Когда твоя мама - психопатка. Ч4⁠⁠

Часть 1.

Часть 2.

Часть 3.

Главное ощущение всех тех лет - поглощающее одиночество. Вокруг было столько людей, но они все были будто в параллельной реальности. Той, в которой их ждут дома. В которой можно завалиться после школы на диван и расслабленно посмотреть телек. В которой можно так крепко спать, что не слышишь будильника. Я не испытывала зависти, потому что слишком глубоко угнездилась внутри мысль «ты все это заслужила». Но я ощущала пропасть между собой и всеми вокруг.

Уже во взрослые годы я призналась друзьям тех лет, насколько иной и неуместной себя ощущала. Они смотрели на меня большими глазами и не понимали, почему. Я так и не смогла объяснить - тогда. «Лишняя на этом празднике жизни» - когда-то мне очень понравилась эта услышанная фраза. Это и правда максимально остро ощущалось на тусовках и дискотеках. Я не понимала, как можно беззаботно веселиться.

Моей реальностью были натянутые до предела нервы, бессонница и ненависть к зеркалам - они отражали загнанного зверя. Слабого и маленького. Отвратительного. Голос матери проел мне кожу и пробрался внутрь головы: «Ты ничтожество, все ненавидят тебя, ты тупая и никчемная. Тебе не место в этом мире». Даже когда ее не было рядом, он продолжал звучать внутри меня. И он был очень убедителен.

Мне до сих удивительно, как при таких вводных мне удалось ни разу не столкнуться с травлей среди ровесников. Больше того, у меня как-то получилось влиться как в компанию «ботаников», так и местных «крутых». Обе стороны считали меня немного странной, но это не вызывало негатива. Возможно, сыграло роль и то, что уже тогда я начала помогать всем, до кого дотягивались руки. Греть, заботиться и бороться вместе с ними с их бедами. Моя эмпатия наконец играла в плюс - им не приходилось объяснять мне, что они чувствуют. Я ощущала их эмоции лучше собственных. Это отвлекало от разъедающей меня ненависти к себе и чувства вины.

А мать продолжала встраивать в мою психику все новые и новые рычаги контроля. Одним из них стало чувство долга. Непомерного, неоплатного долга. За ее тяжелые роды. За смелое решение не согласиться на аборт. За то, что она тащит этот тяжелый крест в лице меня. За то, что я сломала ей жизнь. За всю ее боль и тотальное недовольство жизнью. За то, что ради меня она остается со сволочью-отцом. Список был бесконечным. Это редко звучало напрямую, но было в каждом слове и движении - я ей задолжала. И этот долг не оплатить никогда и ничем, но надо стараться это сделать, стараться каждый день. Закончится этот долг моей смертью, ведь жизнь дала мне именно она.

Я медленно превращалась в аскета. Ведь я не могла что-то брать от мира с таким непомерным долгом, увеличивая его еще больше. Порции пищи и сна уменьшались. Вес, и так весьма средний, медленно падал. Чтобы отдавать качественно, я ныряла с головой в перфекционизм. Все, что я делала - должно было быть идеальным. Радости и отдых - к черту, они не для меня. Мне нужно пахать на отдачу долга. Ей и миру в целом. Только так мир меня сможет хотя бы терпеть. О принятии я и не мечтала.

Подмена ролей случилась очень рано и совершенно незаметно. Уже не она была мой матерью, а я - ее. Она приходила ко мне плакаться каждый день с очередной хренью, раздутой до размеров слона. Она пыталась через меня отжать квартиру у родственников отца. Заставив меня выучить речь, она привезла меня к ним и сказала «Говорить будет Liyko». И я говорила. Хорошо, что родственники оказались не идиотами. Но мне потом крепко влетело за то, что была недостаточно убедительна.

Она перевесила на меня ответственность за алкоголизм отца, ввязала меня в бесконечную борьбу с ним. И когда у отца случился гипертонический криз с давлением за 200 после перепоя, врача в ночи искала тоже я. Когда на даче заискрила проводка и едва не случился пожар, отключать всю электрику в сухой деревянный дом пошла я. Я еще не достигла подросткового возраста, когда в целом ответственность за все в нашей семье кроме заработка - упала на меня. И это было логичным - ведь это было способом хотя бы на пару процентов покрыть мой долг к ней.

Одиночество, пахота, снова одиночество. Одним из моих талантов было держать лицо. Никто ничего не подозревал из моих ровесников. Я вела обычную жизнь подростка. Гаражи, деревья, подъезды, первые отношения. В бессонные ночи я продолжала маниакально читать книжки или оттачивать разные навыки, но некоторые вечера еще были моими. Вопреки тому, что требовал «внутренний голос», взывая к радикальному аскетизму.

В 15, когда мать сильно увлеклась поиском любовника, я начала ездить автостопом. Отключала телефон, ловила первого встречного стопера мужского пола - и в дорогу. Инстинкт самосохранения отсутствовал напрочь. Но мне повезло. За два года поездок ни одного несчастного случая. Материнский гипер-контроль периодами начал сменяться полным пофигизмом, и я пользовалась этим сполна. Каждая поездка была глотком воздуха в бесконечной борьбе и пахоте.

Продолжение следует.