История одной любви. Обратный отсчет: 5…⁠⁠

(Кваздапил, продолжение):

– Пусть сбудется все, о чем мечтаешь!

Мы звонко чокнулись. Звук вышел не хрустальный, все же не вино внутри, но душевного задора в нем хватило.

– Прекрасный тост. – Хадя отпила немного. – Только опасный. Сбываться должны не мечты, а планы.

Я успел набить рот вкусностями, говорить пришлось с осторожностью:

– Разве это не одно и то же?

Хадя промолчала, а лобик собрался печальными морщинками. За каждую такую морщинку хотелось убить виновника, а за все вместе – взорвать неправильную Вселенную, что допустила такое. Это лицо должно улыбаться. Всегда. Отныне это станет моей мечтой. И моим планом. У меня эти понятия не расходятся.

– Мечты обязаны становиться планами и осуществляться, – выдал я итог размышлений.

Темная головка с грустью склонилась набок:

– А если мечты несбыточны?

– Невозможное – возможно, оно либо трудно, либо долго, либо то и другое. Но возможно. Любая сказка при желании становится былью. Ну, при большом желании.

– Кстати о сказках. – Хадя поднялась, и мне тоже пришлось вылезти из-за стола, хотя глаза и желудок требовали продолжения банкета. – Ты еще не объелся до полного нестояния? Хорошо, потому что я предлагаю погружение в одну из них. Сказка, готовая стать былью, ждет тебя в комнате. Теперь можешь войти.

Тянувшаяся с момента прихода интрига отсчитывала последние секунды. Что может быть желаннее сюрприза от близкого человека? Я уже взялся за дверную ручку, но замер. Хадя не шла за мной.

– Иди. – Указующая рука странно дрогнула.

Что-то было не то. Черные глаза потускнели, как осеннее небо, вечная искорка погасла. Я остался на месте.

– А ты?

– Это сказка для тебя.

– Не понял. Ты зайдешь позже?

Хадя уже напрямую подтолкнула меня:

– Ну иди же.

Не тут-то было. Проще заставить кота принести тапочки. Я чувствовал настроение именинницы, радости в нем не наблюдалось.

– Там точно сказка?

– Вроде того.

– Для меня? День рождения – у тебя. Хочу праздновать его вместе с тобой.

– Лучший подарок – знать, что ты счастлив, это сделает счастливой меня. Всё, иди.

Вытолкав меня, разрывавшегося в сомнениях, Хадя закрылась на кухне. Я с осторожностью, словно там может быть заминировано, отворил дверь в комнату.

Зашторенные окна создавали эротический сумрак, над кроватью нависала пластиковая пальма, которую я притащил для изображения юга. На тумбочке высилось вино, оставшееся с того же случая. Рядом предусмотрительно поблескивали два бокала. А весь центр кровати занимала лежавшая девушка, украшенная… скорее – сервированная как в «Мужских радостях», то есть вместо одежды – разные вкусности, налипшие дольками, горками и кружочками.

– Долго же ты добирался, – нежно проворковала она.

Для высечки из мозга хоть единой мысли требовался отбойный молоток. То, что видели глаза – невозможно.

– Удивлен? Пока приходишь в себя – перекуси.

Женщины часто делают фруктовые маски, но то для лица, а здесь кусочки фруктов и шоколадные потеки покрывали всю поверхность обнаженного тела. Я сразу узнал это тело. И этот голос. И прятавшееся в полутьме лицо, частично тоже прикрытое сладостями.

Я, наконец, созрел для вопроса.

– Тебя пригласила… хм, Надя?

Легенда продолжала действовать, и как подруга Машеньки, Даша должна была знать именно эту версию.

Даша кивнула, отчего со лба и щек едва не слетели сердечки из клубники:

– Уважаю ее, не каждая на такое способна. Чтоб сделать такой подарок, нужно очень любить. Завидую страшно. Ты ешь, не стесняйся, это все для тебя.

Рука потянулась как загипнотизированная, но я заставил ее вернуться. Повисло тягостное молчание.

Стоять столбом было глупо и невежливо по отношению к уставшему от ожидания «столику». А по отношению к Хаде? И я остался торчать огромным сталагнатом, натекшим между дверью и кроватью из остатков слез. Это плакала душа. «Нужно очень любить». Как бы не так. В моем понимании ситуация кричала о «Нужно срочно отвязаться», иначе – зачем?! Тем не менее, я не тронулся с места. Любая палка о двух концах, и «Нужно очень любить» оставалось верным по отношению к другому концу – высокому, грузному, тупо взирающему на призывно раскинувшийся подарок.

– Сегодня праздник не у меня.

– А твою девушку женщины не интересуют, – с нескромным задором объявила Даша. – Ее интересуешь ты. Тебя интересую я. Все сошлось идеально.

– Говоришь, я интересую ее? Будь это так, ты никогда не появилась бы в этой комнате.

– Ой, какой дурак. Представляешь, как надо любить, чтоб пригласить для своего парня другую? Я, например, не представляю. Это из каких-то высших сфер, мне так высоко забираться не приходилось, да и не хочется, потом падать больно. Твоя девушка сказала, что хочет сделать тебе необычный подарок. А я с радостью, ты мне еще при знакомстве понравился. Это же такое приключение, которое потом на пенсии можно вспоминать и с соседками по скамеечке обсасывать! – Даша усмехнулась, затем лицо сосредоточилось – Хватит слов. Ешь, и перейдем к самому вкусному. До сих пор не могу успокоиться, в ушах как музыка звучит: «Прощайте, мужские радости, буду скучать по вам и мечтать увидеть снова – в другое время и в другой компании, чтоб задать трепку, которой они заслуживают…»

– Ты неправильно поняла. Рядом присутствовала посторонняя, как еще было сообщить, какую трепку задам сестренке, выбравшей побыть «мужской радостью»? Отсюда про увидеть снова в другое время и в другой компании.

– Неправда. – Даша все же напряглась. – Твои прощальные движение и взгляд говорили о другом. Вот об этом.

Словно холодец подали во время качки – Дашины прелести заколыхались, глаза превратились в исследовательские телескопы, изучающие мою реакцию.

– Даша, сколько тебе лет?

– Девушкам подобные вопросы не задают. Родители не говорили, что для нас такое оскорбительно?

– Восемнадцать есть?

– Вот ты о чем. А разве не видно?

Лежавшая спинка вытянулась еще сильнее, плечи раздались до упора, вмявшись в постель, и в глаза нахально уперлись свидетельства взрослости.

– Ты не ответила.

– Меня еще никогда не обижали причислением к малолеткам. – Дашины губки надулись.

– Быть и выглядеть – вещи разные. В сети я бы тебя лайкнул невзирая на возраст. Кстати, почему тебя там нет?

Даша улыбнулась: если спрашиваю, значит, искал. Ответ же вышел неубедительным:

– Реальная жизнь мне интересней.

– А если честно? Одно другому не мешает, иногда даже способствует. Значит, имеется другая причина.

– Не хочу, чтоб мои фото и координаты легко нашли посторонние.

– Это связано с работой в клубе? – предположил я.

– Не только.

Машенька свою страницу имеет, а Наташа, еще одна их общая подруга – нет, хотя у Мурада вроде бы не работает. Или чего-то не знаю?

Стукнуло еще одной версией:

– В этом замешан Данила?

Давно пора выбрать время и поговорить с дворовым негодяем. Поговорить предельно жестко. Но так, чтоб Машенька не пострадала.

Даша посмурнела.

– Не хочу об этом. Давай сменим тему.

– Хорошо. – Следующий вопрос уже висел наготове. – Кто ты по гороскопу?

– Рыба. А про тебя все знаю, Машка рассказала. С точки зрения звезд, мы идеальная пара.

– А по году ты кто, какая зверюга?

Рот собеседницы уже открылся для ответа, но зубки клацнули, глазки сузились:

– Тоже мне, умник нашелся. Все еще пытаешься выудить год рождения? А я-то думаю: серьезный парень, и вдруг в гороскопы верит. Что-то ты ничего ешь. – Передо мной снова взыграл волнами чувственный холодец. – Бери же, ну? Витамины и калории скоро тебе ой как пригодятся, это в клубе работников нельзя было задевать физически, а мы уже не в клубе. Мы, позволь еще раз тебя процитировать, «в другое время и в другой компании».Здесь для тебя приготовлена целая программа с водными и прочими спальными процедурами, так что не теряй время. Это только начало слизано с событий в клубе, но ведь тебе понравилось?

– Даша, а где ты учишься?

– Не люблю рассказывать о себе. Подожди, ты снова о том же? Следующий вопрос будет – на каком курсе? Не переводи разговор на постороннее, мы в кои-то веки вдвоем, все к нашим услугам, тебе осталось сделать последний шаг. Давай, на счет три: раз, два…

Она зажмурилась.

– Даша, – перебил я. – Между нами ничего не будет, даже вот этих игр с поеданием с голого тела, не говоря о большем. Игры остались в прошлом. Тебе нужно встать и одеться.

Даша удивленно моргнула.

– Ты не хочешь меня?

Настоящий ответ был длинным, требовал пространных объяснений на тему совести, физиологии и морали, и я ограничился простеньким мотанием головы из стороны в сторону: «Нет».

Девичье лицо омрачилось.

– Можно узнать, почему? Не хочешь связываться, потому что мне может не быть восемнадцати?

– Тоже резонный довод, но дело в другом. У меня есть девушка.

– Не понимаю, чем этот факт поможет тебе в данной ситуации. Если устал, разве откажешься посидеть в кресле только потому, что у тебя где-то есть своя табуретка? Или, допустим, захотелось позвонить, и тебе протягивают новый супер-пупер-смартфон – ты откажешься, сказав, что потерпишь до дома, где есть привычный стационарный?

Табуретка. Старый телефон. Хадя. Какая связь? Наоборот, она – лучшее в мире кресло, к которому мечтаешь вернуться, какие бы диваны не встретились на пути. И самый лучший телефон – тоже она, потому что не содержит ошибок прошлых моделей.

– Не будем играть словами, слова всегда врут. Любой адвокат за минуту словами превратит дерьмо в шоколадку. Не уверен, что желающим попробовать понравится эта шоколадка.

– Хочешь сказать…

– Речь ни в коем случае не о тебе, я о другом: есть люди, которые говорят, и есть, которые делают. – Мои ноги сделали шаг вперед. – Предпочитаю второе.

– Я тоже. Поэтому я здесь.

– Тогда вношу поправку: не просто делают, а думают, что делают. Точнее – перед тем, как сделать.

Под Дашей лежала клеенка – перестраховка для сохранности хозяйского белья. Я склонился, ладонь поочередно сгребла на клеенку фруктики с ее рук.

– Дальше сама. – Я направился к двери. – Затем в душ, и до свидания. Твой приход сюда – плохая идея. Прости, что ненароком обнадежил, это вышло случайно, потому что ты неправильно поняла. Мое сердце занято, и варианты по впихиванию туда еще кого-то не обсуждаются. Привет Машеньке.

Войдя на кухню, я убито опустился на стул. Сзади хлопнула дверь ванной.

– Я взяла на себя смелость… – Хадя сидела в углу, слова давались ей с трудом. – Прости, но я позвонила по номеру Машиной подружки, которой ты нравился. Я хотела сделать тебе приятное. Она с радостью согласилась помочь с сюрпризом для тебя. Она и предложила эту идею, которая мне казалась чересчур дерзкой. Она сама все подготовила, от меня требовалось только привести тебя.

«Она». Хадя даже не могла назвать Дашу по имени. «Она», и этим все сказано.

– Хадя, я ценю порыв, понимаю, как было трудно решиться, но не нужно было этого делать.

– Ты мужчина, тебе нужны женщины.

– Я мужчина, мне не нужны женщины, мне нужна женщина. – Повисла небольшая пауза. Хадя собиралась что-то возразить или добавить, и я заставил себя выдавить продолжение. – И она у меня есть. Других не надо. Вопрос закрыт.

Скулы на девичьем лице дрогнули.

– У тебя нет женщины. Я не могу быть твоей женщиной. Поэтому пригласила твою подружку. Для сохранения нашей легенды сказала ей, что традиции запрещают до свадьбы то, что нужно мужчине, а мужчины всегда остаются мужчинами, даже если ходят в статусе чьих-то парней.

Щеки вспыхнули, когда дошло, как далеко могло зайти наше рандеву с Дашей.

– Даша – подруга сестры, а если расскажет? Сейчас Машенька думает, что у нас уже…

– Пусть думает. Думать полезно.

«Каждый думает в меру своей распущенности», гласит расхожая мудрость. И я не стал продолжать.

Дверь из ванной распахнулась, в нашу сторону прошлепали босые ноги. Хадя резко опустила взор.

– Не так я представляла себе этот вечер, ну да ладно. – Даша остановилась в проеме, встряхивание темной гривы рассыпало влажные волосы по плечам. Одежду девушка держала в руках. – Кажется, вы стоите друг друга. Надя, ты хорошая и чересчур правильная, мужчинам с такими скучно, и не представляю, почему Саня за тебя так держится. – Не прерывая речи, Даша принялась одеваться. – Наверное, потому что к себе не подпускаешь, и он намечтал себе чего-то нереального. Но то, что ты в курсе проблемы и смогла пригласить меня – это выше всех похвал и вообще выше моего разумения. Если ты смогла это, то в этой жизни сможешь все. А ты, Саня, когда припрёт, пожалеешь, что однажды сделал не тот выбор. Сотри мой номер, а если где пересечемся, на взаимность не рассчитывай. Время ушло. Игры, как ты сказал , закончились. В общем, ребята, совет да любовь. Когда вновь решите развлечься, найдите другую дурочку. Пока.

– Надо проводить. – Хадя указала мне на Дашу, проследовавшую в прихожую.

– Не надо, – откликнулась та. – Наслаждайтесь друг другом, сейчас здесь третий лишний.

Через миг громкий хлопок возвестил, что мы остались одни.

– Прости, – сказал я, – что порчу тебе праздник.

– Ничего, мне даже приятно. – Хадя улыбнулась, ее смущенный взгляд на миг подпрыгнул до моего лица. – Не всегда то, на что рассчитываешь, лучше того, что случается.

Да, обычно наоборот. Захотелось ответить чем-то душевным, от всего сердца, но тут мой телефон булькнул сообщением.

– Может, она что-то забыла? – Хадя обернулась на дверь.

– Это не от Даши.

Глаза пробежали короткий текст, пришедший от Люськи: «Условие выполнила. Мы в расчете. Следуй указаниям».

Не успел задуматься, каким же указаниям, как они пришли – сообщениями с неизвестного номера.

«Ты где?» – гласило первое.

Голова поплыла: отвечу правду – выдам нахождение Хади тому, от кого она бежала. Не отвечу – потеряю единственную возможность выйти на убийцу. Второе, конечно, лучше. Но не для мужчины, принявшего решение. Я поклялся отомстить за Гаруна и сделаю это. Дело чести. И совести.

А еще от этого зависит будущее.

Через два дома находится книжный магазин. Я мог прийти в него за какой-то особой книгой – это если спросят, как я оказался в такой дали. Если быстро собраться, добегу.

Пальцы набрали:

«Я в "Книгочее"»

Взгляд поднялся на Хадю. Она прочитала мое состояние, как открытую книгу, и чувствовалось, что в головке под тугой косой все не так спокойно, как снаружи.

– Произошло что-то важное, не буду мешать.

Она хотела выйти, но я рукой остановил. В этот момент пришел ответ, точнее – вопрос:

«Когда будешь дома?»

«Вечером, – быстро настучал я. – Но могу подъехать сейчас».

«Через час у подъезда. Тебя заберут. Только без глупостей. Что бы ни говорила Т, встреча будет потому, что ты кунак Гаруна, жил на Кавказе и имеешь, что сказать».

Мне дали час. Добраться успею быстрее, есть немного времени подумать. Чтоб думалось лучше, мне пришлось уйти в комнату. Хадя заботливо прикрыла за мной дверь.

Что взять с собой на встречу? Телефон – кладезь информации, там все контакты, включая новый номер Хади, пусть он и зарегистрирован на меня. Если это выяснится – могут возникнуть вопросы. А если позвонят? Чужому она вряд ли ответит, но если с моего номера донесется стон вместо голоса – очень даже. Или если от моего имени придет сообщение вроде такого: «Случилось ужасное, срочно приезжай». Женское сердце не выдержит.

Подтерев в нем лишнее, я написал заявление, где перечислил все известные факты, в запечатанный конверт легла и запись разговора с Теплицыной – телефон в кармане сработал в режиме диктофона, но собеседнице об этом знать не полагалось. Это одновременно страховка для меня и улика против Гасана, если в моем отношении будет предпринято что-то непредусмотренное.

Когда я обувался в прихожей, придумывая, как объяснить Хаде, почему продолжаю портить праздник, она привычно гремела чем-то на кухне. Даже там она почувствовала мою взвинченность.

– Кваздик, что ты задумал? – Из двери выглянула темная головка, лицо побледнело. – Ты идешь делать что-то неправильное.

– Наоборот, правильное.

Я посмотрел на вышедшую ко мне Хадю в упор. Она поняла.

– Гасан?

– Да. – Я вздохнул. – Если не вернусь до вечера, иди с этим в полицию.

– Не надо! – Протянутый конверт полетел в сторону, огромные глаза затуманились, в уголках блеснуло. – Ты не должен, это не твоя война!

– Ошибаешься. Очень даже моя.

Казалось, еще секунда, и девушка бросится мне на шею. Я не выдержал, ноги сами сделали шаг навстречу. Как в день, когда в квартиру пришла полиция, и казалось, что всему конец, мы оказались в столь же тесном объятии. Руки не хотели выпускать прильнувшее тельце, оно не хотело высвобождаться. Уходить расхотелось. Я забыл, куда шел. И зачем. Все исчезло, кроме здесь и сейчас.

– Ты мне как брат, понимаешь? – услышали мои уши. – Ты даже больше, чем брат.

Ответно хотелось выплеснуть сдерживаемое, но ладонь той, что тоже больше, чем сестра, причем намного больше, запечатала рот. Снова мне запретили сказать о главном. Но разве слова – главное? Сплетенные тела говорили больше.

– Если ты не вернешься, я никогда себя не прощу. Сначала Гарун с Мадиной, теперь ты… Не уходи!

– Я вернусь. Ты будешь ждать?

– Я уже жду! У меня же никого не осталось… Все, кого любила… Теперь и ты… Зачем тогда жить дальше?

Мое лицо склонилось, и губы нашли друг друга.

Взрыв! Нет, нечто большее. Полное единение на фоне разлетающихся осколков сознания. Так люди сходят с ума, так рождаются и умирают звезды.

Как ни хотелось, это не могло продолжаться вечно. Звездный полет прервался, Хадя высвободилась.

– Иди, – сказала она, отворачиваясь. Голос стал жестким и отстраненным. – Не слушай меня. Ты мужчина, поступай, как считаешь нужным. Мое дело ждать, и я буду ждать. Иди.

Глава 4

По телефону следовали команды:

– Сядь на скамейку у подъезда. Под ней прикреплена тканевая полоса, нащупал? Как только рядом никого не будет, завяжи глаза.

Едва повязка скрыла мир, рядом скрипнули тормоза.

– Кваздапил? Документ есть?

– Мне сказали «Без глупостей», поэтому нет.

– Дерзкий, да? Откуда знаешь Люську Теплицу?

– Учимся вместе. Могу перечислить всех сокурсников и преподавателей. В моем телефоне есть их контакты.

На этом опознание личности завершилось. Кто-то обшарил фигуру и карманы на предмет сюрпризов, телефон перешел в чужие руки, а меня препроводили внутрь низкой легковушки.

– Резких движений не надо, мы нервные.

Последовало несколько слов на своем языке, сказанных, видимо, водителю. Дальше везли, а затем вели меня молча, много кружили. Наконец, введенный внутрь некоего помещения, я почувствовал под собой кресло.

– Можешь снять повязку.

В кресле напротив сидел Гасан – более бородатый, чем в день убийства, худой, напряженный. Глаза жгли, кулаки сжимались. Нас разделял большой цветастый ковер, по бокам от меня стояли два парня, плотные цветастые шторы закрыты. Мы находились в стареньком частном доме, на это намекали кривые стены и труба вентиляции, проходившая в углу низкого беленого потолка.

– Мне передали, что ты друг Гаруна. Сейчас наши роды враждуют, и твой визит некстати.

Я боялся, что Гасан запомнил меня как водителя Хади, который увез ее в неизвестность. Но в том виде, как сейчас, узнать меня почти невозможно. Так и произошло, он разговаривал со мной как с посторонним, которого видел впервые:

– Говори, с чем пришел, и уходи. Чаю, извини, не предложу.

Понимаю. Обычай. Никаких совместных трапез с врагом.

Долго репетированная речь вдруг вылетела из головы. Вместо хлестких многозначительных реплик, которые ведут к определенным выводам, вышло нечто серое и скучное:

– Гарун разозлился на Мадину за пошедшие о ней слухи, но дело обошлось пощечиной. Я был с ними, когда это произошло. Хадя их помирила.

В ответ – тишина. Гасан ждал продолжения.

– Я знаю, что Гаруна убил ты. – Вместо разрыва бомбы вышел пшик, сильное заявление, на которое так рассчитывал, булькнуло, как фекалия в унитаз, и, пройдя незамеченным, было смыто последующим. – Ты хотел отомстить за брата, которого убил родственник Гаруна за ложь о сестре.

На это Гасан соизволил ответить:

– Султан не врал. Шамиль его убил за слова, которые посчитал неправдой, но Султан отвечал за слова.

– Это тоже со слов Султана?

– Тебе нужны доказательства, что Султан был прав и пострадал ни за что? Хорошо. Слышал про заведение Мурада?

Я поперхнулся.

– Приходилось. Закрытый клуб со спортивно-эротическим уклоном.

– Гарун просветил? Уже за это его следовало убить. Но мы о другом. Мадина постоянно просила Султана сводить ее туда. При живом брате такой поход являлся самоубийством, и никому потом не докажешь, что желание не его. Если вы дружили, ты должен знать. Мадина если чего-то хотела – добивалась. Она добилась своего другим путем – устроилась нештатной сотрудницей в обслуживающий персонал. Там все скрываются под масками, узнать вроде бы невозможно, и кроме нее, Султана и хозяина заведения секрета не знал никто. Но имеются свидетели, которые ее видели и узнали. Если у человека шило в одном месте, это шило в мешке не утаишь.

– Как же ее узнали, если все под масками?

– Как не узнать ту, которая ходит к твоему брату, когда думает, что никто не видит?

– Значит, свидетель – ты?

Гасан не стал отвечать на очевидное.

– Мадина обесчестила себя, и Султан в разговоре с Шамилем отвечал за слова. Прав он был или нет, выдавая тайну – другой вопрос, мы теперь никогда не узнаем, как и о чем они говорили, и почему пришлось рассказать о Мадине, но честность Султана вне подозрений.

– Султан что-то сказал. Ты кого-то видел – то в темноте, то в маске. И это называется доказательствами?

Глаза Гасана сузились.

– Осталась видеозапись.

Я не поверил:

– Клуб делает записи, а посторонние знают о них и даже могут получить доступ?!

– Клуб не при чем.

Не сразу мозги допетрили до иного варианта. Меня передернуло:

– Султан дошел до того, чтоб снимать развлечения с сестрой друга?!

– Если б Гарун увидел запись, он перестал бы называть ее сестрой. Еще вопросы есть?

– Да. Это же ты стрелял в Гаруна и убил Мадину?

Ответом были гробовая тишина и кромсающие взгляды.

– Я видел тебя выходившим из дома Гаруна в день убийства, – объявил я. – Могу подтвердить перед всеми.

И снова: бульк, пшшш, и словно ничего не было. Распрямив широкие накачанные плечи, Гасан пожал ими:

– Это уже не важно. Думаешь, почему попал ко мне с такими предосторожностями?

Почему-то не задавался таким вопросом.

– Меня уже ищут, твоя информация запоздала. – Гасан усмехнулся. – Хотел произвести впечатление? Произвел. Печально узнавать, что оставил свидетеля. Но ты молодец, прийти ко мне, не зная этого – смелый поступок. Скорее всего, ты как-то перестраховался. И все равно. Когда все утрясется, с удовольствием выпью с тобой чаю. Тебя проводят.

Меня везли обратно, а в голове стучало: все напрасно. Что я сделал? Ничего. И в таких условиях не мог ничего сделать. Второй вопрос: что я узнал? Ничего нового. Все и так думали на Гасана, никто не верил в Хадю-убийцу.

Частный дом с низкими потолками – единственная полезная информация. Кстати, важная. Имея только ее, я могу найти Гасана, дело лишь во времени. Можно обойти весь частный сектор под видом контролера газовой службы или замены каких-то очередных счетчиков газа-воды-воздуха-электричества. Да хоть проверки состояния вай-фая. Город не настолько большой, чтоб не обнаружить дом с вечно закрытыми цветастыми шторами. Это дело нескольких дней, а при везении – минут. Затем просто следить за ним, убедившись, что проживают товарищи с Кавказа. И тогда можно переходить ко второй фазе, о которой пока не имею ни малейшего понятия. Но дело сдвинулось с мертвой точки. Я посмотрел врагу в глаза. Он видел мои. Убийца друга должен умереть, и я постепенно свыкался с этой мыслью. Теперь мечта должна стать планом, а тот – действием. Хватит ли пороху в пороховницах? Скоро узнаем.

Хадя не встретила меня в дверях. Одетая в мою рубашку она лежала ничком на постели, ладони закрывали лицо, заметные сквозь пальцы отечные припухлости говорили, сколько ей пришлось выплакать.

– Я вернулся.

– Я рада.

Она продолжала лежать лицом вниз, голос едва доносился – глухой и рваный. Из-под рубахи торчали голые ноги, и впервые девушке было все равно. Захотелось погладить нежные пяточки, даже поцеловать. Ну и мысли. Ахтунг, алярм! Всколыхнувшуюся волну я подавил в зародыше, рука медленно погладила девушку по голове.

Меня не одернули.

– Я нашел Гасана.

– Я рада.

Не похоже. Что-то в ней, конечно, приняло эту информацию в нужном ключе, в котором требовали принять обычаи. Хадя должна была обрадоваться – и необходимое случаю произнесено. Но ее душа, мысли и чаяния в сказанном отсутствовали.

Я знал, что делать этого нельзя, и все равно присел под бок немому отчаянию, и ладонь вторично прошлась по затылку цвета трагедии, где трагедия была настоящей – до слез, до внутреннего слома, до желания уничтожить всех, кто в ней повинен. Последнее было исключительно моим чувством. И очень сильным.

– Глупая. – В прозвучавшем голосе не было жизни. Слова неслись из бесконечного далека, из настоящего ада, где все это время находилась Хадя. – Жалела себя, что потеряла брата и сестру, это казалось концом жизни. Сегодня я могла потерять все. Не могу так больше. Нет сил.

– Я тоже.

Огромное напряжение создало невыносимый электрический ток, он превратил человеческую руду, претворявшуюся стальной, в магниты, их потянуло друг к другу. Тела обрели собственную волю. Руки – свободу. Рубашка была просто сорвана, некогда искать никому не нужные пуговки. Каждый миг стоил жизни. Реальность обратилась в цветные пятна, пляшущие в голове, готовой взорваться. Мои руки и губы творили такое, что девушке в страшном сне не приснилось бы. И вдруг…

Родинка. Надо же, в каком месте. Ни один мужчина больше никогда не увидит ее, даю слово. Теперь это моя родинка.

Чувственное взаимоуничтожение продолжилось. В какой-то немыслимый момент раздалось:

– Кваздик, не надо!

Не надо?! Надо! Именно это и именно сейчас. Потому что жизнь дает лишь один шанс. Вчера было рано, завтра будет поздно, как говорил один ломатель истории.

– Не надо… – молил странный шепот, пока закрытые глаза с болью жмурились, а кулаки бездумно мяли покрывало.

– Хадя, милая, я люблю тебя…

– Не надо…

– Люблю…

(продолжение следует, до финала осталось три поста)