте движения немецких танковых колонн и подразделений мотопехоты, окалывались и маскировались. Как только приближались немецкие танки, отряд открывал сильный противотанковый огонь, наносил противнику потери и заставлял его развертываться, обходить нас слева и справа. Немцы в лоб, как правило, не атаковали. Затем мы быстро свертывались и под прикрытием огня наших танков отрывались от противника, подбирали и по возможности оборудовали новые рубежи обороны.

На одном из рубежей командир бригады послал меня задержать двигающуюся невдалеке группу бойцов с ПГР на плечах и направить их в наш отряд. Я побежал к ним наперерез, но услышал позади себя сильный шум моторов. Я оглянулся и увидел, как наш отряд, быстро свернувшись, на больших скоростях умчался по дороге, видно, неожиданно нагрянули немцы. Я, пригнувшись, бросился бежать за отрядом левее дороги. Не помню, сколько времени я бежал, но по дороге двигались немецкие танки, уже обгоняли меня. Маскируясь, я наблюдал за танками, и вдруг увидел наш танк КВ, подумал еще, что немцы использовали наш танк. Однако этот танк понемногу отделяется от боевых порядков немцев влево и периодически подозрительно высовывается из открытого люка человек. Я побежал параллельно танку, не решаясь приблизиться, но в это время я увидел, как танкист рукой машет, мол, беги ко мне. Я подбегаю и сначала не узнал своего спасителя, т.к. у него было черное от пота и копоти лицо, только белели белки глаз. Это был Дима Шолохов - командир танкового взвода. Я вскочил на ходу на танк и нырнул в открытый люк. Механик увеличил скорость.

Немцы по дороге повернули вправо, а Шолохов повел свой танк левее через кустарник. Так мы оторвались от немецких танков.

Вскоре мы встретили начальника разведки бригады Капустина, он ехал на машине с шофером Иваном Анищенко. Я пересел к нему, поблагодарив Диму за спасение. Он мне коротко рассказал, как своевременно он не смог оторваться от немцев и решил пристроиться к их боевым порядкам, а при удобном случае уйти. Он очень хотел сохранить свой танк и вывезти его на очередную переформировку. Но, как я позже узнал, это ему не удалось. Застряв в болоте, он вынужден был его сжечь.

Мы продолжали движение на машине Ивана Анищенко, рассчитывая встретить людей из бригады. Помню, как у нас кончилось горючее, как в противогазах вычерпывали остатки горючего из совхозных цистерн и чуть не потеряли сознание от скопившихся в цистерне газов. На берегу безымянной речушки мы увидели много наших тяжелых орудий, брошенных, очевидно, из-за отсутствия горючего или тягачей. Жаль было их оставлять немцам, но мы ничего не могли сделать.

Наконец мы подъехали к излучине какой-то реки, сплошь заросшей густыми деревьями и кустарником. В этой излучине скопилось очень много бойцов, командиров и различной боевой техники.

Не знаю, как получилось, что немецкие танки проехали по дороге вблизи этой позиции и не заметили скопления остатков наших войск и боевой техники.

Офицеры по собственной инициативе собрались на совещание и решили ночами строить переправу через реку, чтобы переправить личный состав, легкие танки, машины и другую технику. Выставив наблюдателей за противником, под руководством саперов за одну ночь была построена переправа и на следующий день начали переправляться на другой берег.

Мы с Капустиным, переправившись через реку на машине, двигались по плохой лесной дороге. Машина поломалась, пошли пешком. Вдруг видим, сидит в лесу на пригорке командир бригады и далее - часть личного состава бригады. Нас он встретил очень недружелюбно, считая, что мы были в окружении. А лица, вышедшие из окружения, должны были подвергаться специальной проверке специальных органов. Мы с Капустиным доложили, что ни в каком окружении не были, что отсюда недалеко в излучине реки мы в составе большой группы наших войск строили переправу и т.д. Но комиссар отнесся к нам с недоверием, и только узнав, что с нами был солдат - шофер Анищенко, он вызвал его, допросил и только после подтверждения правильности наших слов успокоился и оставил нас в покое. Выходит, что беспартийному солдату комиссар верил, а офицерам-коммунистам веры не было! Мы после узнали, что до нас полковой комиссар строго допрашивал и стыдил уполномоченного особого отдела бригады, который, боясь попасть в плен, зарыл в землю обмундирование, а документы вынуть забыл.

Ночью немцы, как правило, не воевали. Остатки нашей группы продолжали отступать. Расположились на высоте, с которой далеко просматривалась дорога и участок местности, откуда ожидался противник. Мы хорошо окопались и даже немного отдохнули.

Рано утром мы услышали сильный шум моторов и увидели, как примерно в двух километрах подходили колонны мотопехоты немцов. Пехота спешивалась, а машины отъезжали в сторону и выстраивались ровными рядами. Затем подходили новые колонны, и все повторялось, как на учениях! Вдруг сзади мы услышали шум моторов. Из леса, расположенного за нами метрах в восьмистах, быстро мчались странные машины с поднятыми рельсами и подвешенными к ним снарядами.

Это были наши знаменитые "катюши", целый дивизион. Они быстро развернулись и произвели залп по скоплению немцев. Это было красивое и радостное зрелище: с сильным звуком и дымом вылетали снаряды, затем наступала кратковременная тишина, и мы увидели ужасную картину: снаряды накрыли всю площадь расположения немцев. Горела земля, горели люди и техника. Даже было видно, как трупы немецких солдат высоко подлетали над землей и огнем...

Однако при залпе "катюш" столько выделялось дыма, что явно демаскировало наше месторасположение. "Катюши" сразу же после залпа быстро ринулись обратно в лес, и группа появившихся немецких самолетов обстреляла наши позиции и бомбила лес, куда ушли "катюши". После этого залпа немцы несколько дней не наступали, видимо, понесли большие потери.

Как мы добрались до реки Дон, не помню. Но помню, что у нас оставался один танк. Еще до нашего прихода через работающую переправу переправились работники политотдела, часть связистов, сапер и др. А в нашей группе, подошедшей уже под вечер, кроме командира бригады, были: начальник разведки, начальник химслужбы, я и экипаж единственного танка. Я протянул к танку телефонный провод, подключил аппараты. Егоров приказал экипажу танка вести огонь, не допускать немцев на высокий правый берег. Это было очень важно, т.к. на правом берегу реки Дона скопилось очень много людей, которым надо было время, чтобы переправиться.

Обстановка была очень тяжелая. Немецкая авиация еще днем разрушила мост. Наше командование для переправы войск пригнало самоходный паром, который к нашему приходу уже горел - наполовину затопленный посредине Дона.

Боеприпасы в танке кончились. Егоров приказал снять пулемет, установить над танком и, ведя огонь короткими очередями, не допускать немцев к Дону. Продержались до вечера. Стало темнеть. Егоров приказал танкистам вывести танк из строя, а экипажу и всем нам - вниз, к Дону. Расположились под скалой. Осмотрев побережье, Егоров приказал Апарину раздеться, вплавь переправиться на другой берег, найти лодку и вернуться к нам.

По всему берегу лежали трупы наших бойцов и командиров.

Много живых металось по берегу, не находя переправы. Уже стемнело. Немцы вышли на высокий правый берег и сразу стали сверху поливать разрывными пулями, боясь спуститься вниз к воде.

На фоне зарева от горящего самоходного парома левый берег казался близким. Бойцы раздевались и бросались вплавь, но, уставшие, обессиленные, не все доплывали. По всей реке раздавались крики о помощи. Многие тонули.

Мы ждали Апарина. И вот, наконец, увидели лодку и в ней в полный рост, в нижнем белье - Апарин. Первым рейсом нам не удалось оседлать лодку: бойцы вплавь добирались до лодки, забирались в нее, едва не утопили. Кто-то кричал, что у него секретные документы, у другого миллионы казенных денег... Егоров приказал Апарину перевезти бойцов и вернуться за нами. С горем пополам нам удалось забраться в лодку на второй рейс и, боясь шевельнуться, чтобы не потопить перегруженную лодку, мы доплыли до левого берега Дона. На левом берегу тоже ужасная картина - сплошь трупы раздетых людей. Видно, после переправы усталые бойцы ложились отдохнуть, перевести дух и попадали под бомбежку...

Мы вышли на дорогу и направились к ближайшему населенному пункту. Но вблизи населенного пункта нас остановил офицерский заградительный отряд. Угрожая пистолетами, нас заставляли вернуться на правый берег Дона, мол, есть приказ удерживать во что бы то ни стало плацдарм на правом берегу. Мы пытались объяснить обстановку, но бесполезно, слушать даже не хотели. Тогда Егоров сам командует: "За мной!" И возвращаемся к Дону, зная абсурдность и нелепость требований заградительного отряда.

Пройдя с полкилометра, Егоров поворачивает налево и, обходя далеко заградительный отряд, все мы приходим в один из населенных пунктов. Занимаем дом. Егоров пишет донесение и отправляет в старший штаб, который располагался в соседнем населениям пункте.

Через три-четыре дня к нам прибывают маршевые танковые роты Т-34, ночью подгоняют понтонные переправы, катера, и мы вновь на правом берегу Дона, успешно гоним противника. Километров пятнадцать. Доходим до знаменитой "лощины смерти". Много было таких лощин, но эта запомнилась особо, т.к. мы в напряженных жестоких боях потеряли очень много танков сожженными, а, следовательно, было много обожженных танкистов. Ночью все оставшиеся в живых, в том числе и работники штаба, были разбиты на команды по два человека с плащ-накидкой. Ночью ползком подползали к каждому сожженному танку, осторожно переваливали обожженные тела на плащ- накидку и, подтягивая ее, постепенно ползли в расположение штаба бригады. Здесь раненым и обожженным оказывалась медицинская помощь, после чего их эвакуировали в тыл. На обожженные тела страшно было смотреть, и можно себе представить, какую мучительную боль испытывают они.